Брест и сегодня обладает очень развитыми коммуникационными возможностями по пяти направлениям: на Берлин, Гданьск, Львов, Москву, Краков и мощными погранпереходами. Дальнейшее же развитие транспортных потоков через этот города создают еще более благоприятные условия для его быстрого экономического роста. Тем более, что именно в Брестской области расположены, вероятно, наибольшие в Беларуси миграционные ресурсы для пополнения городов деревенскими жителями. Сельское население Брестской области является одной из наиболее подвижных групп населения, ибо: в ряде районов здесь остро заметна аграрная перенаселенность (регион Пинска) и высокая скрытая безработица в деревне, деревня относительно молодая, часть области оказалась в зоне радиационного загрязнения, над областью витает угроза заболачивания. В конечном счете, если исходить из обычной практики, когда в развитой европейской стране в деревне проживает 3-12 процентов населения, то надо признать, что любой экономический рост в Беларуси сам по себе вызовет миграцию из деревни (прежде всего западно-белорусской деревни) свыше половины сегодняшней численности ее населения. В Западной Беларуси, напомним, в деревне проживает около половины жителей и еще около 20 процентов - в городках с численностью населения до 100 тысяч человек. Надо также учитывать, что схожие факторы, подстегивающие миграцию в города имеются и в прилегающих районах Украины, но своего городского центра, способного соперничать по степени притяжения к себе деревенской молодежи близ белорусской границы на Украине нет.
Рост Бреста запрограммирован благоприятными геополитическими предпосылками, сложившимися в этом регионе. Но в системе межрегиональных отношений в Беларуси рост Бреста влечет за собою сложную внутреннюю перестановку сил и чреват межрегиональными осложнениями:
1. Рост Бреста подстегивается сегодня не за счет восточно-белорусских промышленных областей, как это предполагалось незадолго до начала политики перестройки, а - за счет новых факторов. За счет европейской интеграции прежде всего. То есть имевшаяся ранее в Беларуси внутренняя региональная консолидация вокруг восточно-белорусского промышленного очага ростом Бреста размывается. Формируются предпосылки для возникновения феномена белорусского Львова - альтернативного Минску проевропейского по геополитической ориентации регионального центра. Однако подобная геополитическая ориентация вовсе необязательно будет сопровождаться прозападной идеологической и культурной ориентацией местного населения и региональной элиты.
2. Система трансъевропейских коммуникаций стимулирует в Беларуси не только рост Бреста, но и создание относительно благоприятного экономического климата именно в тех регионах, через которые эти коммуникации пройдут. В частности, в Минске, в Витебской области и в районе Молодечно, который превращается в город-дублер Вильнюса, в ворота Беларуси к портам Клайпеды и Калининграда. Тем самым европейская интеграция ломает существовавшую во времена СССР внутрирегиональную структуру. Вместо сочетания индустриального Востока и аграрного Запада в Беларуси в качестве ведущей формируется своего рода ось из региональных элит Брестской, Минской и Витебской областей. Тем самым формируется потенциальная напряженность между интересами чернобыльских элит и элит “оси”. Превращение именно западно-белорусского Бреста в своего рода аналог Гомелю времен существования СССР, перетягивание именно в западную Беларусь жизнеспособных элементов промышленности и экономики вообще может дополнительно осложнить взаимодействие остающихся восточно-белорусских элит чернобыльского региона со всей западной Беларусью и Минском. Тем более, что этот процесс разворачивается на фоне общего упадка промышленности на Востоке изменения демографического соотношения культурных групп белорусов. Мы видим эту перманентную напряженность, например, в виде борьбы вокруг создания в Бресте перспективной свободной экономической зоны.
3. Рост именно Бреста осложняет перспективы католического и, особенно, польского движения в западной Беларуси, так как именно в Брестской области расположен базовый массив православных общин в Беларуси, а местное население сохранило традиционно настороженное отношение к польской идеологии и к католицизму. Католическое меньшинство в Брестской области весьма незначительно и не обладает внутренним потенциалом к миссионерскому распространению за пределы уже сложившихся общин. Кроме того, в случае роста Бреста произойдет усиление уже сегодня влиятельных в этом регионе протестантов за счет переселения в город множества их молодых единоверцев из полесских деревень. На второй план устойчиво отходят католические регионы и особенно Гродно. Могут усилиться противоречия между этими двумя областями Западной Беларуси. Брест вполне реально может превратиться в центр антикатолических сил в масштабе всего государства, а антикатолицизм в разных формах может превратиться в одну из идеологических доминант местной элиты.
4. Наконец, рост именно Бреста может не стыковаться с интересами национально-ориентированной части белорусского общества, так как этот город может вырасти за счет небелорусскоязычной части белорусов. К тому же в массе православных по вероисповеданию и живущих за счет удачного расположения города на транзитному пути с Запада в Россию. Местная элита не может быть проводником последовательно антироссийской идеологии и политической ориентации. Уже потому выросший по своему значению Брест вряд ли станет центром национально-ориентированной идеологии, а вот затмить собою в этом плане Гродно - сможет вполне. Брест по сравнению с другими городами Беларуси слабо включен в национально-ориентированную историческую схему и маловероятно, чтобы ориентированное на виленскую традицию белорусское национальное движение смогло бы адекватно интегрировать феномен этого города в свое миропонимание. В зависимости от влияния католически ориентированных сил в Минске может развиваться культурная ориентация брестской элиты. В случае недостаточного внимания к Бресту со стороны национально ориентированных сил в столице, в этом регионе могут получить развитие как промосковские тенденции, так и местные сепаратистские идеологии украинского или местного (ятвяжского, как было в конце 80-х годов) типа. Хотя, вероятнее всего, местная элита останется опорой той власти, которая будет подавлять национально-ориентированные силы, не предлагая взамен некоей четко выраженной и самодостаточной идеологии.
3.2. Трансформационные процессы в странах СНГ, развитие интеграции и совершенствование региональной специализации экономики Беларуси
В нынешней Восточной Европе есть только два исключения из общего унылого правила - бывшая ГДР и Беларусь. Только эти страны не изведали фронтальной деиндустриализации, и пошли в развитии оригинальным путем.
Белорусский феномен заслуживает более подробного рассмотрения, так как на сегодня Беларусь - это единственная страна региона, которая сохранила крупное производство. К тому же именно Беларусь менее всего изучена политологами.
В основе белорусского пути - специфичное советское наследие, доставшееся нашей стране в условиях устойчивого положения в дореформенный период. И главное - огромное для небольшой страны количество крупных промышленных предприятий.
Если бы Беларусь пошла по стандартному восточноевропейскому пути реформирования - результат был бы не таким, как у всех. Беларусь вряд ли пережила бы шоковую терапию. Ведь здесь была несопоставимо выше концентрация производства и доля крупной экспортной промышленности, чем у соседей. Перед распадом СССР из Беларуси вывозилось около 80% всей производившейся промышленной продукции. Такой доли экспортной промышленности не было ни в одной стране Восточной Европы, и только маленькая Армянская ССР могла сравниться с Беларусью по этому показателю среди бывших союзных республик СССР.
Более того, белорусская экспортная промышленность была высококонцентрированной. В основном промышленные гиганты расположены в восточной части Беларуси - в Минске, в областных центрах и некоторых крупных городах - Новополоцке, Полоцке, Мозыре, Жодино, Жлобине и некоторых других.
Если бы в Беларуси в течение года-двух остановились крупные заводы, как это произошло в Польше, Болгарии, странах Балтии, Украине - социально-политические последствия были бы совершенно иными. На улице оказалось бы практически все население крупных городов. Программы малой приватизации не смогли бы за короткое время адсорбировать столь громадные массы населения.
Для обеспечения социально-политической стабильности в таких условиях потребовалась бы грандиозная внешняя поддержка, сопоставимая по масштабам с поддержкой, оказанной со стороны западной Германии территориям бывшей ГДР.
Отсюда главное отличие экономической политикиБеларуси от соседей - здесь невозможны рыночные реформы стандартного образца. Реформирование Беларуси заключается в адаптации к условиям рынка крупных промышленных предприятий. Все экономические пространства вокруг Беларуси - рыночные. Белорусские заводы в основном работают вне Беларуси на внешних рынках. Значит, сохранение крупного промышленного производства и означает проведение рыночных реформ.
В Беларуси оказались невозможны любые попытки смены политической элиты путем "декоммунизации", "национального возрождения" и т.п., как у соседей, так как здесь не происходила скрытая социальная революция в ходе деиндустриализации. В Беларуси был и есть экономический кризис, но этот кризис не влечет за собою потери целых отраслей производства и изменения структуры экономики. А, значит, здесь нет и предпосылок для смены правящей элиты. Потому, кстати, те ценности, которые консолидируют белорусское общество - к примеру, ностальгия по СССР - не могут быть близки соседним народам. Ведь у соседей культивируется иное.