По поводу всего прошедшего и последующего вспоминается фраза, прочтенная когда-то в «Пиквикском клубе»: Ну теперь все в порядке, – как сказал король, отрубив головы членам парламента!
По какой бы причине ни умерли сначала дед, а потом и отец Адольфа Гитлера, но теперь он совершенно спокойно, без помех, советов, указаний и приказаний с чьей-либо стороны, мог готовиться к завершению операции по извлечению сокровищ Иоганна Непомука.
Начинать же ему нужно было с другого.
Где и как должен был хранить свои нелегальные накопления сам Алоиз Гитлер?
Возможных вариантов два: в личной сейфовской ячейке в банке или в тайнике в собственном доме. Оба варианта имеют плюсы и минусы. Деньги в банке недоступны ни для кого другого и гарантированно застрахованы от кражи или пропажи (если банк не обанкротится, риск чего был в те времена не велик – при грамотном выборе конкретного банка), чего не скажешь о тайнике в доме, в принципе доступном для воров.
С другой стороны, вышедшему на пенсию чиновнику уже не пристало слишком часто появляться в банке для проворачивания каких-то тайных махинаций, неподконтрольных служащим банка, – это могло вызвать нежелательные кривотолки; тайник же в доме гарантировал от таких побочных неприятностей и всегда находился под рукой, а не только тогда, когда банк был открыт для посетителей.
Оптимальным, очевидно, было бы и то, и другое: крупные суммы изредка извлекать из банковского сейфа (или класть их туда – но это относилось еще ко времени до выхода Алоиза на пенсию), а суммы помельче извлекать из той части, что запрятывалась в собственном доме.
С 1895 года собственные дома постоянно были в распоряжении Алоиза (дом в Вёрнхарстсе, существовавший с 1888 года, был не в счет, т.к. находился на отлете), за исключением паузы с июля 1897 по ноябрь 1898, когда, как упоминалось, семейство жило на съемных квартирах. Зато потом дом в Леондинге пребывал в полном распоряжении Алоиза. Разумеется, этот специалист по тайникам должен был оборудовать и подходящие для себя – особенно с учетом ожидания того, что он заполучит сокровища Иоганна Непомука, которые также предстояло разместить частично здесь же, а частично в банке. Оборудование тайников, очевидно, и произошло в период между ноябрем 1898 и февралем 1899 – между приобретением дома и переездом в него всего семейства.
Адольф, уже втянувшийся в операцию выслеживания шпитальского клада, должен был бы рано или поздно об этом догадаться. Кто знает, не было ли это еще одним мотивом обострения отношений с отцом: тот мог обнаружить, что сын приглядывает за ним – с целью установить местонахождение его собственного, Алоиза, тайного хранилища. Больно уж двусмысленно выглядит зафиксированное Фестом наблюдение: «вполне правдоподобна /.../ описанная Гитлером атмосфера продолжительной напряженности, причиной которой было частью несходство темпераментов, а частью и решение отца осуществить давно лелеемую /.../ мечту /.../ уйти на пенсию, чтобы, освободившись наконец от груза служебных обязанностей, отдаться безделью и удовлетворению собственных наклонностей. Для сына такая перемена означала самое непосредственное ограничение свободы в доме – вдруг он повсюду стал натыкаться на крупную фигуру отца, постоянно требовавшего уважения и дисциплины и воплощавшего свою гордость за достигнутое и претензии на безоговорочное послушание, так что именно в этом, а не в конкретных разногласиях по поводу выбора профессии и скрывались, по всей вероятности, причины конфликта»[645].
Когда Адольф перестал повсюду натыкаться на крупную фигуру уже умершего отца, то получил возможность быстро и решительно разобраться с созданными отцом тайниками, проявив для этого все свое искусство и умение, воспитанные тем же отцом.
Понятно, что ключ от банковского сейфа, равно как и вполне легальный банковский счет Алоиза, должна была унаследовать его жена Клара. Позднее это создало запутанную финансовую ситуацию: никто по сей день не может разобраться в том, сколько же реально денег унаследовали ее дети уже после ее смерти (к этому нам еще предстоит возвращаться), и ясно, что незаконные накопления Алоиза, хранившиеся в банковском сейфе и перешедшие к Кларе, а потом не известно как и к кому, и не позволяют, и не позволят устранить сложившуюся неопределенность.
Зато совершенно ясно, как должен был распорядиться с деньгами, обнаруженными в тайнике отца в доме, сам Адольф: полностью присвоить их себе самому, ни с кем не поделившись – вспомним тут Буратино с яблоками!
Сколько он мог обнаружить в доме денег, спрятанных отцом? Этого мы, конечно, абсолютно не знаем.
Обратим, однако, внимание на возраст Адольфа в то время: ему было тринадцать лет. Едва ли до этого момента в его безраздельном распоряжении оказывались суммы более пяти, максимум – десяти крон: он ведь жил с родителями и на полном их обеспечении и не нуждался ни в каких объективно обусловленных значительных тратах. Лишь позднее, после весны 1903, когда он уже жил в общежитиях или на съемных квартирах, его могли снабжать чуть большими суммами на его содержание, скажем – на месяц, на дорогу туда и обратно и т.д. – но все это было впереди. Еще и при живом отце его могли послать сбегать в лавку за покупками или ему приходилось расплачиваться в ресторане за пьяного отца, но в таких случаях это были уже не его деньги, да и тогда реальные суммы ограничивались, скорее всего, указанным верхним пределом – это ведь были, напоминаем, немалые деньги!
Следовательно, он должен был бы почувствовать себя миллионером, если бы завладел вдруг собственной суммой в сто крон, и супермиллионером, если бы их оказалась тысяча, а ведь реально, конечно, денег могло быть и много больше!
Последующие события заставляют полагать, что доставшихся денег хватило ему самому весьма надолго: как минимум до самой осени 1905 года. Если даже допустить, что он тратил на себя по 50 крон в месяц (а следовательно – ни в чем себе не отказывал в масштабах тогдашнего возраста и социального положения), то за два с половиной года ушла сумма в 1500 крон – вполне реальная вещь!
Понятно, что для комфортного самоощущения Адольфу хватило бы тогда и много меньшего. Конечно, лишь он один мог судить о том, много ли было у него в то время денег или мало – но он никогда об этом ничего не вспоминал.
Все его поведение, однако, сохранившееся в памяти окружающих, и объективные данные его тогдашней жизни создают очень ясную и точную картину, по сей день, однако, остающуюся нерасшифрованной.
Вся эта ситуация должна была оказать на него чрезвычайно сильное влияние – причем в относительно различных аспектах.
С одной стороны, он должен был утвердиться в сознании собственной профессиональной пригодности к обнаружению и тайному вскрытию тайников – и с гораздо большим оптимизмом готовиться к последующей встрече с сокровищами Иоганна Непомука.
С другой стороны, он удовлетворял на ближайшее время свои собственные вожделения, становился в своих самоощущениях относительно обеспеченной и финансово независимой фигурой, свободной от необходимости клянчить деньги на сладости, игрушки, пиво и что-либо еще.
Поэтому он утверждался и в возможности еще более обстоятельно, грамотно и не торопясь продолжать подготовку все к тому же похищению шпитальских сокровищ, уже не терзаемый и не раздражаемый понуканиями отца.
Это напоминает известный детский анекдот:
– Бабушка, а ты умрешь?
– Умру.
– И тебя в землю закопают?
– Закопают.
– Глубоко?
– Глубоко.
– И ты оттуда уже никогда не вылезешь?
– Не вылезу.
– Вот когда я твою швейную машину крутить буду!!!
Для этого, согласитесь, вполне стоило убивать собственного отца!
И очень даже стоило!
Бывают богатые от рождения люди – и у них в детстве и юности возникают собственные проблемы.
Бывают бедные от рождения люди – и у этих имеются собственные проблемы, но совсем иные.
Адольф Гитлер удивительнейшим образом не принадлежал ни к тем, ни к другим. У Адольфа теперь образовалась совершенно оригинальная индивидуальная проблема, крайне редко возникающая у детей его возраста: он ощущал себя свободным, материально независимым и обеспеченным человеком – и, вполне возможно, действительно объективно был таковым – по крайней мере на ближайшие несколько лет, а его упорно заставляли тратить время на учебу – и какой в этом был теоретический и практический смысл?
Сделать карьеру, чтобы заработать много денег, а затем оказаться совершенно свободным, как его собственный отец?
Но ведь у него, Адольфа, было уже вполне, как он считал, достаточно денег, а позднее он мог и собирался обзавестись еще большим их количеством, о котором только мечтал его отец, – и сразу очутиться в конечной точке отцовского маршрута, но в несоизмеримо более раннем возрасте!
Известен такой анекдот с определенным расистским душком:
Европеец спрашивает у африканца, развалившегося в тени пальмы:
– Что ты тут лежишь и ничего не делаешь?
– А что делать? – спрашивает в ответ тот.
– Заберись на пальму, нарви плоды, отнеси на рынок и продай – заработаешь деньги.
– Зачем? – спрашивает тот.
– Сделаешь так много раз, заработаешь много денег, купишь грузовик и будешь возить еще больше товара.
– А дальше? – спрашивает африканец.
– Дальше наймешь других людей, они будут работать на тебя, а ты сможешь ничего не делать.
– Так ведь я и так ничего не делаю!
Вот почти в положении такого придуманного африканца и оказался школьник Гитлер!
При этом он не имел никакой возможности объяснить окружающим, даже – собственной матери, объективные основы такой странной жизненной позиции, никому не понятной тогда и не понятой позднее ни одним историком.
Ему приходилось постоянно исполнять ученические обязанности, совершенно, как он считал, ему не нужные, и он мог отвечать только упорным сопротивлением – подрывом дисциплины и безобразной успеваемостью, абсолютно, конечно, не соответствующей его природным интеллектуальным качествам и его уже закаленной непреклонной воле практически законченного профессионального убийцы, действующего в своих собственных интересах.