Знакомая картина, типичная и для всех последующих перечисленных страшнейших эпопей – по крайней мере в те времена, когда они происходили!
Уставший читатель вправе задать вопрос: а какое отношение изложенные ужасы имеют к теме предлагаемой книги, к Гитлеру, его предкам или даже вообще к европейской истории? Ответим – самое прямое.
Приведенный пример – покорение русскими Кавказа – только самое экстремальное проявление стандартного конфликта, общего для последнего тысячелетия всей человеческой истории – конфликта между относительно миролюбивыми жителями равнин и горными разбойниками.
На Северном Кавказе нестандартность ситуации определилась тем, что она развивалась не постепенно, а сразу и внезапно. Горные племена имели до того веками дело исключительно с жителями прилегающих скудных равнин, не успевавших оправиться от разорений, производимых проходящими мимо иноземными полчищами. Вдруг везапно противником горцев оказалась русская армия – едва ли не мощнейшая сухопутная сила во всем мире XIX века – и времени, и мотивов для утряски отношений фатально не хватило.
Невероятно удивительно и поучительно, что за двести лет, последовавших с первых столкновений горцев с русскими, ментальность и тех, и других в сложившихся и периодически обострявшихся конфликтах изменились не настолько, чтобы нашлись силы эти конфликты прекратить! Это явление подчеркивает нижайший темп эволюции человеческих установок, сохраняемых народами и народностями; столетия для такой эволюции – не гарантия для перемен!
Впрочем, вся история Европы и России свидетельствует о том же: триста или даже пятьсот лет покорности одних народов другим сменяются, при перемене ситуации, борьбой за независимость – и нередко приводят к успехам в этой борьбе!
Афганистан и его история последних веков – еще более яркий пример того же явления!
На том же Кавказе, но по южную сторону хребта, соседями горцев в предшествующие века были армяне и грузины с переселенцами из Турции и Персии, т.е. гораздо более культурные и экономически развитые народы, чем степные кочевники. Там веками происходила взаимная притирка: горцы, получая отпор, умеряли собственную агрессивность и постепенно смещали тяжесть приложения собственных сил с разбоя на мирные занятия, смешиваясь собственным бытом с жителями равнин.
Хотя и в XIX столетии, и в революцию 1905 года, и в Гражданскую войну 1917-1922 годов, и сразу после того в горном Закавказье также вспыхивали восстания и рецидивы массового разбоя, вызывавшие карательные действия оккупационных русских войск (царских, а затем советских), но никогда острота конфликтов не достигала там накала, характерного для Северного Кавказа.
Нечто аналогичное происходило и в Европе.
1.2. Австрийцы и швейцарцы.
Европейцам, которые прочли приведенные выше строки с отчужденным равнодушием, еще раз напомним, что схожие картины возникали и в Европе – и при Наполеоне, как упоминалось, и много раньше: еще древним грекам (об этом напоминал и Тихомиров!), а затем и римлянам приходилось защищать свои цивилизации от горных набегов – и тогда их противникам приходилось покруче, чем кавказцам XIX века!
Позже подобное, повторяем, возобновлялось – в том числе в областях, лежащих на границах современной Швейцарии и Австрии – уже во времена Вильгельма Телля (неважно – существовал ли он на самом деле!) – это были те же явления и процессы.
Жители равнин вооруженной силой отражали набеги горных разбойников, те, в свою очередь, пытались укрепляться в горах, отражать карательные экспедиции жителей равнин, но приходилось все же постепенно умерять свою грабительскую активность и изыскивать иные формы существования.
Борьба швейцарцев за свободу была поначалу исключительно борьбой за свободу грабить жителей равнин и торговые караваны, проходящие по горным тропам.
Со временем это прочно забылось, и великие европейские деятели искусств – Фридрих Шиллер и Джоаккино Россини воспели хвалу швейцарским разбойникам в своих знаменитых произведениях.
Заметим, что если это и забылось, то не всеми: Гитлер, в частности, четко занял противоположную позицию и очень возмущался прославлением Вильгельма Телля: «История германских императоров – это наряду с историей Древнего Рима величайший эпос, который когда либо видел мир. Какая же это смелость, когда представляешь себе, сколько раз эти парни переходили через Альпы.
Какие это были великие люди! /.../ У нас одна беда: мы пока не нашли драматурга, который бы занялся историей германских императоров. Как назло, именно Шиллер воспел этого швейцарского разбойника»[196].
В соответствии с таким его отношением вышла даже директива от 7 июня 1941 года, запрещающая постановку в немецких театрах драмы Шиллера «Вильгельм Телль» и изучение этого произведения в школьных программах[197].
Эрудированные историки, хорошо знающие подобные факты и склонные, повторяем, поддаваться диктату высказываний Гитлера, никогда поэтому не ассоциировали Вильгельма Телля с самим фюрером и предками последнего, которые их и вовсе не интересовали.
Забавна, однако, сильнейшая неприязнь Гитлера к горным разбойникам!..
Борьба швейцарцев велась с XIII века (если не раньше), привела к их торжеству в середине XVII-го, но вынужденно возобновлялась при Наполеоне – и теперь это была, конечно, уже не победа в борьбе за свободу грабежа!
Решающую роль сыграли географическое положение страны и соотношение ее собственных сил и сил ее противников. Швейцария представляет собой значительно более разнообразную горную область, протяженную во все стороны, нежели хребты Главного Кавказа. Швейцария изрезана хребтами и долинами, сочетающимися по самым различным направлениям. Это гораздо более удобная местность для проживания населения, нежели основная цепь Главного Кавказского хребта, с которой извиваясь сбегают почти параллельные горные ущелья, выводящие на северную предгорную равнину.
У швейцарцев имелись значительно большие возможности для организации собственных тылов, недоступных для ударов противника, нежели у кавказских горцев: швейцарцы по существу обладали огромной естественной горной крепостью. Да и равнинные противники швейцарцев никогда (после падения Древнего Рима и до XVIII столетия) не имели столь значительного военного превосходства над горцами, как русская армия на Кавказе.
Конфликт между горами и равнинами здесь решился не по линии истребления одной стороной другую, а по линии размежевания этих сил.
Отсеченные установленными охраняемыми границами от объектов прежних разбойных нападений, швейцарцы были вынуждены пойти и на изменение стратегии собственного поведения – и, в конечном итоге, вовсе отказаться от грабительских обычаев; на это судьба отпустила им гораздо больше времени, чем горцам Кавказа.
Избыток собственной агрессивности швейцарцы в течение долгих столетий спускали путем найма на службу во все европейские армии: без наемников-швейцарцев не обходилась ни одна из европейских войн XIII-XVIII столетий.
Лишь позднее швейцарцы превратились в самый мирный народ Европы и приспособились наращивать собственные капиталы за счет заграничных не путем грабежа соседей, а предложением наивыгоднейших банковских условий и предоставлением гарантий защищенности этих капиталов ото всяческого грабежа. Рудименты прежней воинственности проявляются ныне лишь в повальной любви швейцарцев к личному оружию.
Таким путем прошла Швейцария, это же – незавершенный пока путь современной Чечни, – и неизвестно еще, чем и когда он завершится!
Возвращаясь ближе к основной линии нашего повествования, обратимся к истории местности, в которой столетиями проживали предки Гитлера.
Это был, как и писал Фест, затерянный лесной уголок Европы южнее пограничного хребта между Богемией и Австрией, отделенный от соседних территорий последней на западе, юге и востоке невысокими холмистыми отрогами с характерными названиями: Freiwald, Weinsberger Wald и Waldviertel – Свободный Лес, Лес Горных Виноградников и Лесной Квартал; последний растянулся на полсотню километров с северо-востока на юго-запад, отделяя данный уголок от самого центра Австрии. Существенно, однако, что сама по себе местность, где жили предки Гитлера, вроде бы не имеет собственного наименования – столь неприметны и безлики эти края.
Предельное расстояние, разделяющее селения, в которых жили все известные предки Гитлера, не превышает тридцати километров. Все это отнюдь не горные трущобы, а обычное холмисто-лесистое европейское среднегорье, прорезанное дорогами, во второй половине XIX века – уже и железными.
В то же время данная местность не пересекалась ни одним из традиционных общеевропейских торговых и военных маршрутов. Появление здесь чужака было бы столь же нелепым и нелогичным, как и в любом из ущелий Северного Кавказа. Этим и устанавливались незримые границы – попрочнее крутых Кавказских гор.
Но притом местным жителям было рукой подать до цивилизации.
Выйдя из Штронеса или Шпиталя, упомянутых Фестом, и перебравшись через окрестные холмы, попадаешь из патриархальной глуши почти прямо в гущу европейской жизни. От условных границ этой территории до Дуная – одной из основных рек и торговых артерий Европы – всего-ничего даже по европейским масштабам – порядка 50 километров по прямой на юг; до известного городка Чешские Будейовицы (в прежние времена – Будвайс), знаменитого своим пивом и нахоящегося уже за границей Чехии, еще того меньше – порядка 40 километров по прямой на северо-запад; до Линца на Дунае – одного из главнейших австрийских городов – порядка 60 километров по прямой на юго-запад; до баварско-австрийской границы (позднее – германско-австрийской), неоднократно передвигавшейся в предшествующие века, – порядка 80 километров прямо на запад; даже до столицы Вены – всего только примерно 100 километров по прямой на юго-восток.