— А... могу я спросить сначала? — начал я.
— Нет. Принимайте мое предложение или не принимаете. У меня навалом работы, терять время понапрасну я не намерен. Если вы не можете принять решение, значит, вы никогда не научитесь зарабатывать деньги. Возможности приходят и уходят. Надо уметь принимать быстрые решения, это весьма важно. Вам представляется возможность, которую вы ищете. Даю 10 секунд на размышление, — сказал отец Майка с дразнящей улыбкой.
— Согласен, — сказал я.
— Согласен, — промолвил Майк.
— Хорошо, — сказал отец Майка. — Через 10 минут придет миссис Мартин. Когда я закончу с ней, езжайте с ней в мой магазин и приступайте к работе. Я буду платить 10 центов в час, а вы будете работать по 3 часа каждую субботу.
— А у меня сегодня бейсбол, — сказал я.
— Да или нет, — суровым низким голосом сказал отец Майка.
— Ладно, — произнес я, предпочтя работу и обучение игре в бейсбол.
30 центов
К 9 часам утра, в субботу Майк и я работали на миссис Мартин. Она была добрая и терпеливая женщина. Она всегда говорила, что Майк и я напоминали ей о двух сыновьях, которые выросли и ушли от нее. Она была добрая, но считала, что работать надо много, что мы и делали. Она давала нам работу. Мы тратили 3 часа, снимая консервы с полок, стирая мягкой тряпкой с них пыль, а затем снова аккуратно расставляя консервы на полках пирамидками. Это было мучительно скучной работой. Отец Майка, которого я называю мой богатый отец, владел девятью такими маленькими магазинчиками с большими по размеру автостоянками перед ними. Они были ранней версией ныне удобных магазинов, работающих с 7 до 11. Небольшие бакалейно-гастрономические магазины, располагавшиеся недалеко друг от друга, где люди покупали молоко, хлеб, масло, сигареты. Проблема была в том, что это были Гавайи до эры кондиционеров, и магазины из-за жары стояли с открытыми дверями. С обеих сторон магазинов двери должны были быть широко распахнутыми: к дороге и к автостоянке. Каждый раз, когда машина проезжала мимо такого магазина и въезжала на стоянку, поднималось облако пыли, проникавшей в магазин. Вот в таких условиях, без кондиционеров, нам и приходилось работать. В течение 3-х недель мы докладывали миссис Мартин о проделанной работе и отрабатывали свои три часа. С полудня наша работа кончалась и в наши ладошки сыпались по три дайма (Dimes — 10 центов) каждому. 30 центов в середине 50-х годов даже в 9 лет не вызывали особого восторга. Комиксы стоили по 10 центов, на них я обычно и тратил деньги, идя домой. К среде 4-й недели я был готов уволиться. Я ведь согласился работать только потому, что хотел научиться у отца Майка как зарабатывать деньги, а теперь я был рабом за 10 центов в час. Ко всему тому, я не видел отца Майка с той первой субботы.
— Я ухожу, — сказал я Майку во время ленча. Школьный ленч был скудным. Мне и так было тоскливо в школе, а теперь еще и эти субботы, которых я уже не ждал с нетерпением, как раньше. И все из-за каких-то тридцати центов. Майк рассмеялся.
— Над чем это ты ржешь? — гневно спросил я с долей расстройства.
— Отец сказал, что это случится. Он сказал, чтобы ты встретился с ним, когда будешь готов бросить работу.
— Что? — сказал я с негодованием. — Он ждал, пока я всем этим буду сыт по горло?
— Что-то типа этого, - сказал Майк. — Отец добр по-своему. Он учит иначе, чем твой отец. Твои предки много говорят. Мой старик немногословный человек. Ты только дождись субботы. А я ему скажу, что ты собрался уходить.
Ты хочешь сказать, что все это было подстроено для меня?
— Нет, не совсем, но все может быть. Отец все объяснит в субботу.
Субботняя встреча
Я был готов встретиться с ним, готовился к этому. Мой настоящий отец был сердит на него. Мой настоящий отец, тот, которого я называю бедный отец, считал, что мой богатый отец грубо нарушал законы о детском труде, и что надо провести расследование. Мой образованный отец говорил мне, чтобы я потребовал то, что заслужил. Хотя бы 25 центов в час. Мой бедный отец говорил мне, что если я не получу прибавку к жалованию, мне следовало немедленно уволиться.
Тебе не нужна эта чертова работа, — с негодованием сказал отец.
В 8 утра, в субботу я подошел с заднего входа к дому Майка. Когда я вошел, отец Майка сказал: «Садись и жди». А сам развернулся и исчез в своем крошечном офисе, рядом со спаль-ней. Я осмотрелся и нигде не увидел Майка. Чувствуя себя неловко, я осторожно присел рядом с теми же самыми двумя женщинами, что были здесь 4 недели назад. Они улыбнулись и подвинулись, чтобы я сел удобнее. Прошло 45 минут, а я все торчал здесь. Две женщины, встретившись с отцом Майка, ушли полчаса назад. Был пожилой джентльмен и тот ушел 20 минут назад. Дом был пуст, а я просиживал время в этой темной жилой комнате с устаревшей мебелью, а на дворе был прекрасный солнечный гавайский день. Я торчал здесь, ожидая разговора с этим типом, эксплуатирующим детей. Я слышал, как он шуршит в своем офисе, говорит по телефону, игнорируя меня Я был готов убраться отсюда, но что-то меня останавливало. Прошло еще 15 минут, и вот, ровно в 9 из своего офиса вышел богатый отец, ничего не сказал, а махнул мне рукой, приглашая в свой потрепанный офис.
— Я так понимаю — ты хочешь повышения жалования, и противном случае — уволишься, — сказал богатый отец и крутанулся на офисном стуле.
— Ну, вы же не соблюдаете со своей стороны нашу договоренность, - выпалил я, чуть не плача. Было страшновато для 9-летнего мальчишки выяснять отношения со взрослыми — Вы сказали, что станете учить меня, если я буду работать на вас. Я работал на вас, много работал. Я бросил бейсбол ради этого. А вы не держите свое слово. Вы ничему меня не научили. Вы — обманщик, все так в городе считают. Вы - жадный. Вы загребаете все деньги и вам плевать на ваших работников. Вы заставили меня ждать, не проявив ко мне никакого уважения. Я лишь маленький мальчик и заслужил, чтобы со мной обращались лучше.
Богатый отец откинулся на спинку своего вращающегося стула, подняв руки к подбородку, и чего-то уставился на меня. Казалось, он изучает меня.
— Не плохо, — сказал он. — Меньше чем за месяц ты стал говорить, как большинство моих работников.
— Что? — спросил я, и не понимая, что он подразумевает, я продолжал с обидой, — я считал, что вы сдержите со своей стороны нашу договоренность и станете меня учить. А вместо этого вы хотите мучить меня? Это жестоко. Это очень жестоко.
— А я учу тебя, — тихо произнес богатый отец.
— Чему вы меня учите? Чему научили? Ничему! — сердито сказал я. — Вы даже ни разу не разговаривали со мной с того времени, как я согласился работать за гроши. 10 центов в час. Ха-ха! Я должен сообщить о вас куда следует. У нас есть законы о детском труде. Мой отец работает на правительство, он все расскажет кому нужно.
— Ух ты! — тихо сказал богатый отец. — Теперь ты говоришь, как и большинство людей, которых я уволил или они сами ушли.
— Но что вы теперь скажете? — требовательно сказал я, малость осмелев для своего возраста. — Вы лгали мне. Я на вас работал, а вы не сдержали своего слова. Вы ничему меня не научили.
— Откуда ты знаешь, что я тебя ничему не научил? — спокойно спросил богатый отец.
— Ну, вы ни разу не говорили со мной. Я работал 3 недели, а вы меня ничему не научили, — сказал я надувшись.
— А обучение означает разговоры и лекции? — спросил богатый отец.
— Ну, да, — ответил я.
— Вот так и учат в школе, — сказал он улыбаясь. — Но это не то, чему учит жизнь, а я бы сказал, что жизнь - наилучший учитель. Большую часть времени жизнь не говорит с тобой. Школа жизни — это что-то типа толчков, которые ты ощущаешь со всех сторон. Каждый толчок — слово жизни: «Проснись. Я хочу тебя кое-чему научить».
Продолжая сидеть, я спрашивал себя молча: «О чем это он говорит? Жизнь, толкающая меня со всех сторон — так говорит со мной?. Теперь я точно знал, что должен уйти. Я разговаривал с человеком, по которому психушка плачет.
— Если ты усвоишь уроки жизни, ты только выиграешь, продолжал отец Майка. — Если не усвоишь, то жизнь будет продолжать расталкивать тебя. Люди делают две вещи. Некоторые просто позволяют жизни пинать себя. Другие сердятся и отвечают толчками на толчок. Но они отвечают толчками на толчок своему боссу, работе, мужу или жене. Они не знают, что это жизнь толкает их.
Я совершенно не врубался, о чем он говорит.
— Жизнь толкает нас со всех сторон. Некоторые поднимают лапки кверху. Другие ведут борьбу. Мало кто усваивает урок и движется вперед. Те, кто начинает что-то понимать, приветствуют жизнь, толкающую их со всех сторон. Для этих немногих людей это означает, что им нужно, и они хотят чему-то научиться. Они учатся, и они двигаются вперед. А большинство сдается, и мало сражаются так, как ты, — богатый отец поднялся и захлопнул скрипящее старое деревянное окно, нуждавшееся в ремонте. — Если ты усвоишь этот урок, ты вырастешь мудрым, богатым и счастливым человеком. Если нет, то потратишь свою жизнь, обвиняя в своих бедах работу, низкую зарплату или своего босса. Ты проживешь жизнь, надеясь на чудо, которое решит все твои денежные проблемы. Богатый отец посмотрел на меня, чтобы убедиться, что я его слушаю. Наши взгляды встретились. Мы уставились друг на друга, между нами протянулась нить связи, проходившая через наши глаза. До меня дошло, что он сказал. Я знал, что он был прав. Я обвинял его, и я же просил, чтобы меня чему-то научили. Так я сражался.
— Если ты из тех, кого мы называем слабачками, то ты каждый раз сдаешься, когда жизнь толкает тебя, — продолжал богатый отец. — Значит ты из тех, кто всю свою жизнь действует лишь наверняка, делает все правильно, оберегая себя от неприятностей и, ожидая чуда, которое никогда не произойдет, то есть ты слабак. В этом случае ты помрешь надоедливым старичком. У тебя будет море друзей, которые будут искренне любить тебя за то, что ты хороший работящий мужик. Всю жизнь ты будешь действовать наверняка, все делая верно. Но правда в том, что ты позволишь жизни загнать себя в капкан покорности. Тебе страшно от одной мысли о риске. Тебе бы хотелось побеждать, но страх проигрыша больше радости победы. В глубине души ты и только ты будешь знать, что никогда не стремился к победе. Ты выбрал действовать наверняка.