И вот тут-то нам и должна помочь техника, отработанная в психоаналитической рецепторике Зигмунда Фрейда.
Главное, как мы полагаем, что объединяет приведенный рассказ Гитлера с тем неизвестным нам истинным сюжетом, произведшим на него неотразимое впечатление, – это сходство общей обстановки и ситуации. Детали, свидетельствующие об этом сходстве, разбросаны по всему рассказу Гитлера – и явно выделяются из него.
Дело в обоих случаях происходило, по-видимому, в крестьянском трактире, где было очень весело: мы кутили вовсю – это деталь № 1, относящаяся одновременно и к тому, что рассказывал Гитлер, и к тому, чего он рассказывать не решался.
Мы там пили и говорили ужасные вещи – это деталь № 2, существенная приведенной странной подробностью: какие-такие ужасные вещи вообще могли говорить подвыпившие школяры? Уже это – весьма интересная деталь!
Как все это было в точности, я не помню... мне пришлось потом восстанавливать события. На следующий день меня разбудила молочница, которая... нашла меня на дороге – это деталь № 3, объединяющая рассказ Гитлера с тем истинным событием, которое он скрывал; молочница, естественно, едва ли могла появляться дважды и относилась, по-видимому, только к одной истории из двух, случившихся с Гитлером (рассказанной и нерассказанной), к какой именно – не известно, но это, конечно, хотя и красочная, но не принципиальная подробность!
Заметим однако, что молодой человек, заснувший пьяным ночью на дороге даже в условиях климата благодатной Австрии, мог зимой вовсе не проснуться к утру или, по крайней мере, мог существенно отморозить какие-нибудь жизненно важные органы тела! Гораздо естественнее было бы то, что подобный рассказ относился бы к летнему времени, а не к февральскому завершению семестра!
К тому же, повторим, Гитлер не очень-то и контачил в те годы со своими сверстниками – к чему бы это было им стремиться к столь тесному взаимному общению и искать развлечения в бурных совместных попойках? Еще одна деталь к тому же: почему на следующий день, когда Гитлер якобы выяснял отношения с „мамочкой“, вроде бы начисто отсутствовали эти остальные участники совместной пирушки – и ничем не помогли даже воспоминаниям похмельного Гитлера?
И вот, наконец, решающая деталь № 4, которая никак не может вписываться в воспроизведенный рассказ Гитлера, а целиком относится по смыслу к той истории, которую он постарался скрыть: „мамочка“ /.../ дала мне 5 гульденов!
Вот тут-то Гитлер и проговорился окончательно! Никаких гульденов никто ему в феврале 1905 года давать не мог: они не ходили в свободном обращении и не принимались к платежам аж с 1 января 1900 года!
Пьянка же никак не могла происходить до 1900 года – Гитлер тогда до пьянок еще не дорос!
Круг замкнулся – теперь мы можем догадаться, что же постарался скрыть Гитлер.
Эта переломная история, сломавшая всю последующую жизнь Гитлера, относится, очевидно, к лету 1908 года, а крестьянский трактир, которым когда-то владел его прадед, находился, естественно, в Шпитале. Там-то Гитлер и отмечал успешное завершение очередной непростой операции: он добрался до собственного тайника и загрузил в свой багаж очередную, вторую по счету, часть сокровищ, доставшихся ему от Иоганна Непомука. Теперь можно было расслабиться и отметить это дело в трактире.
Там-то напившийся девятнадцатилетний Гитлер и говорил какие-то ужасные вещи – а сказать он мог много чего ужасного!
Кульминацией же вечера, несомненно, было то, что слушатели не очень-то верили распоясавшемуся юнцу – и посмеивались над ним! Тогда он, в доказательство справедливости сообщаемого, полез в карман – и достал монету в сколько-то гульденов, золотых или серебрянных, а может быть – и не одну!
Воспоминания об этой страшной сцене и заставили его употребить это слово – гульден, которое никак не могло относиться к приведенному рассказу о школьном свидетельстве.
На следующий день несчастному Гитлеру пришлось восстанавливать эти события в памяти – и ничего утешительного для себя он восстановить не сумел.
Пришлось немедленно бежать из Шпиталя, и рискнуть затем вернуться за очередной порцией украденного лишь через девять лет – будучи увешанным военными регалиями и при заведомом отсутствии большинства постоянных клиентов шпитальского трактира, уже умерших, состарившихся или находившихся в 1917 году на фронтах; поскольку это сошло ему с рук, то в 1918 году он и завершил всю свою операцию с извлечением сокровищ Иоганна Непомука.
Явившись в августе 1908 в Вену к Кубицеку, Гитлер умолял его бежать вместе за границу – одному ему на это духа не хватало! Потом же началось его кошмарное существование в Вене: полиция действительно искала его – его должны были призывать на военную службу, но он не мог знать: разыскивают ли его только поэтому или полиция ищет его еще и в результате доноса его шпитальских собутыльников?
Выяснить этого он никак не мог, не сдавшись полиции, – и предпочел скрываться.
Эта история послужила ему, конечно, уроком – и явилась вполне достаточным основанием для принятия радикального решения о самоограничении потребления алкоголя. История же с Гели Раубаль стала завершением его жизненной эпопеи в этом отношении.
Несомненно также и то, за что пострадала его несчастная племянница: за годы их близости (сопровождались ли они сексуальными отношениями или нет) Гитлер успел очень многое наговорить своей близкой подруге – причем абсолютно не известно, что именно: она даже могла не понимать того, какие конкретно сведения оказывались наиболее убийственными для Гитлера!..
И вот вся эта-то информация и должна была стать в случае ее замужества достоянием совершенно чужого и неподконтрольного Гитлеру человека!
Гитлер не потерпел в таковом возможном качестве даже Эмиля Мориса – своего шофера и личного друга, а тут и вообще возникал какой-то виолончелист – и совершенно неважно было то, еврей он или нееврей! Хотя еврею, конечно, было бы более соблазнительно разоблачать Гитлера!..
Понятно, что Гели была обречена.
Понятно и то, кто был злейшим врагом Адольфа Гитлера – он сам!
Его трепливый язык вечно создавал ему трудности – притом такие, какие ему не мог бы создать никто из миллионов людей, посторонних по отношению к нему. И даже воздержание от пьянства практически не помогло Гитлеру!
И это сыграло роль даже в явлениях такого масштаба, как, ни мало ни много, результат всей Второй Мировой войны!
4.3. Экскурс в будущее: 1941 год под Москвой.
История Второй Мировой войны содержит массу удивительных и совершенно необъяснимых явлений.
Для нас – тех, кто жил в Советском Союзе и пребывал в достаточно сознательном возрасте в первое двадцатилетие после завершения Второй Мировой войны, никаких удивительных фактов в то время просто не было. Все мы знали, что 22 июня 1941 года коварный и специально изготовившийся враг напал на миролюбивый и не помышлявший ни о каких войнах Советский Союз – и одерживал в результате этой злокозненной акции одну победу за другой, и понадобились затем героические усилия всего советского народа, чтобы переломить ход событий и завершить дело победой над Германией в самом Берлине уже в мае 1945!
Потом, как раз примерно с 1964-1965 годов, на свет Божий стали выползать удивительные и таинственные факты, объяснения многим из которых не находится и по сей день.
Почему, например, вообще Гитлер решился напасть на страну, обладающую подавляющей военной мощью?
Ушли в прошлое легенды, объясняющие успехи Германии ее подавляющим военным преимуществом и готовностью к войне. Теперь ясно, что никакой готовности к такой войне, какая получилась, у Германии вовсе не было.
Даже транспортной техники, способной перевозить людей, боеприпасы и горючее для танков и самолетов по российским грунтовым дорогам у Германии как не было, так и не появилось.
Теперь известно, что танковые и моторизованные соединения Вермахта составляли ничтожную по численности его часть, а почти все завоевания, проделанные в России, осуществлялись сугубо пешими немецкими солдатами, сумевшими пройти своими собственными ногами колоссальные расстояния: в летнюю кампанию 1941 года – от западной границы тогдашнего СССР до Ленинграда, Москвы, Ростова-на-Дону и Керчи, а в летнюю кампанию уже следующего года – еще и до Сталинграда и Эльбруса. Им везло, когда их подвозили хоть на чем-нибудь!
Еще 13 июля 1941 года командующий 3-й танковой группой генерал-полковник Гот докладывал личному адъютанту Гитлера: «моральный дух личного состава подавлен огромной территорией и пустынностью страны, а также плохим состоянием дорог и мостов, не позволяющим использовать все возможности подвижных соединений» – и это в разгар жаркого и сухого лета в Витебской и Смоленской областях[900]!
У Красной Армии, снабженной массой отечественных танков с широкими гусеницами, а позднее и американских автомобилей с большой грузоподъемностью и проходимостью, было колоссальное превосходство над немцами по меньшей мере в подвижности на российских пространствах – и на фронте, и в тылу, в особенности в осенне-зимне-весенние периоды, а с лета 1944 года и до конца войны – даже и на европейских дорогах.
Вермахт же обеспечивался с начала и до конца войны в основном массой лошадиных повозок, управляемых с лета 1941 года главным образом советскими военнопленными[901], а растянутые тыловые коммуникации немцев охранялись полицией также из военнопленных и местных добровольцев: «наиболее массовым способом использования бывших советских людей стало зачисление их в регулярные части вермахта в качестве так называемых „добровольных помощников“ (Hilfswillige, или сокращенно „Хиви“). /.../ В апреле 1942 г. в германской армии числилось 200 тысяч, а в июле 1943 г. – 600 тысяч „хиви“»[902]; «численность личного состава военных формирований „добровольных помощников“, полицейских и вспомогательных формирований к середине июля 1944 г. превышала 800 тыс. человек. Только в войсках СС в период войны служило более 150 тыс. бывших граждан СССР /.../»[903] – без них немцы вообще были бы не в состоянии воевать!