Книга написана в стиле аналитической прозы: благодаря применёному автором методу вопросов и ответов любая тема получает возможность максимально глубокого раскрытия. Хотя весь предмет этой работы носит глубоко философский характер, какую бы частную тему автор ни взял для рассмотрения, она разъясняется во всей полноте, с учётом всех возможных дополнительных аспектов. При чтении книги создаётся впечатление, что любой вопрос, который, кажется, вот-вот возникнет в голове читателя, обнаруживается буквально в следующей строчке, причём вместе с дотошным объяснением, благодаря чему интерес читателя поддерживается на протяжении всей работы.
Конструкция фраз автора сжата, а стиль изложения носит логичный и аналитический характер. И, хотя автор по мере возможности и пытался избежать чрезмерно пространных толкований, ни один предмет не остался вне сферы его внимания: любая тема, какую ни затронул бы Шри Тодармалджи, любой её аспект, объясняются полностью. Стиль этот настолько очарователен и уникален, что даже те предметы, которые ранее были абсолютно неведомы читателю, становятся вполне доступными пониманию.
В целях объяснения предмета автор постоянно прибегает к использованию популярных примеров: в частности, пример больного и врача часто встречается во второй, четвёртой и пятой главах. Кроме того, дабы приблизить читателя к пониманию обсуждаемого предмета, а также обосновать собственную точку зрения, пандитджи приводит огромное количество цитат и примеров из бесчисленных джайнских и неджайнских священных текстов.
Впрочем, с точки зрения разработки джайнской философии вклад самого автора не менее важен: хотя, безусловно, каждая фраза книги отражает истинный дух джайнской религии и философии, в ней встречается немалое число качественно новых мыслей, не находимых в столь ясно выраженной форме в более ранней джайнской литературе. Особого внимания в этой связи заслуживают седьмая и восьмая главы. Вот лишь несколько примеров:
1. Классификация последователей джайнизма, придерживающихся ошибочных интерпретаций окончательной, практической и обеих точек зрения.
2. Истинные характеристики Пяти Высочайших.
3. Ложные интерпретации семи таттв.
4. Истинные характеристики практической точки зрения.
5. Метод интерпретации истинного значения джайнских шастр.
6. Цель четырёх ануйог, методы изложения предмета в них, ошибочные идеи относительно существования в них ряда противоречий и т.д.
Пандитджи не только преподносит читателю дар новых знаний, но также и подробно освещает и даёт ценные комментарии относительно распространённых в его время ритуалов и практик, и факт этот ясно показывает, что помимо самореализации и глубочайшего знания писаний, он также остро прочувствовал все сложности и особенности общественного образа жизни тех времён (глава седьмая). А нижеприведённый пример, образно описывающий так называемые «религиозные практики», превалировавшие 230 лет назад, вполне справедлив и в нашу эпоху:
«Люди, основными мотивами которых служат жадность и иные страсти, могут, конечно, следовать дхарме по семейной традиции или видя, как это делают другие, однако никаких признаков духовных целей здесь не просматривается».
«Когда подобные «верующие» заняты поклонением, ум их бродит туда-сюда, глаза бегают, рот начитывает текст или мантру, но в этом ли суть? «Кто я, кому я поклоняюсь, с какой целью я это делаю, каков смысл текста?» – такие мысли в его голове даже и не возникают».
«А иные, будучи напрочь неспособными узреть разницу между истинными и ложными божествами, учителями и учениями, не гнушаются порой и служением последним».
В нескольких местах «Светоча» автор, видимо, в целях привлечения внимания учёных и благочестивых читателей, делает ряд поистине революционных заявлений. Некоторые из них приводятся ниже:
«Если вера индивидуума приходит в соответствие с истинной природой таттв, все страдания приходят к концу».
«...В Таттвартха-сутре на сей счёт ясно сказано, что великие и малые обеты также относятся к формам притока. Так могут ли они быть полезными?»
«Однако не следует забывать, что бхакти представляет собой форму привязанности, а от последней ничего, кроме связанности, не бывает, так что причиной освобождения она быть не может».
«Кроме того, приток бывает двух разновидностей: физической (дравья) и мысленной (бхава): ко второй относятся влечение, отвращение и заблуждение. Об искоренении последних они даже и не задумываются, предпочитая направлять все усилия на устранение внешних причин, однако такой метод к остановке притока привести не может».
«Чужеродная субстанция по свой воле никого осквернить не может, а вот если собственные мысли осквернены, тогда она действительно становится инструментальной причиной возникновения страстей. Мысли оскверняются и без такого рода причин, так что их наличие вовсе необязательно. Так что если чужеродная субстанция воспринимается как зло сама по себе, то это – очевидный признак ложного воззрения».
«Что же касается тех, кто оказывается не в состоянии прийти к окончательному решению относительно смысла таттв, то это уже вина не кармы, а их самих. Если же они, желая хоть как-то поддержать свой авторитет, приписывают собственные недостатки карме, то это уже входит в прямое противоречие с заповедями Победителей».
«Узрите же славу размышления над смыслом таттв! Даже если вы имеете веру в божество и прочих из трёх, изучили массу шастр, соблюдаете обеты и практикуете аскезы, но над смыслом таттв не размышляете, обладания совершенной религиозной истиной вы так никогда и не достигнете, тогда как тот, кто размышляет над смыслом таттв, обретёт оную и без указанных «инструментов»».
«Практическая точка зрения описывает Я и не-Я в аспектах субстанции и модификации, а также причинно-следственные связи, смешивая одно с другим, что, вполне естественно, приводит к возникновению ложной веры, а посему она достойна отречения; тогда как окончательная, напротив, описывает те же самые субстанцию, модификацию и причинно-следственные связи в строгом соответствии с их реальной природой, не смешивая одно с другим, что, в свою очередь, ведёт к обладанию совершенной религиозной истиной, а посему именно последняя заслуживает принятия».
«...до тех пор, пока состояние бесстрастия не достигнуто, с практической точки зрения не будет ничего дурного в благой разновидности страсти, однако при этом нельзя забывать, что даже и она служит причиной связанности и как таковая подлежит устранению. Если же деятельность, связанная с данным видом страсти, принимается за путь к освобождению, то это служит несомненным признаком ложного воззрения».
Первейшее значение на пути к освобождению пандитджи придавал практике чистого бесстрастного поведения. Определив и разъяснив характеристики правильных веры, знания и поведения и подвергнув оные подробнейшему анализу, он заключает следующими словами: «Итак, поскольку добавить здесь больше нечего, можно подвести итоги дискуссии: вера в любые методы, способствующие освобождению от влечения и отвращения, называется правильной; знание любых методов, способствующих освобождению от влечения и отвращения, называется правильным; а образ жизни, ведущий к освобождению от влечения и отвращения, называется правильным поведением».
Однако величайшей заслугой Шри Тодармалджи, безусловно, является то, что он, благодаря использованию разговорного языка, сделал те духовные знания, которые ранее существовали лишь на пракрите и санскрите, доступными широким массам и, сверх того, дал новый импульс попыткам интерпретации и анализа этих знаний. Он не рассматривал духовное знание исключительно с точки зрения традиции или писаний: для него знание таттв представляло собой живой процесс медитации, что не просто входило в прямое противоречие с традиционными ритуалистическими воззрениями, но и наносило тяжёлый удар господствовавшим в то время так называемым «религиозным практикам». Его тезис состоял в том, что ни одна духовная концепция не может считаться истинной до тех пор, пока таковая не основывается на логике и самореализации.
Хотя по своему характеру Шри Тодармалджи был, скорее, духовным мыслителем, в его размышлениях обнаруживается замечательная гармония логики и самореализации. Он уделяет внимание не только самим концепциям, но также и подвергает тщательному, основанному на логике, анализу и соответствующие качества их сторонников. Он утверждает, что для адекватного понимания и интерпретации таттв требуются определённые качества. По его мнению, путь к освобождению – это не нечто совершенно независимое от всего прочего, но само знание Атмана, которое он называет бесстрастным знанием. Таким образом, любые практики и воззрения, препятствующие этому процессу самореализации, ложны. Последние автор подразделяет на две категории: возникшие недавно и существующие с безначальных времён. Под так называемой «недавно ассимилированной ложной верой» он подразумевает те воззрения, которые мы приобретаем, общаясь с ложными учителями, лишёнными подлинного духовного знания, но которые мы принимаем за истинные, причём касается это не только иноверческих систем, но и нашей собственной. В этой связи Шри Тодармалджи подверг тщательному анализу все те джайнские практики и идеи, которые примерно с 6-ого по 18-ый вв. принимались в качестве естественной и неотъемлемой части джайнского учения о таттвах, но которые на деле никакого отношения к подлинному духовному знанию не имеют. В своём анализе он жёстко и логически обоснованно опроверг все эти так называемые «визуальные практики» и ритуалы, полные извращений, распространяемых бхаттараками.