И никакой антисемитизм Гитлера не должен был становиться в таком деле никаким препятствием осуществленному решению. Наоборот: такое демонстративное исключение из правил, диктуемых самим Гитлером всем немцам и всем европейцам, только подчеркивало все ту же его необыкновенную сыновнюю любовь.
А вот мог ли Гитлеру и в 1938 году угрожать шантаж, связанный с этим старым делом – в этом нам предстоит разобраться позднее.
Горестные чувства Гитлера отразились и в щедрых затратах, отпущенных им на похороны матери: «Адольфу Гитлеру пришлось выложить 369,62 кроны за перевоз ее тела из Линца в Леондинг и за похороны. /.../ Адольф к тому же купил для своей матери гроб с металлической внутренней обшивкой за 110 крон»[745] – как видим, предпринимались и демонстративные меры для лучшей сохранности тела в гробу – это ли не свидетельство полнейшей невинности сына в каких-либо обстоятельствах, приведших к смерти матери?!
«После того как опекун Гитлера Йозеф Майрхофер[746], бургомистр Леондинга, крепкий, практично мыслящий человек, необразованный крестьянин, находящийся в плену деревенских предрассудков, спустя несколько дней дает Гитлеру подписать протокол о наследстве, Гитлер покидает Линц и опять уезжает в Вену, где живет до сентября вместе со своим другом Августом Кубицеком у одной польки по фамилии Закрейс на Штумпергассе, 29»[747].
Здесь, конечно, возникает вопрос, за что же бургомистр Леондинга удостоился практически ругательской характеристики со стороны Мазера?
Ответ находим в другой книге того же Мазера. Оказывается, вот за что: при оформлении документов на получение пенсии Адольф ошибся (!!!) и указал своей сестре Пауле возраст на два года меньше настоящего, что автоматически продлевало бы ей срок выплаты сиротской пенсии еще на два года. Майрхофер же, со свойственным крестьянам предрассудками, считал, что воровать грешно, исправил допущенную Гитлером ошибку и выразил свои чувства по этому поводу[748]!
Не известно, желал ли когда-либо позднее этот Майрхофер еще раз лицезреть Адольфа Гитлера, но сам Гитлер постарался уже не появляться в Леондинге до конца дней этого грубияна: «опекун получил как-то от него одну-единственную немногословную открытку»[749]!
Вот доктору Эдуарду Блоху «Гитлер сперва передавал из Вены приветы с „преданнейшей благодарностью“»[750]!
Укажем на определенную странность, относящуюся к взаимоотношениям Гитлера уже с сестрами.
Он, с одной стороны, старался обеспечить Паулу материально – вплоть до дурацкого жульничества с ее годом рождения, совершенно бескорыстного для него самого. Но высказывается предположение, что и свою-то пенсию, начисляемую ему до 20 апреля 1913 года (дня его 24-летия), он получал столь долго также лишь в результате обмана: «сиротская пенсия, которую он получал обманным путем, как якобы учащийся в Академии»[751]. Тут он, конечно, тоже ошибался!
С другой стороны, его поспешное практически бегство в Вену, похоже, диктовалось именно нежеланием общаться с сестрами. Ниже мы обоснуем, что Гитлер, уезжая и устроившись на новом месте, даже не сообщил сестрам (ни старшей, ни младшей) своего нового адреса, и абсолютно все их личные контакты – и очные, и заочные – прервались аж до 1920 года; в 1911 году они имели связь друг с другом исключительно через судебные инстанции, о чем также ниже.
«Ангела /.../ больше о нем ничего не слышала»[752] – хотя жили-то они с 1908 и по 1913 год в одном городе!
Спустя годы, когда прошло немало времени после смерти родителей, Гитлер изменил собственное отношение к сестрам.
После Первой Мировой войны и Ангела (с детьми), и Паула продолжали жить в Вене[753].
В октябре 1920 года Гитлер был в Вене и выступал перед местными национал-социалистами. 8 октября 1920 года он по собственной инициативе заглянул на квартиру к Ангеле – с этого возобновились их контакты[754].
После этого Гитлер действительно оказывал сестрам материальную помощь; Пауле, в частности, было положено ежемесячное содержание (с 1930 года – 500 рейхсмарок)[755].
Вся дальнейшая биография Паулы Гитлер складывалась достаточно нестандартным образом: она никогда не была замужем, хотя, будучи ближайшей родственницей Гитлера, наверняка должна была пользоваться в достаточно молодые годы очень большим интересом у мужчин.
Она казалась ничем не ущербной женщиной, завершила (еще на наследственные деньги) коммерческое образование, а после Первой Мировой войны (уже получая материальную помощь от брата) увлекалась горными лыжами и развлекалась на модных курортах[756]. И, тем не менее, она вела гораздо более замкнутый и скромный образ жизни, нежели можно было бы ожидать.
Несколько по-иному складывалась дальнейшая биография Ангелы. Некоторые сведения об ее жизни после 1927 года мы уже упоминали, а ниже расскажем о ней и ее старшей дочери чуть подробнее. В конце 1936 года Ангела вторично вышла замуж – за профессора, доктора технических наук Мартина Хаммича, далекого от политики[757].
24 апреля 1945 года Ангеле и Пауле были вручены 100 тысяч рейхсмарок, переданных на прощание от Адольфа Гитлера[758]. Эта подачка обернулась по сути изощренным издевательством: в самой Германии уже давно было трудно потратить деньги полезным образом – почти на все, помимо денег, требовались специальные карточки. Вне Германии марки котировались очень низко, а послевоенная инфляция быстро обесценила прежние купюры и внутри страны. К тому же в мае 1945 Ангела и Паула попали под арест к американцам; Паула провела год в заключении[759].
12 мая 1945 муж Ангелы покончил самоубийством[760].
Последующий образ жизни сестер Гитлера граничил с нищетой.
Ангела умерла в 1949 году[761]. Паула, сменившая фамилию на Вольф (Волк) – весьма выразительное самопрозвище Гитлера, умерла в 1960 году, не успев ничего получить из того наследства, которое ей отписал к тому времени суд, разбиравшийся с имуществом, остававшимся после Гитлера, официально признанного покойным[762].
Не оказалась ли Паула, которой в январе 1908 исполнилось двенадцать лет, свидетельницей вполне определенных криминальных подробностей, связанных с последними днями жизни и смертью матери?
И не произвело ли это на нее тяжелейшего впечатления, чреватого сильнейшими угрызениями совести, отравившими всю ее оставшуюся жизнь?
Или не показалось ли все это просто ее брату?
И не постарались ли, с другой стороны, высшие силы, чтобы Паула никогда-таки не обрела полного богатства и независимости, ради которых ей пришлось поступиться собственной совестью?
На эти вопросы крайне мало надежды получить определенные ответы!
Лишь в 1938 году Гитлер в следующий раз побывал на могиле родителей; позднее – еще дважды[763].
4. Гитлер выходит в большой мир.
4.1. Тетушкины деньги.
Итак, в середине февраля 1908 года Гитлер снова в Вене.
Он так рассказывал об этом в «Майн Кампф»: «Мать умерла после долгой тяжелой болезни, которая с самого начала не оставляла места надеждам на выздоровление. Тем не менее, этот удар поразил меня ужасно. Отца я почитал, мать же любил. Тяжелая действительность и нужда заставили меня теперь быстро принять решение. Небольшие средства, которые остались после отца, были быстро израсходованы во время болезни матери. Сиротская пенсия, которая мне причиталась, была совершенно недостаточной для того, чтобы на нее жить, и мне пришлось теперь самому отыскивать себе пропитание.
С корзинкой вещей в руках, с непоколебимой волей в душе я уехал в Вену. То, что 50 лет назад[764] удалось моему отцу, я надеялся отвоевать у судьбы и для себя; я также хотел стать „чем-нибудь“, но конечно ни в коем случае не чиновником»[765].
Мазер развивает его тезисы: «„Во мне вновь проснулось былое упрямство, и у меня теперь была конечная цель. Я решил стать архитектором[766]“, – пишет он. То, что это не пустые слова, подтверждается документами»[767].
Временами бывает очень трудно понять Мазера. Какими же документами могут подтверждаться эти слова Гитлера, если последний не предпринял ни малейших попыток ни учиться на архитектора, ни работать архитектором?
Хотя Гитлер, как уверяет Мазер, «работает усердно, последовательно и целенаправленно. У живущего в Вене скульптора Панхольцера, который к тому же преподает в школе и является опытным педагогом, он берет уроки искусства, чтобы не тратить попусту время до следующих вступительных экзаменов. Каким образом он познакомился с Панхольцером, установить не удалось»[768].
Но из описаний образа жизни Гитлера, хорошо известного благодаря наличию в этот период Кубицека в его ближайшем окружении, возникает совершенно иная картина: «если Кубицек всецело отдается учебе, то Гитлер продолжает вести бесцельную, неупорядоченную жизнь, к которой он уже так привык: „Я сам распоряжаюсь своим временем“, – так высокомерно заявлял он. Спал он обычно до полудня, потом шел гулять по улицам или по Шенбруннскому парку, заходил в музеи, а вечером отправлялся в оперный театр, где, как говорил впоследствии, с замиранием сердца слушал „Тристана и Изольду“ – оперу, на которой он побывал в те годы раз тридцать или сорок, либо какую-нибудь другую постановку. Затем его страстью становятся публичные библиотеки, где он с неразборчивостью самоучки читает то, что подсказывает ему настроение или сиюминутное желание, или же он стоит, погрузившись в свои мысли, перед роскошными строениями на Рингштрассе и мечтает о еще более грандиозных постройках, которые когда-нибудь будет возводить он сам. /.../