Хотя этот случай может, на первый взгляд, показаться невероятным, я хочу подчеркнуть, что ничто не преувеличено. К несчастью, крайности нередки в мире культов. И в своей работе мы должны помнить, что странное для одного человека может быть заботливо хранимой верой для другого. Однако, здесь и во всей книге мы занимаемся именно этикой убеждения, используемой при насаждении подобных верований.
ПЕРВИЧНЫЙ ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК ИЗ СЕМЬИ
Первичный телефонный звонок из семьи был обманчиво типичным; следовательно, он оказался типично вводящим в заблуждение. Как это часто бывает, мы услышали простую историю с простыми деталями; как во многих случаях, первоначальная история является ясной, и детали часто создают впечатление похожих. Мы за годы научились не воспринимать подробный семейный рассказ за чистую монету.
Нам было сказано, что 23-летняя дочь этой семьи исчезла из аспирантуры без предупреждения, не оставив следов своего временного местонахождения. Годом позже она позвонила родителям (с оплатой получателем), чтобы потребовать свое наследство. Ее небрежный стиль речи противоречил ее утверждениям о том, что она была счастлива и становилась все более и более духовной и что ее родителям следовало гордиться. Как она им сообщила с энтузиазмом, она “продемонстрировала свою ценность”, дав рождение “Мальчику”. Ей было необходимо ее наследство, потому что теперь она собиралась на Гавайи, чтобы подготовиться к своему следующему священному спариванию. Оно, как поверила она, задыхаясь, должно произвести “Девочку”. Она продолжала утверждать, что эти дети, зачатые развоплощенными существами из района созвездия Южного Креста, были первыми спроецироваными на Землю проявлениями нового эволюционного вида. Они были, выпалила она далее, психическими Адамом и Евой, “видом развоплощения древних супружеских пар фараонов”, который, “как мы знаем, защищал более ранние поколения одухотворенных DNA”. Этот же самый феномен, настаивала она, “произвел членов гавайской королевской семьи, зачатых полинезийской знатью путем браков между братьями и сестрами”. Это было, добавила она, “так же, как более ранние и просвещенные общества присоединялись к творческой работе двоеполых божеств”.
Когда родители попытались усвоить все это, они услышали приглушенный голос, приказывавший их дочери “успокоиться” и “получить деньги”. При этой команде задыхающийся энтузиазм их дочери исчез, ее голос внезапно стал холодным, едва узнаваемым; ее последнее заявление было прямой командой родителям выслать ей деньги на специальный номер почтового ящика.
Семья выяснила, что номер ящика был просто заграничным почтовым тайником для пронумерованного банковского счета. Номер, с которого был получен счет, вел к платному телефону на стоянке автомашин на Среднем Западе. Упоминание о Гавайях вело в никуда. Семья наняла следователей, которые выяснили, что Гавайи являются центральным пунктом эксцентричных культов; однако, они не нашли никакого упоминания о пребывании там молодой женщины, не смогли они также определить какую-то конкретную груупу, следовавшую воображаемой практике, которую она описала.
В течение года семья ограничивала свои усилия этим видом общего расследования. Их соображения основывались на смеси страха за дочь, нежеланием превращения этой проблемы в объект подшучивания со стороны друзей и знакомых и понятного незнания относительно того, куда обратиться за квалифицированной помощью. Знакомый отца по бизнесу признался ему, что у него недавно сын прошел через “консультирование по выходу” из хорошо известной коммерческой системы подготовки. Описание показалось эхом ситуации отца, что побудило его открыться своему знакомому. Из-за этой беседы семья связалась со мной.
После выслушивания первоначального семейного описания того, что произошло, моим первым требованием была личная встреча. Было тщательно объяснено, что эта встреча сосредоточится на представлении нас, членов семьи, меня и моей команды консультантов по выходу, друг другу. Сложность ситуации была очевидной для всех; с готовностью было признано, что спорные вопросы удобства друг друга в сочетании с потребностью веры семьи в наши благоразумность, знания, чувствительность, опыт и осторожность могут быть выяснены только в такой обстановке лицом к лицу. Мы хотели выяснить, не было ли скрытых тенденций внутри семейной структуры, которые нуждались в открытом обсуждении.
Значительная часть этой начальной встречи была потрачена на то, чтобы дать семье представление о культах, о нашем подходе к консультированию о выходе и о самом Новом Веке. Это включало ориентированную на просвещение дискуссию о разнообразии порождающих гипноз методик, часто обнаруживаемых в культах, и о связанном с ними эмоционально и интеллектуально расщеплении личности, часто производимом культовыми методиками.
Мы указали, что идеи, которые поддерживала их дочь, в сочетании с упомянутой практикой помещают эту группу в специфическую категорию. При наличии большей информации мы надеялись открыть связи между содержанием того, чему учит группа, и методиками психологического контроля, которые они использовали для получения податливости к любым действиям, к выполнению которых приводили членов.
Мы закончили на том, что семье следует затратить время на то, чтобы частным образом оценить нас, прежде чем формально принимать наши услуги, и что нам следовало бы оценить, чувствуем ли мы себя в состоянии помогать семье в дальнейшем.
ФАЗА ОДИН: ЛИЧНЫЕ ИСТОЧНИКИ ИНФОРМАЦИИ
Через несколько дней мы достигли формального соглашения с семьей и начали интенсивное изучение ситуации. Сначала мы захотели расширить информацию, которую мы получили на первоначальной встрече, и подготовили анкету, которую заполнил каждый член семьи. подобная анкета является важной, особенно когда человек, которого нужно консультировать, находится в новом или необычном культе. Cемейные ответы неизменно раскрывали аспекты прошлого культиста, которые, как это было доказано впоследствии, были решающими в том, что привело его к ответу на призыв группы и ее тактику. Более поздние дискуссии стимулировали воспоминания, которые семья не считала относящимися к делу, исподволь внушили расширенное понимание культовых процессов, раскрыли, кто из членов семьи эмоционально близок к предполагаемой консультируемой и кто понимает этого человека, и помогли определить следующий уровень контактов и инициатив.
Мы часто просили о разговорах с людьми за пределами собственно семьи, чтобы узнать возможные детали, о которых семья могла не знать. Это влкючало согласие и представление со стороны семьи докторов, духовенства, учителей, друзей и знакомых культистки. Важно работать с семьей и полагаться на ее инстинкты относительно того, с кем следует связаться. От небольшого объединения полезных людей мы узнали детали, которых не знала семья и некоторые из которых были решительно неприятными.
Годы дочери в колледже перемежались болезненной любовной историей, длительным рядом беспорядочной сексуальности и развлечения с наркотиками. У нее был аборт на предпоследнем курсе, который вверг ее в крайний моральный кризис.
Семья сказала нам, что они были озабочены тенденцией дочери к религиозному фанатизму и что они, когда дочери было 17 лет, предпринимали шаги по сокращению ее религиозных интересов, действие, которое, вероятно, отпугнуло молодую женщину от поисков комфорта и руководства в ее религиозных традициях.
Друзья по колледжу сообщали, что в течение лета, предшествовавшего ее выпускному курсу она познакомилась с молодым, богатым и экзотическим кругом людей, практикующих в духе Нового Века, которые использовали peyote и (созданный в лаборатории наркотик) экстази. Ее друзья сообщали, что после этого краткого использования наркотиков она искала помощи в местной наркологической клинике, о которой было хорошее мнение у консультационного центра колледжа.
Это краткое изложение не передает долгих часов, которые потребовались на сбор информации о прошлом. Семья поощряла нас следовать своим инстинктам и поддерживала каждое требование о дополнительном времени и усилии.
ФАЗА ДВА: ДАЛЬНЕЙШИЙ СБОР ИНФОРМАЦИИ
Идентификация наркологической клиники открывала много путей. Молодой родственник был выздоровевшим наркоманом, который знал мир наркологических услуг и придерживался здорового беспокойства относительно того, какое влияние на эту сферу оказывали гибельные программы, проводимые культами. Он знал людей, которые потерялись в культах из-за того, что они думали, что программа вербовки культа действительно была тем, чем она себя провозглашала - то есть, наркологической службой.
С его помощью мы узнали о консультационном подходе клиники, который был решительно “духовным” и придавал особое значение набору методик, в которых мы узнали мощные упражнения в направленном воображении. Эти по сути гипнотические стимуляции использовались для двух целей. Они явно вели человека назад через ряд болезненных воспоминаний. Они должны были также, как утверждалось, способствовать контакту человека с его “духовным центром”. Наркоману говорили, что, используя эти методики, он будет вооружен против эмоциональных и психологических штормов, которые удерживают человека от духовности и любви. Именно эти штормы, утверждала клиника, блокировали центр человека и вызывали боль, от которой бежал наркоман, используя наркотики.
В литературе клиники рекламировалось, что каждый администратор и консультант был подготовленным практиком нейро-лингвистического программирования, что означало, что каждый был обучен определенным методикам стимуляции гипноза. Нейро-лингвистическое программирование (NLP) упоминалось в исследовании Национального Исследовательского Совета (Druckman & Swets, 1988) в качестве “системы моделирования процессов поведения и мышления человека в связи со специфической темой или поведением” (p. 140). Вот почему NLP было принято даже благожелательно настроенными клиниками. Это инструмент для производства перемены во имя самой перемены. Мы знали также, что NLP использовалось некоторыми очень агрессивными культами, потому что метод NLP может быть использован подобными группами, чтобы исподволь внушать доверие к культу, и предоставляет метод для дальнейшего побуждения к податливости, хорошо сохраняющий условия для этого.