Когда речь идёт об изобразительных средствах и именах, их истинность или ложность следует оценивать не с содержательной точки зрения, но с точки зрения цели. Так, пышно украшенный город называется подобным Индрапури, что, конечно, очевидная ложь, однако ввиду того, что цель такого описания заключается в том, чтобы подчеркнуть его пышность, ничего дурного в этом нет. И такие слова, как «Мошенники наказуются лишь в этом городе», также не могут соответствовать действительности, ибо злодеяния наказуемы везде, однако поскольку цель заключается в том, чтобы подчеркнуть, что здесь не подвергают несправедливым наказаниям добродетельных людей, ничего дурного в таком описании нет. Ну а когда планета Юпитер называется «Учителем богов», а Марс – Куджей, то это всё заимствовано из других религий. В буквальном смысле такие определения, конечно, ложны, однако когда имя служит определением частного объекта, никакого порока в этом нет.
Таким образом, примеры, заимствованные из иноверческих систем, ложны, однако факт их использования ещё не означает призывов следовать этим системам. Наоборот, цель в данном случае заключается во взращивании веры в учение Победителей, а поскольку эта цель – истинна, то никакого изъяна в этом нет.
Далее, наставления в текстах чарана-ануйоги даются в упрощённой форме, доступной пониманию простых существ, и упор при этом делается на их образ жизни в миру, тогда как наставления, смысл которых понятен лишь всеведущему, не даются, ибо практиковать таковые [простые существа] всё равно не смогут. Цель этой ануйоги – вдохновление слушателей на религиозный образ жизни.
Так, человеку, практикующему малые обеты, предписывается воздерживаться от совершения насилия по отношению к подвижным живым существам, однако, к примеру, в тех случаях, когда он предаётся чувственным наслаждениям с женщинами, таковое может иметь место. Ему отлично известно, что в слове Победителей сказано, что насилие по отношению к подвижным живым существам в такой момент возможно, однако цели такой в его уме нет и, кроме того, он и не совершает того, что в мирской терминологии называется убийством подвижных существ, а посему, с данной точки зрения, не совершает насилия над ними вообще.
Что касается монахов, то им возбраняется насилие не только по отношению к подвижным, но и по отношению к неподвижным живым существам, однако они вынуждены совершать передвижение по земле или воде, кишащим этими самыми живыми существами, занимающими настолько малое пространство, что остаются недоступными зрительному восприятию. Монахи знают об этом либо из слова Победителей, либо доже из личного опыта, если обладают ясновидением, однако во-первых, поскольку в их уме нет намерения совершать насилие по отношению к каким бы то ни было живым существам, будь то подвижные или неподвижные, и во-вторых, поскольку они не занимаются такой мирской деятельностью, как копание земли т.п., причиняющей вред неподвижным живым существам, а также избегают причинения боли грубым подвижным существам, говорится, что они воздерживаются от насилия полностью.
Всеведущий зрит, что ложная йога речи имеет место вплоть до двенадцатой гунастханы, приток атомов адатта-кармы и иных чужеродных субстанций – до тринадцатой, сексуальные импульсы – до девятой, внутреннее стяжательство – до десятой, а внешнее так и вообще может иметь место даже и у самого всеведущего, пребывающего в Самавасаране, однако поскольку у монахов нет намерения совершать грехи, и поскольку в их повседневной жизни отсутствуют такие вещи, которые в миру определяются как ложь, воровство, безнравственность и стяжательство, говорится, что они отреклись от лжи и прочего.
Кроме того, правила соблюдения мулагун, как известно, предписывают монахам отречение от объектов пяти чувств, однако в данном случае необходимо отдавать себе отчёт в том, что, во-первых, процесс чувственного познания при этом не останавливается, а во-вторых, если бы они полностью преодолели всякое влечение и отвращение по отношению к любым объектам, то можно было бы вести речь о совершенном правильном поведении, которое в реальности не имеет места. И, тем не менее, принимая во внимание тот факт, что желание чувственного наслаждения материальными объектами в их сознании отсутствует и исчезла всякая склонность к обладанию внешним имуществом, их определяют как отрёкшихся от объектов чувственного наслаждения.
На основании приведённых примеров судите и обо всём прочем.
Вообще, любой обет, принятый человеком, любое отречение, находится в соответствии с учением чарана-ануйоги и мирской традицией. Так, если он берёт на себя обязательство воздерживаться от насилия по отношению к подвижным существам, то это подразумевает воздержание от того, что считается таковым в как в чарана-ануйоге, так и в мирской традиции, однако в том, что касается насилия по отношения к мельчайшим живым существам, видимым лишь всеведущими, то таковое на практике оказывается невозможным. Более конкретно данное обязательство означает воздержание от совершения насилия всеми тремя дверями: телом, речью и умом, и то же самое относится ко всем остальным вилам отречения и обетов.
Вопрос: В текстах карана-ануйоги предмет описывается таким, каким он представляется с точки зрения всеведущего, и там сказано, что на шестой гунастхане полностью отсутствуют двенадцать видов невоздержанности (авирати). Нет ли здесь противоречия?
Ответ: [Противоречия нет], поскольку во-первых, понятие «невоздержанность» включается в йогу и страсти, а во-вторых, [в упомянутых текстах] предмет рассматривается также и с позиции чарана-ануйоги, согласно коим под невоздержанностью подразумевается отсутствие отречения, а таковое [на данной гунастхане] имеет место. В частности, там сказано, что [на этом этапе] отсутствует невоздержанность ума (ман-авирати) притом, что на практике очевидно, что ум монахов всё-таки подвержен блужданиям, однако противоречия в этом нет, поскольку в данном случае об отсутствии оной говорится на том основании, что у монахов отсутствует выраженная тенденция к греховному образу жизни.
Сверх того, в чарана-ануйоге определения и всё прочее даётся с позиции конвенциональной мирской традиции: в частности, встречается утверждение, согласно коему человек, обладающий совершенной религиозной истиной, является достойным получателем [милостыни], а придерживающийся ложного воззрения – недостойным, однако в данном случае под обладающим совершенной религиозной истиной следует понимать того, кто имеет веру в Победителей и прочих [из трёх], а под заблуждающимся – того, кто этой веры не имеет. Всё дело в том, что если вы совершаете даяние, основываясь на поучениях чарана-ануйоги, то и термины «самьяктви» и «митхьятви» следует понимать в контексте чарана-ануйоги. Если же вы будете судить о том, кто обладает совершенной религиозной истиной, а кто заблуждается, исходя из позиций карана-ануйоги, то как вы сможете принять решение о том, кто же является достойным получателем, а кто – нет, в такой ситуации, когда джива, находившаяся на одиннадцатой гунастхане, в течение половины мухурты вдруг падает на первую?
А если принимать решение относительно наличия или отсутствия правильной веры, основываясь на позиции дравья-ануйоги, то здесь возникает закономерный вопрос о том, что в сангхе, как известно, существует два вида монахов – дравьялинги-муни и бхавалинги-муни, и определить этот момент относительно первых из них весьма сложно, поскольку с внешней стороны их образ жизни одинаков... Кроме того, если вы на основании того или иного частного признака признали кого-то обладающим совершенной религиозной истиной, но не оказываете ему при этом почтения, то у окружающих возникнут вопросы о том, почему же вы его не почитаете? Когда же вдруг обнаружится, что на деле этот человек всё ещё пребывает на стадии ложных воззрений, то это приведёт к противоречиям в сангхе, а посему в данном случае всякое утверждение о наличии или отсутствии обладания совершенной религиозной истиной должно пониматься с практической точки зрения.
Вопрос: А на каком основании мы должны почитать дравьялинги-муни, если люди, обладающие совершенной религиозной истиной, считают статус оных многократно ниже своего?
Ответ: Данная категория монахов в весьма широкой степени практикует конвенциональные формы дхармы, а бхакти, как известно, также относится к числу конвенциональных практик. Представьте себе человека, куда более состоятельного, чем любой из членов его семьи: ведь он, несмотря на свой статус, оказывает достойные почести всем, кто старше его по возрасту. Точно так же и здесь: даже если вы сами обладаете непревзойдённым качеством правильной веры, почитайте достойно всех тех, кто практикует дхарму в её конвенциональном аспекте, и чьи достоинства в этом плане весьма велики. Точно таким же образом и тех людей, которые много постятся и предпринимают иные внешние практики, называют аскетами: да, безусловно, высочайший из аскетов – тот, кто занимается медитацией и изучением [писаний], однако поскольку здесь, в чарана-ануйоге, основной акцент делается на внешней аскезе, у нас есть полное право считать их аскетами. На основании данного примера судите и обо всём прочем.
Такова методология изложения предмета в чарана-ануйоге и ей аспекты.
8.3.4 Методология изложения предмета в дравья-ануйоге.
В текстах класса дравья-ануйоги характеристики дживы и прочих субстанций[425] излагаются с помощью примеров и доводов таким образом, чтобы в слушателях могла зародиться должная вера в них, ибо именно в этом и заключается цель этой ануйоги. Однако в данной категории текстов [в целях облегчения понимания] субстанциям с практической точки зрения приписывается ряд несвойственных им в действительности различий, таких, как сущность, модификация, качества и т.п., вымышленных потому, что истинная природа дживы и прочих субстанций едина и неделима. Помимо того, всё с той же самой целью формирования [в слушателях] твёрдой убеждённости здесь применяются разнообразные приёмы логики, найи; дабы помочь [слушателям] прийти к определённым выводам относительно природы объектов познания, приводятся примеры и т.д. Таким образом, цель наставлений в этой ануйоге заключается в развитии твёрдой убеждённости относительно природы субстанций.