Особый аспект этих таттв заключается в их подразделении на добродетель и грех, и вера в таковые также полезна, поскольку подробное изложение более эффективно, чем общее. Итак, данные онтологические категории полезны, ибо правильная вера в таковые ведёт к искоренению страдания и достижению счастья, а без этой веры никакого счастья не видать.
Помимо указанных, существует немало других вещей и понятий, но те определяются как бесполезные[122], поскольку независимо от того, адекватно или же неадекватно вы в них верите, служить причинами счастья и страдания они не могут.
Вопрос: Выше вы вели речь о джива- и аджива-таттвах, и все вещи этого мира покрываются этими понятиями, но каковы те предметы, которые вы определяете как бесполезные?
Ответ: Безусловно, понятия «джива» и «аджива» покрывают все объекты этой вселенной, однако конкретные подразделения этих дживы и адживы многочисленны. Так, существуют такие аспекты этих категорий, правильная вера в которые ведёт, в свою очередь, к формированию правильной веры в Я и не-Я, избавлению от привязанности и т.д., благодаря чему обретается счастье; тогда как неправильная, с другой стороны, ведёт к неверию в различие между Я и не-Я, не помогает избавиться от привязанности и, как результат, порождает страдание. Знание таких конкретных особенностей дживы и адживы считается полезным.
Например, вера в такие особенности, что джива обладает сознанием, а тело – материальностью, полезна; тогда как в различные трансформации состояния человека и прочих [воплощённых существ], кувшина, одежды, формы и прочих конкретных особенностей [адживы] бесполезна. На этом примере судите и об остальном.
Таким образом, превратная вера в вышеназванные полезные таттвы – дживу и прочие, определяется как ложная.
4.3 Ложная вера и её проявления.
Далее мы рассмотрим, какие проявления ложной веры обнаруживаются у мирской дживы. Вообще, речь здесь должна идти о вере, но, принимая во внимание тот факт, что вера следует знанию, ударение будет делаться на знании.
4.3.1 Ложная вера в джива- и аджива-таттвы.
С безначальных времён дживе, вследствие связанности кармой, приходилось воплощаться в различных формах жизни, оставляя одну оболочку и переселяясь в другую. Воплощённое состояние представляет собой конгломерат души и тела, состоящего из бесчисленных материальных атомов. Вот этот-то конгломерат джива и принимает за Я: «Это – я», – такая вера рождается в ней. Но ведь истинное-то Я – джива[123], собственная природа которой – знание и прочее, гнев и иные страсти чужды ей, а что же до цвета, запаха, вкуса и плотности, то это – собственная природа материальных атомов, однако на деле именно они и признаются за подлинное Я.
«Это – моё!» – такого рода чувство собственности возникает по отношению к ним. Но ведь истинное Я – джива, тогда как уменьшение или увеличение знания, гнева и прочих – её трансформации[124], что же до изменений цвета и прочего, то это – модификации материальных атомов, однако на деле именно они-то и признаются за собственные состояния. «Это – моё состояние!» – такое вот чувство собственности лелеет джива.
Кроме того, поскольку между душой и телом имеет место причинно-следственная связь, какое бы движение или действие ни происходило – оно принимается за своё. Восприятие и знание – вот подлинная природа души, и все материальные чувства тела – осязание и прочие, выполняют по отношению к ней лишь инструментальные функции, однако джива, полагая их за одно целое, думает: «Рукой трогаю, языком чувствую вкус, носом обоняю, глазом вижу, ухом слышу…» В седалище сердца, в форме восьмилепесткового лотоса, пребывает её физический ум, недоступный зрительному восприятию, но являющийся при этом частью тела. Знание в форме воспоминания возникает именно здесь. Полагая этот физический ум и знание за одно, джива думает: «Я познаю умом».
Когда же у неё возникает желание сказать что-либо, она приводит в движение «пространственные точки», делая это таким образом, что появляется возможность устной речи, ну а поскольку тело и душа занимают общее пространство, то и соответствующий орган тела приходит в движение. Материальные атомы, относящиеся к варгане[125] речи, преобразуются тем самым в форму устной речи, но джива, принимая всё это за одно, думает: «Я говорю».
Если у неё возникает желание совершить движение и прочие действия, наслаждаться [материальными] предметами, она так же соответствующим образом приводит в движение свои «пространственные точки», ну а поскольку душа и тело занимают общее пространство, то соответствующие органы тела, придя в движение, совершают то или иное действие. Даже в тех случаях, когда тело движется без желания [души], «пространственные точки» всё равно вибрируют, и джива, принимая всё это за одно, полагает: «Я двигаюсь, я наслаждаюсь предметами, я делаю что-то…» – так она думает.
Далее, когда дживу одолевает страсть, все её физические действия начинают определяться и контролироваться этой страстью: так, гнев находит своё выражение в покраснении глаз, радость – в улыбках, мужская страсть – в эрекции и т.д., и та, отождествляя себя со всем этим, думает: «Эти действия совершаются мною!» Точно так же и в тех случаях, когда в теле возникают такие явления, как жар, озноб, голод, жажда, болезни и т.п., омрачённая заблуждением, полагает себя то, счастливой, то страдающей: признавая себя и их за одно, думает, что это счастье или страдание случилось именно с ней.
Когда в теле имеют место такие вызванные соединением и разделением атомов, изменением их состояния или же, к примеру, отсечением какой-либо его части, явления, как молодость и старость, тучность и худощавость или же увечье, и «пространственные точки» души либо расширяются, либо сжимаются в соответствии с таковыми, джива, вообразив себя и их за одно, начинает думать: «Я растолстела; я похудела; я молода; я стара; у меня отсекли такой-то член и т.д.»
С телом же связаны и такие вещи, как состояния бытия, род и т.д., однако джива, возомнив таковые собой, думает: «Я – человек; я – животное; я – кшатрия; я – вайшья…» – и т.п. Рождение и смерть также представляют собой лишь соединение с телом и оставление оного, однако джива, вообразив это тело собой, полагает: «Я родилась, и я умру», – так она думает.
Точно так же, глядя на мир с точки зрения тела, начинает питать родственные чувства к таким вещам и существам, которые на самом деле отличны от неё: тех, кто дал жизнь этому телу, считает своими родителями; ту, с кем живёт семейной жизнью, мнит своей женой; того, кто произведён на свет посредством этого тела, полагает своим сыном; тех, кто оказывает этому телу ту или иную помощь, определяет как своих друзей; ну а того, кто причиняет ему вред, воображает своим врагом – так она думает.
Что ещё здесь можно добавить? Во всех мыслимых аспектах джива мнит себя и тело за одно.
Определения чувств и прочего уже были даны здесь, однако для неё всё это непостижимо: словно лишившаяся рассудка, она продолжает отождествлять себя с этой изменчивой формой. В чём же причина такой ситуации? Вот это мы и обсудим ниже.
Джива эта с безначальных времён связана со знанием, получаемым посредством чувств, неспособным дать какое-либо понимание того факта, что сама она – бестелесна, а вот то, что тело имеет совершенно определённую форму – это осознаётся отлично. Сверх того, для дживы естественно отождествление себя с отличными от неё объектами, поэтому до тех пор, пока подлинное Я не осознано как нечто совершенно отличное от [тела], их конгломерат неизбежно будет приниматься за это Я.
Есть здесь ещё одна причина: причинно-следственные связи между душой и телом весьма многочисленны, что также затрудняет осознание различия между ними. Наконец, если и возникает мысль о том, что тело и душа – различны, то сила инерция ложного воззрения не позволяет ей развиться, а посему отождествление себя с телом сохраняется.
Другой плод ложного воззрения выражается в том, что джива эта, входя в контакт с различными внешними предметами, начинает пролагать таковые своей собственностью. Ведь не составляет труда понять, что такие вещи, как сыновья, женщины, богатство, зерно, слоны, лошади, дворцы, слуги и т.п. отличны от этого Я, да и вообще никогда не зависели от него – они просто кажутся такими и, тем не менее, по отношению к ним зарождается чувство собственности.
Кроме того, может возникнуть и такая ложная мысль по отношению к детям и прочему: «Они существуют, следовательно, и я существую»; или, как результат всё того же ложного воззрения, собственная природа тела и прочего начинает восприниматься превратным образом; невечное мнится вечным; отличное – неотличным; причины страдания воображаются причинами счастья, а само страдание – счастьем и т.п. – такого рода ложные концепции зарождаются у дживы.
Вот таким образом, на основе ложного знания относительно джива- и аджива-таттв, возникает ложная вера.
4.3.2 Ложная вера в асрава-таттву.
Итак, как результат созревания кармы, вводящей в заблуждение, в этой дживе зарождается ложное воззрение и страсть, и та, воображая оные собственной природой, оказывается не в состоянии признать их за плоды кармы. Качества своей упайоги – восприятие и знание, и этот приток она признаёт за одно, что, в свою очередь, объясняется двумя причинами: во-первых, в основе обеих лежит всё та же душа и, во-вторых, модификации состояния обеих происходят одновременно, так что осознать различие между ними она не может, а если такая мысль и возникает, то инерция ложного воззрения не позволяет ей продолжаться долго.
«Поскольку эти ложные воззрения и страсти сопровождаются беспокойством, то ничем, кроме страдания в чистом виде, быть не могут, ну а поскольку служат причинами связанности новой кармой, то, несомненно, принесут страдания и в будущем», – такой мысли джива не допускает, а если ещё и видит при этом вполне счастливых людей, чей ум именно в таком состоянии и пребывает, то сама начинает действовать в том же духе. Страдания, случающиеся с ней, ничем, кроме ложного воззрения и страсти, не создаются, так что напрасно эта джива обвиняет других в том, что те, якобы, причиняют ей боль. К примеру, возникает некое страдание как плод ложной веры, но джива, руководимая ложной верой, начинает обвинять в этом тот предмет или того человека, который, по её мнению, эту боль вызвал; возникает другое страдание как плод гнева, но джива начинает обвинять в этом того, на кого разгневалась; возникает третье страдание как плод жадности, но джива начинает обвинять в этом те самые объекты, которых она так жаждет: не расположены, они, дескать, к ней… Аналогичным образом следует рассматривать и все прочие возможные ситуации.