Когнитивная наука Основы психологии познания том 2 Величковский Б М (стр. 53 из 118)

В табл. 8.1 приведены данные недавнего исследования особенностей пересказа содержания короткого мультипликационного фильма испытуемыми, говорящими на различных языках (Stutterheim & Nuese, 2003). В качестве контрольной группы были выбраны алжирские

Таблица 8.1. Количество сообщаемых событий и относительное число упоминаемых целей действия при пересказе фильма испытуемыми трех языковых групп (по: Stutterheim & Nuese, 2003)

Общее число упоминаний	Язык пересказа немецкий английский арабский (алж.)
Событий	11,2**	21,5	19,7
Целей/событий	5,75**	1,80	1,63

192

'р < 0,01

арабы, язык которых имеет глагольную форму, близкую «ing»-OBoft форме английского языка. Как видно из полученных данных, англичане и алжирцы, описывая последовательность событий, спонтанно разбивали ее на значительно более дробные эпизоды, чем немцы. Одновременно немецкие испытуемые примерно в три раза чаще упоминали конечные состояния движения и цели, чем испытуемые двух других групп. Высокое сходство результатов английской и алжирской групп свидетельствует о том, что эти данные не могут быть объяснены общими культурными различиями, более выраженными между английской и алжирской группами, чем между английской и немецкой¹⁰.

В данном случае речь идет о самом первом исследовании этого рода, поэтому следует подождать подтверждений (или опровержений) результатов другими авторами. И все же трудно удержаться от спекулятивного предположения, что обнаруженные различия в описании событий могут объяснять фундаментальные различия англоязычной (аналитической) и немецкоязычной (более целостной и телеологичной) философских традиций, а также тот неоспоримый факт, что атомистические подходы в психологии представлены, главным образом, работами английских и американских коллег, тогда как гештальтпсихология и разнообразные подходы к проблематике деятельности и действия первоначально возникли именно в сфере немецкого языка (см. 1.4.1)". Таким образом, даже «слабое взаимодействие» языка и мышления может привести к чрезвычайно заметным последствиям!

В последние два десятилетия в результате развития знаний о когнитивных процессах, а также демонстрации явной ошибочности строгой версии гипотезы лингвистической относительности проблема взаимоотношения языка и мышления начинает рассматриваться в совершенно новом аспекте. В работах по когнитивной лингвистике получает распространение точка зрения, которая может быть названа «речь для мышления». Предполагается, что за различными языками, при всем их разнообразии, кроятся единые когнитивные универсалии, возможно, связанные с общими социальными формами деятельности. Иными словами, фундаментальные принципы организации познания первичны и универсальны,

¹⁰ Эти данные не обязательно противоречат культурно-историческому подходу. Можно сказать, что исторически сформировавшиеся языковые формы предоставляют различные средства для решения познавательных и коммуникативных задач (см. 1.4.2). Поэтому авторам, хорошо владеющим несколькими языками, часто проще заново написать свой текст на другом языке, чем перевести его.

' " Это обстоятельство в свое время прокомментировал Бертран Рассел, писавший, что
в психологических экспериментах шимпанзе обнаруживают черты национального харак
тера психологов: в американских исследованиях они проявляют бешеную активность и "
рано или поздно, совершив множество ошибок, наталкиваются на решение; в немецких
работах (речь идет, очевидно, о работах Кёлера — см. 1.3.1) обезьяны периодически на
долго задумываются и после одной из таких пауз сразу демонстрируют правильное реше
ние задачи. 193

а языки отличаются характером средств, позволяющих выражать отдельные аспекты этих принципов.

Дифференцированное обоснование этой точки зрения можно найти в работах по сравнению языков. Здесь же можно найти указания на то, что понимается под «когнитивными универсалиями». По мнению известного русского лингвиста А.Е. Кибрика, наиболее общий когнитивный принцип состоит в нашей чувствительности к различию нормального (естественного, ожидаемого) и атипичного (маловероятного, неестественного). В отношении языковых проявлений этого принципа, говорящий стремится выражать нормальное положение дел в мире простейшими языковыми средствами, или даже вообще не выражать, и, напротив, использовать специальные кодирующие средства {маркирование) для менее типичного случая (см. Кибрик, 2003, 2004)¹².

Примером действенности когнитивных универсалий может служить категория числа. Во всех известных языках для кодирования единственного числа счетных объектов используется меньше, или, по крайней мере, не больше «лингвистического материала», чем для кодирования множественного (дом — дома, day — days, Schrank — Schraenke). Совершенно очевидно, что в случае счетных объектов именно форма единственного числа является «дефолтной», когнитивно нормальной. Иначе обстоит дело со словами, обозначающими собирательные совокупности объектов. Здесь менее типичной, лингвистически более сложной и поэтому специально маркируемой оказывается форма единственного числа (ср., например, в русском языке: морковка — морковь, брусничина — брусника, песчинка — песок).

Другой пример действенности того же принципа связан с феноменом анафоры — замены существительных и личных имен местоимениями, а иногда и так называемой «нулевой формой», когда референт вообще явно не присутствует в тексте, даже в форме местоимения, хотя постоянно имеется в виду по существу (см. 7.1.3). Использование «нулевой формы» характерно для кратких биографических описаний: «Родился в 1869 году. Учился в Санкт-Петербургском университете» и т.д. Чем менее явно некто или нечто упоминается «по имени» собственно в корпусе речи, тем выраженнее может быть при прочих равных условиях их психологическое присутствие в качестве когнитивных референтов. Следует заметить, что поскольку одушевленные референты психологически (когнитивно) особенно важны, они в первую очередь привлекают наше внимание. Именно поэтому они, как показывают исследования, значительно чаще замещаются местоимениями и «нулевой формой», чем неодушевленные референты.

Еще один универсальный когнитивный принцип связан с существованием личной сферы говорящего-слушающего и с языковым маркированием психологической близости к ней. Для этого в различных языках

¹² В силу важнейшей роли маркирования в функционировании речи мы склонны счи-194 тать ее особой метакогнитивной операцией — метапроцедурой (см. 8.1.3).

мира используется хорошо известная иерархия личных местоимений. Обычно она имеет примерно следующий вид:

я > мы > ты > вы > он/она > они.

Вместе с тем, существуют языки с несколько иной функциональной иерархией, в частности, выявляющей доминирование перспективы второго лица «ты» над «я» и «мы» (см. также в 6.4.3 о так называемой эго-центричностиречи). В любом случае когнитивно нормальным, не требующим специального маркирования является случай, когда первые лица играют роль активного начала, то есть роль АГЕНСов высказывания, тогда как лица в правой части иерархии личных местоимений и безличные объекты — роль ПАЦИЕНСов (см. 7.3.2). Всякие отклонения от этого ожидаемого случая требуют использования специальных языковых средств¹³.

Третий универсальный принцип, причем, несомненно, не только перцептивной, но и когнитивной организации, хорошо известен в психологии. Он состоит в разделении любой осознаваемой нами ситуации на фигуру и фон (см. 1.3.1, 3.3.1 и 7.3.2). Когнитивная лингвистика повторно открыла существование фигуры и фона около трех десятилетий назад, после чего был обнаружен целый ряд обусловленных этим разделением речевых и коммуникативных феноменов (Talmi, 1978). Существование данного принципа организации, в частности, предписывает особое маркирование того, что должно стать фигурой, или, другими словами, того, что вводится в фокальную зону совместного внимания участников процесса коммуникации (Мельчук, Иорданская, 1995; Clark, 1992).

Наконец, четвертый принцип, который также выявили кросслингви-стические исследования Е.А. Кибрика и его коллег, связан с существованием и отражением в языке шкалы различных семантических отношений обладания: от отношения части тела (как правило, неотделяемой) к его обладателю до сугубо ситуативного отношения между более или менее случайным предметом и действующим с ним в данный момент актором. Чем прочнее отношения обладания («неотчуждаемая принадлежность» > «отчуждаемая принадлежность»), тем выше оказывается вероятность использования при их описании в разных языках мира средств речевого маркирования. Этот последний принцип потенциально относится к сфере социальных отношений и товарообмена, в последнее время привлекающей особое внимания специалистов по эволюционной психологии (см. 8.2.3).

Когнитивные универсалии обычно выявляются посредством языка, так что фактически мы наблюдаем некоторые коммуникативные

¹³ То, насколько тонко язык реагирует на близость другого человека к личной сфере,
можно проиллюстрировать употреблением местоимений «ты» и «вы». Обычно мы не
можем, не нарушив границ личной сферы, обратиться к незнакомому взрослому чело
веку на «ты». Однако такое обращение вполне естественно по отношению к незнакомо
му ребенку, а также к домашним животным («Дай, Джим, на счастье лапу мне»). Суще
ствуют обстоятельства, когда вполне возможно включение в личную сферу и незнако
мого взрослого, а именно тогда, когда существует хотя бы потенциальная угроза для его
жизни: «Берегись автомобиля», «Не стой под стрелой!» и даже «Ну как мы себя чувству
ем?» (Апресян, 1995) 195