Уже такое краткое “введение” в практику Нового времени позволяет выдвинуть некоторые дополнительные предположения об особенностях внутренней расчлененности и противоречивости “теоретика-классика”.
Прежде всего становится ясным, что классик действительно должен был строить выводную логику своей теории на фоне какой-то антилогики. Классику всегда нужно было понять, что следует изменить (отсечь) в объекте теоретизирования, как его трансформировать — в орудии, в приборе, в идеализации, — чтобы он подчинился классической выводной логике, чтобы он двигался — пусть в конструктивном пространстве мысленного эксперимента — как идеальный “снаряд”.
Логика возможного (в идеализации) “классического предмета” возникает в целенаправленном отрицании некой иной, невозможной (для классического понимания) логики бытия. Но для такого
отрицания сию “невозможную логику” природного бытия необходимо каким-то образом знать (хотя знать ее вне логики теории невозможно). Бытие “классического объекта” определяется на фоне многозначной (всевозможной) неопределенности бытия.
Неопределенность эта определима только в “философской логике”. Напомню, что логическое понимание бесконечно-возможного бытия достигается (в философии) мысленной актуализацией расходящихся возможностей и осмыслением логической формы спора, диалога между такими идеализованными логиками.
Философ совершает эту работу логически культурно; но неявно и “дополнительно” ее должен совершить и естественник: он должен быть “в себе” философом (судить о том, как возможно бытие), хотя бы для того, чтобы снимать, отрицать эту философскую логику (реализующую логические определения многозначного бытия) в логике бытия однозначного — в логике “классического объекта”.
Так начинает раскрываться еще один ярус диалогики “теоретика-классика”. Это не только диалогика “физика” и “математика” (логика двух континуумов), но и диалогика теоретика (в узком смысле слова) и философа.
Но полилогичность “теоретика-классика” не исчерпывается и затаенным диалогом “философа” и “теоретика”. Анализ идеализации типа “производство идеального снаряда” позволяет, далее, предположить, что в основе “приборной антиномичности” (и ее затухания в классической теории) лежит еще одна диалогическая схема.
Произвести наиболее активное действие на что-то и чем-то означает (в идеализации, во всяком случае) сосредоточить силовые — импульсные, энергетические, динамические, причинные — определения “снаряда” (соответственно — его движения) в двух точках: у входа в это движение и на выходе из него. У входа в “черный ящик” и на выходе из “черного ящика” (чем бы ни был этот “ящик” — полетом снаряда, токарным станком или... структурой научной информации).
У входа в движение “сила”9 актуализируется как некое “иррациональное” (рационально представляемое только через свое действие, только в форме функционального закона) определение субъекта. На выходе из движения сила актуализируется как практический эффект действия, как практический “здравый смысл”. Внутри “черного ящика” реализуется, усиливается, фокусируется, в идеализации — абсолютизируется, приобретает статут самостоятельного бытия, — функциональный, аналитический, кинематический, геометрический, атрибутивный аспект движения — не движение бытия, а бытие движения.
Два эти процесса — сосредоточение силы (в точках начала и конца данного движения) и “рассредоточение бессилия” (по всей линии движения, по его геометрическому контуру) — осуществляются двумя различными, в принципе противоположными, типами “приборов”: “прибором-орудием” — орудием и в широком и в узком (артиллерийском) смысле слова и “прибором-измерителем”. Прйбором-“практиком” и прибором-“теоретиком”. Или: “орудием” и прибором в собственном смысле слова.
Поскольку “прибор-орудие” устранялся — до Бора — из фундаментальных теоретических расчетов и низводился (для теоретического разума) до роли непосредственного практического “провокатора” и “заказчика” необходимых движений, то в корпусе чистой теории однозначно учитывался только прибор в собственном смысле слова10. Теория с приборной антиномичностью дела не имела. Теоретик же имел с ней дело вполне сознательно и целеустремленно, но с одним прибором, измерителем, он обращался как чистый теоретик, с другим, “провокатором”, — только как “прикладник” или экспериментатор. Так выявляется еще одна, очень существенная конкретизация полилогичности классического теоретика.
Мы имеем в виду жесткое разделение “практического разума” и “разума теоретического”.
Собственно теоретический смысл заключен лишь в кинематическом, геометрическом аспекте движения (ведь именно тут и возможно исследовать движение, а не его “начало” и “окончание”). Динамический аспект имеет, наоборот, исключительно практический интерес, теоретика он интересует только как предмет устранения (из теории), как предмет перевода на функциональный и на геометрический язык. Но, с другой стороны, весь смысл собственно теоретического интереса (интереса к идеализации кинематического аспекта) и вся методология этой идеализации состоит как раз в сосредоточении всех силовых определений движения в точке приложения. Иными словами, жесткое, социально закрепленное разделение “практика” и “теоретика” характеризует всеобщие черты самой практики (и практического разума) этой эпохи (XVII—начало XX века).
Но теперь необходимо сделать в наших размышлениях еще один поворот. Необходимо внимательнее вдуматься в ту анонимную “антилогику”, в бегстве от которой возникала и развивалась классическая теория и осуществлялся “фоновый” диалог между “теоретиком” и “философом”.
2 Понятие “физического мышления” взято здесь очень широко, но главным образом в смысле физической и теоретико-механической основы естествознания, основы естественнонаучных теорий (их коренной модели понимания). Замечу тут же, что тот прорыв к философским основаниям физики (и к преобразованию этих оснований), который произошел в первой трети XX века (Эйнштейн, Бор, Гейзенберг...), явно расплылся и увял во второй половине века. Современные физики в большинстве своем воспринимают идеи Бора или Гейзенберга как какое-то странное метафизическое увлечение, ненужное “философствование”. Развитие физики пошло с 50-х годов скорее вширь, чем вглубь. Не буду сейчас анализировать причины такого феномена. Во многом такое растекание и ослабление логического порыва объясняется “параличом” собственно философско-логического осмысления позитивно-теоретических трансформаций. А это, в свою очередь, объясняется... Но здесь я обращу внимание читателя на вторую часть этой книги, на второе философское введение в XXI век.
3 Я не буду здесь излагать общую (логическую и физическую) характеристику этого принципа. В философской литературе соответствующая работа уже осуществлена. Мне только хочется показать значение названного принципа для анализа “нашей” философской, историологической проблемы. Ничего больше.
4 В квантовой механике “неклассическая теория” существует только как теоретическая возможность иного, чем классический, типа теорий, причем недостижимая возможность, которая в процессе своего осуществления редуцируется до одного из антиномических определений теории классической. Это “одно из определений”, в свою очередь, осуществляется как неполное, незаконченное, требующее противоположного, дополнительного решения. Возможность “антиклассики” остается синей птицей...
5 Дело тут не в относительной (по сравнению с медленными движениями) бесконечной скорости Абсолютная пустота, введенная конструктивно, обеспечивает бесконечную скорость физических взаимодействий на основе строго логических соображений.
6 “… Какими бы противоречивыми ни казались, при попытке изобразить ход атомных процессов в классическом духе, получаемые при таких условиях опытные данные, их надо рассматривать как дополнительные, в том смысле, что они представляют одинаково существенные сведения об атомных системах и, взятые вместе, исчерпывают эти сведения. Понятие дополнительности... нужно рассматривать как логическое выражение нашей ситуации по отношению к объективному описанию в этой области опытного знания” (Бор Н. Атомная физика и человеческое познание. М., 1961. С. 103—104).
7 Тонкий анализ процессов формирования “математического континуума” в его антиномической противопоставленности “континууму физическому” дает В. Клиффорд в книге “3дравый смысл точных наук” (М., 1910). Особенно см. с. 59—61.
8 Борн М. Физика в жизни моего поколения. М., 1963. С. 430.
9 Здесь “сила” — просто образный, несуший следы своего происхождения, синоним всех динамических понятий.
10 Даже когда «прибор-измеритель» фиксировал «силу» (энергию, импульс, энергию взаимодействия), он переводил ее на кинематический язык, к примеру, отклонение стрелки прибора на геометризированной шкале.