Ответ: Если таковое основывается на предварительном изучении таттв, то ваше утверждение вполне корректно; если же знания таттв нет, то сколь бы высокого уровня ни достигла данная практика, она всё равно определяется как невоздержанность, поскольку тенденция к проявлению страстей не искоренена.
Так, дравьялинги-муни, оставив власть и прочие [земные блага] и став монахом-ниргрантхой, усердно практикует двадцать восемь мулагун; выполняет аскезы высочайшего уровня; подвергает себя двадцати двум видам паришахи; не теряет равновесия ума даже если его тело разрубают на куски; сохраняет стойкость перед лицом многообразных соблазнов, могущих привести к нарушению обетов; не допускает гнева; не страдает от гордости; практика его не выказывает и тени лицемерия, выполняя оную, он не жаждет счастья ни в этой жизни, ни в следующей – таково состояние его тела и ума. Будь это состояние иным, разве достиг бы он неба Грайвеяка? И, тем не менее, в шастрах он определяется как митхьядришти (придерживающийся ложного воззрения) и асамьями (невоздержанный). Причина же этого состоит в том, что его вера и знание семи таттв не вполне истинны. Характер этих знания и веры именно таков, какой описан выше; с тем самым намерением он и выполняет все вышеуказанные практики, однако если подвергнуть беспристрастному анализу всю цепочку мотивов, лежащих в основе его деятельности, то в результате обнаружатся признаки страсти.
Вы спросите: «Как же так?» Причина здесь в следующем: признавая, с одной стороны, влечение и отвращение корнем греха, он отвергает таковые, однако в том, что касается благой разновидности страсти, то, полагая последнюю приемлемой, он прилагает определённые усилия к её росту, но ведь благая страсть – это всё та же страсть, и если таковая считается приемлемой и полезной, то и та [извечная] убеждённость в том, что страсти необходимо поддерживать, никуда не исчезнет. Вот и получается, что в данном случае мотивирующими факторами выступают отвращение к дурным объектам и влечение к благим, тогда как признаков равностности[358] не обнаруживается.
Вопрос: Но разве люди, придерживающиеся истинного воззрения, не обращаются к определённым средствам, способствующим развитию благой страсти?
Ответ: Человек, которому предстоит получить большую порку, приложит все усилия к тому, чтобы смягчить меру своего наказания и, если в результате своих стараний получит малую, то будет рад даже такому исходу событий, и это ничуть не будет противоречить его мнению о том, что любая порка ни малейшего удовольствия не доставляет. Точно так же и здесь: человек, придерживающийся истинного воззрения, отдавая себе отчёт в том, что интенсивные страсти неизбежно выльются в грех, направляет свои усилия на благие деяния, представляющие собой форму слабой страсти, а обнаружив, что последняя действительно ослабла, искренне радуется тому, и это нисколько не противоречит его собственному мнению о том, что отречения заслуживает любая страсть. А теперь пример иного рода: человек, полагающий торговлю причиной получения средств к существованию, прилагает все усилия в указанном направлении и, если таковые оправдывают себя, радуется; точно так же и дравьялиги-муни: считая благую разновидность страсти причиной освобождения, он прилагает все усилия к её развитию и, если таковые оказываются успешными, радуется.
Таким образом, несмотря на то, что оба – как тот, кто придерживается истинного воззрения, так и тот, кто придерживается ложного, прилагают одинаковые усилия к развитию благой формы страсти и одинаково радуются, [если таковые оказываются успешными], первый из них полагает эту страсть подобной наказанию, тогда как второй – подобной торговле. Так что различие кроется во внутренней мотивации.
Далее, хотя [лица, придерживающиеся ошибочных интерпретаций практической точки зрения] и не принимают никаких мер к облегчению страданий, причиняемых аскезой, страдание сие они, тем не менее, чувствуют, а ощущение страдания есть ни что иное, как форма страсти. С развитием бесстрастия причины страдания воспринимаются точно так же, как и все прочие объекты познания, однако данной стадии [духовной эволюции] они пока что не достигли. Кроме того, все указанные аскезы они практикуют с такой мотивацией, в которой прослеживаются признаки страсти, ибо рассуждают они примерно следующим образом: «Ранее, рождаясь в адах и иных дурных уделах, я помимо своей воли претерпел множество невыносимых страданий, по сравнению с коими эти паришахи – просто ничто. Более того, если я пройду через такие страдания добровольно, то плодом этого будет счастье рождения на небесах или освобождения; если же мне не хватит мужества выдержать их, и я предамся чувственным страстям, то неизбежным плодом будет рождение в аду, страдания которого будут много большими...» – с такими мыслями они выполняют свои аскезы, полагая их тем самым за нечто неприятное. Получается, что практикуют они их лишь из страха рождения в аду и жажды счастья [на небесах или в нирване], но всё это – самая что ни на есть настоящая страсть. [Однако на этом их заблуждения не кончаются], ибо в уме таких людей может возникнуть мысль типа: «От связанности прежней кармой не избавиться, не пожав плодов оной, так что претерпеть [причиняемые ею страдания] всё равно придётся», – и с такими вот думами они продолжают пожинать плоды своей кармы. Наконец, будучи неспособными понять, что с субстанциональной точки зрения состояния души и тела в корне различны, исходя исключительно из точки зрения модификации, думают, что все те страдания, которые причиняют им паришахи, имеют место с самой душой. Вот так, рассматривая абсолютно всё под различными углами практической точки зрения, они и выполняют свои аскезы.
Что же до их отречения от власти и иных [земных удовольствий], воздержания от вкусной пищи и прочего, то в этой связи приходит на ум такой пример: человек, опасающийся желудочно-кишечных заболеваний, сопровождаемых жаром и лихорадкой, воздерживается от приёма в пищу продуктов холодной природы[359], однако до тех пор, пока склонность к такого рода пище остаётся, нет оснований утверждать, что жар, вызванный оными, исчез навсегда. Точно так же и здесь: дживы, несвободные от страсти, отрекаются от чувственных наслаждений лишь из страха рождения в аду, однако до тех пор, пока интерес к объектам чувственного наслаждения сохраняется, нет никаких оснований утверждать, что они свободны от страсти. А теперь другой пример: небожители, пьющие нектар бессмертия, к какой бы то ни было иной пище интереса не испытывают; точно так же и тот, кто не отведал вкуса собственного Я, не может избавиться от жажды чувственных наслаждений. Таким образом, [сторонники рассматриваемой концепции] признают паришахи причиной счастья лишь из надежды на благой плод, тогда как потворство чувственным наслаждениям вполне верно считают причиной страдания.
Впрочем, в то же самое время они полагают, что сами по себе паришахи причиняют им страдание, тогда как объекты чувственного наслаждения приносят счастье, в результате чего возникают всё те же влечение и отвращение, а там, где таковые имеют место, не может быть правильного поведения. Поэтому дравьялинги-муни, отбросив чувственные наслаждения, и практикует аскезу, однако его всё равно называют невоздержанным (асамьями). В писаниях утверждается, что [такой монах] находится на более низком этапе духовной эволюции, чем невоздержанные и ограниченно воздержанные (дешасамьят) миряне, придерживающиеся истинного воззрения, ибо последние достигли четвёртой-пятой гунастхан, а первый так и остался на первой.
Вопрос: Да, но у невоздержанных и частично воздержанных мирян, придерживающихся истинного воззрения, страсти заметно сильнее, чем у дравьялинги-муни, чем и обусловлен тот факт, что первые идут лишь до шестнадцатого неба[360], тогда как вторые – до вершины неба Грайвеяка. Поэтому вы, конечно, можете рассматривать статус дравьялинги-муни как нижестоящий по сравнению с бхавалинги-муни[361], но на каком основании вы полагаете, что он ниже мирянина, придерживающегося истинного воззрения?
Ответ: У придерживающегося истинного воззрения мирянина действительно имеет место некоторая склонность к проявлениям страстей, однако, во-первых, никакого намерения потакать оным у него нет и, во-вторых, его воззрениям это не соответствует, тогда как в случае с дравьялинги-муни, во-первых, обнаруживается желание поддерживать чистые формы страсти, а во-вторых, это согласуется с его воззрениями. Так что, если взглянуть на данный вопрос в аспекте веры, то получается, что у дравьялинги-муни интенсивность страстей выше, чем у невоздержанного или частично воздержанного мирянина, придерживающегося истинного воззрения.
Кроме того, у дравьялинги-муни наблюдается преобладание благих разновидностей йоги, которые вызывают связанность неомрачающей кармой, поэтому он и идёт до последнего из небес Грайвеяка, однако большой пользы в этом нет, поскольку неомрачающие разновидности кармы никоим образом не затрагивают качества души и, если вы, благодаря созреванию их плодов, достигли того или иного положения – высокого или низкого, что это вам даёт? Всё это – изменчивые личины нашего сансарического бытия, подлинное же наше Я – это Атман, а посему пользу нам может принести сбрасывание лишь тех видов кармы, которые омрачают качества последнего.
Характер связывания этими омрачающими разновидностями кармы зависит не от внешнего образа жизни, но от степени интенсивности страстей, следовательно, невоздержанные и частично воздержанные миряне, придерживающиеся истинного воззрения, подвержены меньшей по сравнению с дравьялинги-муни степени связанности. Та связанность, которая имеет место в случае с дравьялинги-муни, отличается большой интенсивностью и продолжительностью, тогда как в случае с невоздержанными или частично воздержанными мирянами та разновидность вводящей в заблуждение кармы, которая вызывает полное заблуждение[362], и страсти, вызывающие вечную связанность, могут вообще отсутствовать, т.е. наблюдается лишь некая остаточная связанность, что позволяет нам утверждать, что продолжительность и интенсивность связывания в данном случае весьма незначительна. Вдобавок к этому, дравьялинги-муни вообще никогда не достигает стадии прогрессивного сбрасывания, тогда как в случае с мирянином, придерживающимся истинного воззрения, такое не только возможно, но и имеет место в действительности, независимо от того, какую разновидность самообуздания он практикует – полную или частичную, что и даёт основания считать его идущим по пути к освобождению[363]. По этой причине в шастрах и говорится, что положение дравьялинги-муни ниже такового мирянина, придерживающегося истинного воззрения.