Причина этого заключается, во-первых, в том, что средства эти зависит не от дживы, а от созревания кармы, порождающей ощущения: все прилагают усилия к избавлению от неприятного и обретению приятного, однако один почему-то достигает свей цели малыми усилиями, а то и вообще ничего не делая, тогда как другой не может достичь цели вообще, какие бы усилия ни прилагал. Вывод из этого таков, что средства от дживы не зависят.
Кроме того, возможна такая ситуация, когда прилагаемые усилия и характер созревающей кармы соответствуют друг другу: в этом случае на некоторое время возможно исчезновение причин неприятных ощущений и возникновение приятных, однако даже при таком стечении обстоятельств, вследствие всё того же заблуждения, джива, одержимая жаждой чувственных наслаждений, покоя себе не находит. Стоит однажды возникнуть желанию наслаждения неким объектом, способным доставить таковое, как оно не успокаивается до тех пор, пока предмет этот не обретён; желание это порождает волнение, но стоит только достичь желанного, как сию же минуту рождается желание наслаждения следующим, желание это вновь порождает волнение и так без конца. К примеру, у некоего человека возникло желание попробовать нечто на вкус, он удовлетворяет его, однако сию же минуту появляется желание попробовать на вкус, потрогать и т.д. что-то ещё.
Сверх того, может быть и так, что возникает желание наслаждения всё тем же предметом, но каким-то иным образом, и пока таковое не удовлетворяется, джива остаётся в состоянии возбуждения, но стоит только удовлетворить его, как незамедлительно возникает желание продолжить наслаждение иным, новым способом. К примеру, мужчина жаждет увидеть некую женщину, но стоит ему начать размышлять об этом, как тут же возникает желание связи с ней. На этом, однако, дело не заканчивается: как только он завершает указанное действие, сию же минуту возникает желание наслаждения каким-то иным, новым способом и он, оставив прежние «приёмы», приступает к новым, и конца такому возбуждению не видно.
Посмотри, сколько тревог приносят тебе твои торговые дела и заботы по сохранению нажитого? Помимо того, такие неприятные вещи, как голод, жажда, холод, жара, нечистоты, сопли и прочие мерзости преследуют тебя непрерывно; и если ты полагаешь избавление от таковых за счастье, то поразмысли, так ли это? Нет, это всего лишь облегчение. Пока сохраняются голод и прочие, останется и беспокойство, вызванное желанием устранить их, когда они исчезают, возникает желание чего-то нового, а вместе с ним и возбуждение; затем опять появляется голод и прочие и связанные с ними новые тревоги.
Таким образом, если прилагать определённые усилия, то, может быть, неприятные ощущения и исчезнут, уступив место приятным, но, поскольку даже в этом случае поводы для беспокойства никуда не исчезнут, страдание не прекратиться.
Однако такое положение вещей не продолжается вечно: может случиться так, что, несмотря на всю массу усилий, приложенных дживой, начинается настолько мощный подъём кармы, порождающей неприятные ощущения, что все они оказываются бесполезными, а в результате возникает боль, терпеть которую нет никаких сил, и джива, охваченная страхом, не чувствует ничего, кроме невыносимого страдания.
Вообще, в этой сансаре нечасто встречаются случаи созревания кармы, порождающей приятные ощущения, обусловленные теми или иными добродетелями индивидуума; как правило, большая часть джив большую часть времени вынуждена пожинать плоды кармы, порождающей неприятные ощущения. Так что любые способы, какие бы они ни применяли, ложны.
Вера в то, что счастье и страдание как-либо связаны с внешними объектами, есть ни что иное, как заблуждение. Вполне очевидно, что идеи счастья и страдания возникают на почве заблуждения при условии созревания кармы, порождающей приятные и неприятные ощущения. Человек, владеющий сотней тысяч рупий, чувствует страдание, потеряв тысячу, а владеющей сотней чувствует себя счастливым, заработав ту же самую тысячу, хотя его состояние в сто раз меньше, чем у первого; тот же самый человек, владеющий сотней тысяч рупий, желая заработать больше, чувствует страдание, а владеющий сотней, если удовлетворён такой суммой, чувствует счастье. Добавим к этому, что один и тот же предмет одному человеку приносит счастье, а другому – страдание. Взять, скажем, толстую и грубую ткань: одному она принесёт счастье, а другому страдание. Да даже такие вещи, как голод, жажда, разлука с приятным, встреча с неприятным, одному доставляют нестерпимую боль, другому – малую, а третьему – вообще никакой. Следовательно, счастье и страдание зависят не от внешних предметов, но возникают [как ложные идеи], вызванные заблуждением, при условии созревания кармы, порождающей приятные и неприятные ощущения.
Вопрос: То, что вы сказали относительно внешних объектов, верно; но как быть с ощущениями, возникающими в теле? Если возникает боль, мы чувствуем страдание, если не возникает – чувствуем счастье. Такого рода счастье и страдание зависит от физического состояния?
Ответ: Поскольку знание, получаемой душой, находится в прямой зависимости от чувств, а те, в свою очередь, представляют собой части тела, то и любое состояние, имеющее место в теле, сказывается соответствующим образом на характере знания, получаемого душой; если таковое сопровождается заблуждением, то, естественно, изменения физического состояния воспринимаются как счастье или страдание. Так, человек, безумно любящий сына, готов, скорее, сносить собственную боль, и полагает её за меньшее зло, чем любое несчастье, могущее случиться с чадом, тогда как монахи, с другой стороны, даже претерпевая физическую боль, за страдание её не полагают, поэтому идея счастья и страдания ни от чего, кроме заблуждения, не зависит. Между кармой, вводящей в заблуждение, и кармой, порождающей ощущения, существует причинно-следственная связь, отчего и может создаться впечатление, что именно созревание последней и приносит счастье или страдание. На ту же мысль наводит и тот факт, что внешние объекты, служащие источниками счастья или страдания, также приходят к нам как результат созревания кармы порождающей ощущения, однако если поразмыслить, то приходишь к выводу о том, что ни от чего, кроме заблуждения, идея счастья и страдания не зависит. Даже всеведущий не бывает свободен от кармы, порождающей приятные и неприятные ощущения и связан с объектами, служащими причинами счастья или страдания, но, поскольку он свободен от заблуждения, то ни малейшей идеи счастья или страдания у него не возникает. Отсюда вывод: счастье и страдание есть ни что иное, как плоды заблуждения. Так что если ты хочешь избавиться от страдания, устраняя внешние его причины, или достичь счастья, накапливая внешние его причины, имей в виду, что этот способ ложен.
Но, в чём же, в таком случае, заключается истинный метод? Когда правильная вера, правильное знание и правильное поведение разрушают заблуждение, всякие представления о счастье, связанном с внешними объектами, исчезают, и последнее начинает ассоциироваться исключительно с собственным [душевным] состоянием и ни с чем иным. Таким образом, упражняясь в правильной мысли, следует применять такие средства, которые содействовали бы тому, чтобы идеи о счастье и страдании более не возникали в связи с внешними объектами и, кроме того, если правильная вера, правильное знание и правильное поведение ослабили степень заблуждения, то тем самым достигается такое состояние, что джива, даже сталкиваясь с разнообразными причинами счастья и страдания, более не чувствует себя ни счастливой, ни несчастной и, погрузившись в покой и безмятежность, наслаждается истинным счастьем – таков истинный способ.
3.2А.7 Страдания, возникающие как результат созревания кармы, определяющей продолжительность жизни, и освобождение от них.
Жизнью называется сохранение того или иного воплощённого состояния, обусловленное кармой, определяющей продолжительность жизни, а оставление данного состояния называется смертью. Эта джива, отождествляя себя с телом вследствие заблуждения, считает себя живой лишь до тех пор, пока живёт последнее; если же оно умирает, полагает себя за несуществующую. Именно в этом и кроется причина того постоянного страха смерти, который не даёт дживе покоя ни на миг. Перед всем тем, что представляется ей причинами смерти, она испытывает неописуемый страх, а если случится встретиться с ними – впадает в панику, и это страдание преследует её вечно.
Что же до средств, которые джива применяет в этой связи, то они обычно сводятся к попыткам отсрочить приход смерти или же избежать встречи с причинами последней. Приём лекарств, возведение крепостей и замков и всё прочее в этом роде – ложные средства, поскольку стоит только истощиться карме, определяющей продолжительность жизни, и жизнь эту не продлишь ни на мгновение, какие бы средства ни применял и какую бы помощь ни получал. И наоборот: до тех пор, пока карма, определяющая продолжительность жизни, не истощена полностью, сколько ни встречай причин смерти – она всё равно не наступит. Итак, средств, способных упразднить смерть, попросту не существует. Ну а поскольку смерть в любом случае придёт, когда подойдёт к концу срок связывания кармой, определяющей продолжительность жизни, применять какие-либо средства [дабы отсрочить её] – ни что иное, как самообман.
Но каков же, в таком случае, истинный способ? Когда, благодаря развитию правильной веры, правильного знания и правильного поведения [джива] избавляется от отождествления себя с телом, и свыкается с мыслью о том, что она – безначальная сознательная субстанция[104], когда она приходит к пониманию, что тело это подобно маске, места для страха смерти более не остаётся. И, наконец, когда благодаря тем же правильной вере, правильному знанию и правильному поведению, джива достигает состояния сиддхи, то исчезает и сама смерть. Итак, истинный способ заключается именно в правильной вере и прочих и ни в чём ином.