По иронии судьбы, члены с большим стажем часто склонны быстрее отвечать на информацию консультантов по выходу, потому что они имели некоторые возможности видеть “темную сторону” культа. Недавно присоединившиеся, все еще находящиеся в “фазе медового месяца”, часто будут иметь больше трудностей в способности признавать надежность информации консультантов по выходу, поскольку это кажется слишком несовместимым с их собственным опытом.
Признаки того, что клиенты устанавливают взаимосвязи, включают следующее:
· Они начинают видеть внешний мир таким образом, что это показывает оценку по достоинству, а также признание различных точек зрения. Например, вместо того, чтобы рассматривать семейное предприятие по проведению консультирования о выходе в качестве злого желания контролировать (“черная” точка зрения культа) они будут признавать это как многоаспектный акт любви и начнут чувствовать некоторое понимание, даже некоторую благодарность за действия семьи.
· Они начинают действительно признавать, что были принесены в жертву и, как следствие, приходят к пониманию того, что ими манипулировали, чтобы неправильно истолковать прошлые действия их семьи.
· Они добровольно связывают новую информацию с методиками утонченного влияния, связанными с контролем сознания, говоря, например: “Это пример мысленного послания внутри метафоры”.
· Они спонтанно и добровольно представляют примеры того, как их группа пользовалась методиками контроля сознания.
· Они начинают узнавать и признавать моменты отрицания, сопротивления и диссоциации (расщепления личности).
· Они начинают видеть альтернативы группе не только в качестве интеллектуальных альтернатив, но в качестве реального выбора, который они в состоянии сделать.
Когда клиент начинает показывать такое поведение и понимание, уход из группы становится весьма вероятным. Если консультирование о выходе основывалось на правильном предположении ‑ т.е., что на культиста вредно повлияла крайне манипулятивная группа, ‑ редко культист свободно решит вернуться в группу. Обычно те, кто все-таки возвращается обратно в культ, делают это из-за очень сильных межличностных связей с другими членами, веры в то, что они будут в состоянии использовать свое знание о контроле сознания, чтобы поддерживать разумный уровень автономии даже в мощной группе, или из-за глубокого неверия в свою способность построить новую жизнь вне группы.
Хотя у них явно имеется предпочтение, консультанты по выходу уважают любой выбор, который делают клиенты. Если человек предпочитает остаться в группе, консультант по выходу напомнит ему ‑ и семье ‑ что у культиста теперь есть знание, которое может быть использовано для усиления его автономии и улучшения семейных отношений. Если клиент предпочитает покинуть группу, что случается в громадном большинстве случаев, которые достигли фазы “установления взаимосвязей”, консультант по выходу обеспечит информацией о том, что лежит впереди и какие ресурсы могут помочь. (Смотрите другие главы в этой книге о специфической информации о процессе выздоровления и способов, которыми его можно облегчить).
Консультанты по выходу обычно просят от 500 до 1000 долларов в день плюс издержки ‑ перечень гонорара, похожий на перечни многих других консультантов. Люди, незнакомые с гонорарами за консультирование, иногда бывают ошеломлены этими цифрами. Следует иметь в виду, однако, некоторые позиции при оценке этих гонораров. Во-первых, консультанты по выходу ‑ даже больше, чем другие консультанты ‑ должны затрачивать долгие часы, чтобы идти в ногу со всеми событиями, имеющими отношение к культам. Им не платят за это время. Во-вторых, многие консультанты по выходу не требуют платы за предварительное телефонное время. В-третьих, многие предлагают бесплатные консультации или семинары для бывших культистов. В-четвертых, их обычный оплачиваемый рабочий день длится от 12 до 16 часов, и они часто находятся “на вызове”. В-пятых, большинство консультантов по выходу ежегодно посвящают сотни часов публичной и профессиональной просветительской деятельности. В-шестых, консультанты по выходу часто являются мишенями словесных оскорблений, раздражения и, как минимум, угрозы фальшивых тяжб. Наконец, у консультантов по выходу имеются специальные знания и умения, которые требуют долгих лет обучения и подготовки, включая, во многих случаях, личный культовый опыт. Нельзя стать компетентным консультантом по выходу, просто “пройдя курсы”.
Единственно важное различие между консультированием о выходе и депрограммированием заключается в том, что при последнем культиста запирают, по крайней мере, на начальном этапе, дома, в комнате отеля, в хижине или в каком-то другом подходящем уединенном месте. Это различие, однако, приводит к тому, что вызывает три других отличия между консультированием о выходе и депрограммированием.
Во-первых, консультанты по выходу должны обладать способностью быстро устанавливать взаимопонимание с культистом; иначе человек просто уйдет. Даже если некоторые депрограммисты так же уважительны и вежливы, как консультанты по выходу, ситуация депрограммирования не требует, чтобы они вели себя подобным образом. Следовательно, некоторые депрограммисты могут быть излишне конфронтационными.
Во-вторых, из-за физического ограничения культисты, вовлеченные в депрограммирование, гораздо более склонны приходить в ярость, чем это с ними случалось бы во время консультирования о выходе. Они могут проклинать и оскорблять депрограммистов и своих родителей. Они могут угрожать местью. Они могут прибегнуть к физическому насилию. Они даже могут попытаться совершить самоубийство или нанести себе физический вред, чтобы попасть в больницу, откуда они могут позвонить своим культовым лидерам. Такое поведение может подвергнуть испытанию терпение депрограммиста с самыми мягкими манерами, а в случаях со склонным к конфронтации депрограммистом может привести к деструктивной эскалации резких слов и поведения. В самом деле, хотя большинство депрограммирований могут быть успешными в том, что культист уходит из группы (Langone, 1984), психотерапевты, которые работают с экс-культистами, отмечали многие случаи, когда “успешное” депрограммирование имело вредные последствия.
В-третьих, некоторые, но не все, депрограммисты действуют так, словно культисты находятся под таким глубоким воздействием культов, что физическое ограничение необходимо, чтобы убедить их выслушать информацию, недоступную в культе. Хотя эта точка зрения иногда может быть верной, успех консультирования о выходе предполагает, что часто дело обстоит не так. Можно прийти к выводу, следовательно, что ситуация депрограммирования имеет тенденцию к преувеличению власти и недоброжелательности культов. Это, особенно в сочетании с эмоциями, порождаемыми депрограммированием, выливается в результате в тенденцию депрограммистов гораздо больше сосредотачиваться на нападках на группу и лидера группы, чем это делают консультанты по выходу. Это также имеет своим результатом склонность депрограммистов требовать, при любых намерениях и целях, чтобы культист пришел к принятию предположения депрограммиста о мощном контроле сознания; иначе физическое ограничение культиста не было бы оправдано. Хотя этот процесс может напоминать некоторым образом тот контроль сознания, который он стремится уничтожить, он отличается в двух важных отношениях: Депрограммисты не стремятся убедить культиста принять личную систему убеждений депрограммиста, не стремятся они также и контролировать поведение культиста после того, как депрограммирование закончено. Как это выразил один депрограммист: “Я не верю в вегетарианство, но я не собираюсь заставлять [культиста] есть мясо” (Dubrow-Eichel, 1989, p. 25).
Хотя большинство консультантов по выходу отвергают депрограммирование по этическим и практическим соображениям, многие признают, что в некоторых особых случаях депрограммирование может быть этическим последним спасительным средством для родителей. Иногда семьи могут не верить, что консультирование о выходе сработает и чувствуют, что депрограммирование является их единственным жизненным вариантом выбора для помощи близкому, который, как они полагают, находится в непосредственной физической опасности. Иногда группы могут посылать своих членов в зарубежные страны или отказываются говорить семьям, где они; в таких случаях семьи могут выбирать депрограммирование, когда они, наконец, определяют местонахождение своего близкого. Иногда культисты могут демонстрировать психопатическое поведение или становятся больными в медицинском смысле в результате своего участия в группе; в таких случаях депрограммирование также может быть этически и юридически оправданным.
Если родители верят, что депрограммирование является их единственным жизненным вариантом выбора, им следует понимать, что в случае возникновения юридических затруднений (например, депрограммирование не удается, и ребенок или культ предъявляют иск и/или выдвигают уголовные обвинения), бремя оправдания падет на родителей и депрограммистов. Часто родители и депрограммисты, против которых возбуждаются иски и которых арестовывают, будут полагаться на вариации на тему необходимой обороны, которые утверждают, что вред, возникающий из-за вовлеченности в культ, оправдывает крайние действия депрограммирования. Иногда этот или какой-то другой вид защиты принимаются юридической системой, но иногда это отвергается. Родителям также следует иметь в виду, что даже успешная юридическая защита может стоить десятки тысяч долларов.