Вопрос: Если всё так, то почему же великие аскеты отсекают всякие мысли об имуществе и прочем?
Ответ: Подобно тому, как благочестивая женщина избегает посещения тех домов, в которых существует угроза прелюбодеяния, так и аскет, достигший бесстрастия, избегает тех объектов, которые могут послужить причинами влечения и отвращения. И точно так же, как нет особой нужды в отказе от посещения тех домов, где указанной угрозы не существует, нет и необходимости отказываться от познания тех объектов, которые не могут быть причинами влечения и отвращения.
Возражение оппонента: Но мы можем привести другой пример: если женщина, имея в виду какую-либо конкретную цель, посещает дом собственных родителей, то ничего дурного в этом нет, но если она то и дело бродит по гостям безо всякой цели, то это уже никуда не годится. Подобным же образом и практику дхармы надлежит погрузить свой ум в размышления о семи таттвах, ибо цель здесь ясна, но какая польза от бесцельной медитации на гунастханы и т.п.?
Ответ: Подобно тому, как женщина, имея в виду конкретную цель, может пойти в дом родителей или даже подруги, так и практик дхармы может сосредоточить своё активное сознание на размышлениях о гунастханах, карме и т.п., ибо таковые содействуют более глубокому пониманию особенностей семи таттв. Более того, если добродетельная женщина, хотя и не подобает ей посещать жилище заведомого распутника, в силу тех или иных обстоятельств вынуждена это сделать, но ведёт себя там благопристойно, она поистине заслуживает определения благочестивой. Точно так же и сознание, достигшее состояния бесстрастия и, как результат, неподвластное влечению и отвращению, не цепляется за внешние объекты, когда же знание таковых приходит само по себе, без сознательных усилий с его стороны, и при этом влечение и отвращение не возникают, то такое сознание поистине заслуживает определения бесстрастного. По этой причине мнение о том, что монахи, даже в тех случаях, когда практикуют стри-паришаху, в действительности не замечают существования женщин, будучи погружёнными в созерцание собственной природы, неверно: женщин они видят прекрасно, только страсти при этом не возникает.
Итак, [на основании вышеизложенного] мы вправе заключить, что состояние бесстрастия может сохраняться всегда, даже в момент контакта активного сознания с чужеродными субстанциями.
Вопрос: Но если всё обстоит именно так, то почему же в писаниях сказано, что вера в душу, знание души и поведение [в соответствии с природой души] и есть правильные веора, знание и поведение?
Ответ: Джива, как известно, с безначальных времён всей своей верой, знанием и поведением отождествляла себя с чужеродными субстанциями, и дабы излечить [её от сего заблуждения], даётся указанное наставление. Когда же у неё формируется вера в подлинное Я, знание этого Я и поведение [в соответствии с природой этого Я], и исчезает тенденция к влечению и отвращению, вызванная отождествлением себя с чужеродными субстанциями, то можно вести речь о возникновении правильной веры и прочих [из трёх]. Если допустить, что вера в чужеродную субстанцию как чужеродную субстанцию к правильной вере никакого отношения не имеет, то придётся признать, что последняя отсутствует даже у всеведущего. До тех пор, пока человек полагает чужеродную субстанцию за зло, а собственную – за благо, влечение и отвращение будут его естественными спутниками, когда же он должным образом распознает собственное Я как подлинное Я, а чужеродные субстанции – как отличные от этого Я, и начнёт поступать соответственно, это будет признаком зарождения правильной веры и прочих [из трёх].
Итак, поскольку добавить здесь больше нечего, можно подвести итоги [дискуссии]: вера в любые методы, способствующие освобождению от влечения и отвращения, называется правильной; знание любых методов, способствующих освобождению от влечения и отвращения, называется правильным; а образ жизни, ведущий к освобождению от влечения и отвращения, называется правильным поведением.
На этом заканчивается анализ односторонних воззрений последователей джайнизма, придерживающихся одной лишь окончательной точки зрения.
7.3 Ложные интерпретации относительной точки зрения.
Далее мы обсудим ложные интерпретации относительной точки зрения, встречающиеся в среде последователей джайнизма.
Как известно, в агамах содержится немало мест, где учение даётся с практической точки зрения. Непонимание этого момента привело к тому, что некоторые люди начали рассматривать внешние религиозные практики как единственную форму правильной веры и прочих [из трёх], что вылилось в извращение всей дхармы и очередную форму ложного воззрения.
В этой связи нельзя упускать из виду, что следование конвенциональным религиозным практикам выливается в связанность благой кармой, а потому, конечно, если сопоставить таковые с откровенно греховным образом жизни, то ничего дурного в них не найдётся, однако джива, удовлетворённая конвенциональными практиками, так и не вступает на истинный путь к освобождению. И для того, чтобы пробудить в таких дживах интерес к последнему, им даётся наставление, согласно которому даже чистые практики входят в число разновидностей ошибочного поведения и, как таковые, подлежат отбрасыванию.
Однако если вы, услышав подобные наставления, оставите добродетель и обратитесь к пороку, то единственным результатом будет вред самим себе; с другой стороны, если вы сможете сделать из оных должные выводы и обратитесь к пути к освобождению, то результатом, несомненно, будет благо. Так, если больной, услышав от кого-то о неэффективности принимаемого им средства, откажется от приёма лекарств вообще, да ещё и вернётся к нездоровой пище, то в смерти его не будет вины врача. Точно так же и здесь: если некая мирская джива, услышав наставления, указывающие на принципиальную ошибочность низших религиозных практик как ведущих к связыванию благой кармой, откажется от всякой дхармы вообще и вернётся к чувственным наслаждениям, то придётся ей пожать плод страдания в виде рождения в аду или иных [дурных уделах]. И, как и в предыдущем примере, вины наставника в этом не будет, ибо его цель заключается в том, чтобы указать слушателям на необходимость отказа от ложной веры и вступления на путь к освобождению.
С такой целью даются вышеупомянутые наставления.
7.3.1 [Религия и семейная традиция: есть ли у человека право называться джайном на основании рождения в джайнской семье?]
Не нуждается в особых доказательствах тот известный факт, что немало людей называются джайнами исключительно по семейной традиции, притом, что об основах учения Победителей не имеют ни малейшего понятия, т.е. в действительности здесь имеет место скорее следование семейным устоям, чем дхарме. Такого рода джайны, по сути, ничем не отличаются от иноверцев, следующих своей религии по той же самой причине. Если основная суть дхармы заключается в верности семейным традициям, то нам придётся назвать истинными практиками дхармы мусульман и всех прочих. Отличается ли от таковых джайнская вера и в чём состоит её отличие?
В Упадешасиддханта-ратнамале сказано:
«В этом мире даже в делах сугубо государственных никогда не бывает так, чтобы справедливость творилась на основе семейной традиции. Человек, рождённый в семье вора и попавшийся на воровстве сам, не получит милости на том основании, что рождён был в [дурной] семье: в любом случае его уделом будет наказание».
Итак, исходя из вышеизложенного, возможно ли применение правила наследования в случае с учением Победителей, возвысившихся над тремя мирами?
Так, если ваш отец прозябал в нищете, а вам удалось разбогатеть, вы ведь не будете считать себя нищим на основании такой «семейной традиции»? Следовательно, и в случае с дхармой традиция эта не может играть никакой роли. Или, допустим, отец пошёл в ад, а сыну предстоит достичь освобождения: можно ли здесь вести речь о сохранении семейной традиции? Будь таковая определяющим фактором, то нам пришлось бы признать, что последнему надлежит пойти в ад. Итак, единственный вывод, который можно сделать в данной ситуации, заключается в том, что в деле практики дхармы семейная традиция роли не играет.
Если же вы видите, что даже в джайнской вере, вследствие ухудшения времён, нечестивые люди поклоняются ложным божествам, учителям и учениям и распространяют не имеющий никакого отношения к учению Победителей образ жизни, поощряющий чувственные наслаждения, то, отвергнув оные, оставайтесь верными заповедям Джин.
Вопрос: Но подобает ли [истинному практику дхармы], оставив традиции, вступать на какой-то новый путь?
Ответ: Если некто, исходя из своих собственных соображений, основывает какое-то совершенно новое учение, то, конечно, делать этого не стоит. Можно ли назвать путём [к освобождению] традицию, основанную и распространяемую нечестивыми людьми, разрушающими подлинную традицию дхармы, существующую с безначальных времён и изложенную в шастрах? Когда же человек, оставив [такие нововведения], возвращается к учению, описанному в древних шастрах, то вряд ли это можно назвать основанием новой традиции.
В тех же случаях, когда в семье существует прочная традиция следования заповедям Победителей, потомкам этого рода подобает хранить и соблюдать её, однако делать это следует не на основании семейного обычая, но лишь после тщательного анализа природы этой дхармы, её плодов и прочего. Человека, следующего дхарме по причине верности семейной традиции, пусть эта дхарма и истинна в высшей степени, не называют истинным её последователем, ибо стоит только прочим представителям этого рода оставить дхарму, как то же самое сделает и он. Кроме того, есть некоторые основания подозревать, что данному образу жизни этот человек следует из страха [осуждения со стороны] близких, а отнюдь не из подлинно духовного интереса, что также лишает его права считаться истинно верующим.