Когнитивная наука Основы психологии познания том 2 Величковский Б М (стр. 78 из 118)

«решатели» тратят сравнительно много времени на ПОНИМАНИЕ задачи и создание адекватной репрезентации (ОПИСАНИЕ и/или ПРЕД-СТАВЛИВАНИЕ) условий. Плохие начинают сразу же искать ответ в памяти (ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ). Лишь первая стратегия дает возможность обобщить приемы решения и перенести их в случае необходимости на проблемные ситуации в другой предметной области. Успешность решения реальных жизненных задач определяется не столько количеством знаний, сколько ВАРЬИРОВАНИЕМ подходов к решению и критическим КОНТРОЛЕМ их применимости, а также умением «видеть», что информация, полученная в одном контексте, пригодна для использования в другом (АНАЛОГИЯ и МЕТАФОРИЗАЦИЯ).

Уровню F, формирующемуся прежде всего в связи с появлением индивидуальной теории психики (см. 5.4.3 и 8.1.1), принадлежит ведущая роль и в механизмах социального интеллекта и коммуникативной прагматики. При этом, в частности, очень важна метапроцедура РЕКУРСИЯ, позволяющая осуществлять вложение ментальных пространств друг в друга (см. 7.4.1 и 8.3.2). Поскольку в ряду таких вложений могут с некоторыми вариациями многократно повторяться образы «Я» и «значимого другого», возникают столь характерные для координации уровня F эффекты диалогичности, рефлексивности и стереоскопичности: мы часто замечаем, что ведем с кем-то внутренний диалог, смотрим на себя со стороны глазами окружающих, оцениваем других в зависимости от того, как они предположительно оценивают нас, пытаемся представить, как бы мы поступили на месте другого либо другой человек повел бы себя в нашей ситуации, и т.д.

Сложность экспериментального изучения этих процессов объясняет тот факт, что в когнитивной науке они до последнего времени анализировались в основном на литературном материале. В связи с интересом к особенностям «дедуктивного метода» Шерлока Холмса, примечательна следующая цитата из «Обряда дома Месгрейвов»: «Вы знаете мой метод... Уотсон: я ставлю себя на место действующего лица и, прежде всего уяснив для себя его умственный уровень, пытаюсь вообразить, как бы я сам поступил при аналогичных обстоятельствах». В русском литературоведении признанным «героем рефлексии» является лермонтовский Печорин. Интеллектуальное превосходство Печорина над окружением в значительной степени является превосходством в полноте и глубине рефлексии, ведущей его от одного успеха к другому. Но и его возможности рекурсивного построения ментальных пространств небезграничны — в «Тамани» Печорин едва не погибает, «не подумав, что могут подумать, что он может донести». Таким образом, проблематичной стала ситуация, потребовавшая трехслойной конструкции ментальных пространств, или второго уровня рефлексии.

Ограничения в глубине рефлексии характеризуют индивидуальную когнитивную сложность решений (равно как и индивидуальную теорию психики — см. 5.4.3 и 8.1.1) и в этом качестве более интересны, чем другие показатели когнитивной сложности, например, опирающиеся на 277

параметры репрезентаций уровня Ε оценки числа независимых семантических измерений, используемых при классификации понятий. Не совсем понятна связь этих ограничений с объемом рабочей памяти, поскольку последняя тестируется в совсем иных ситуациях. Скорее можно ожидать некоторой корреляции с долговременной рабочей памятью, учитывающей степень развития экспертных знаний в определенной области (см. 5.3.2 и 8.3.3). Как мы отмечали, анализ деятельности Бисмарка (по материалам его собственных мемуаров) позволяет выделить до 6 уровней стратегического планирования, в отличие от 1—2 уровней у других известных немецких и европейских политиков того времени⁶². Интересно, что этими же числами обычно оценивается глубина проработки решений в современных игровых методиках изучения стратегического интеллекта (Colman, 2003). При этом лишь очень незначительное число испытуемых — менее 10% — демонстрирует способность работать на втором уровне рефлексии.

Предположение Хомского о продуктивном использовании РЕКУРСИИ сыграло важную роль в критике бихевиористских теорий развития языка и в возникновении когнитивного подхода (см. 1.3.3). Эмпирические данные говорят о том, что эта продуктивность ограниченна. В реальных диалоговых ситуациях (а не в письменной, вынесенной вовне речи — см. 7.2.1 и 7.3.2) рекурсивные вложения довольно редки, а если они и встречаются, то их глубина не превышает одного-двух. Речевое взаимодействие также обнаруживает многочисленные признаки редукции сложности, когда анализ и продуктивное порождение заменяются имитацией по типу прайминга, настраивающей нас на фонетику, семантику и синтаксис речи собеседника (см. 7.1.2). Из-за отмеченных ограничений рефлексивное управление заменяется где только возможно следованием системе правил. Например, чтобы избежать постоянного мысленного моделирования намерений каждого встречного, в особенно опасном сегменте поведения — дорожном движении вводится строгая регламентация. Более того, функции рефлексивного управления постепенно передаются автоматам, таким как проектируемые адаптивные системы поддержки (AAS = Adaptive Assistant Systems). Эти системы отслеживают состояние внимания и намерения человека, вмешиваясь только в том случае, когда для этого есть достаточные основания, например, когда водитель не увидел красного света светофора или не заметил выбежавшего на проезжую часть дороги ребенка (Величковский, 2003).

Заканчивая эту главу, следует поставить вопрос о реальности уровней, положенных нами в основу классификации когнитивных феноменов. Речь идет, как и в случае любой теории, о полезной абстракции,

⁶² В дипломатии специальным метакогнитивньш приемом использования знаний о подобных ограничениях является вариант диффамации, основанный на антиклише: «Я бы затруднился исключить возможность такого развития событий, при котором кто-либо мог бы заподозрить меня в неискренности, если бы я позволил себе высказать предположение относительно полной невозможности переговоров по данному вопросу». Избыточная рефлексия мнений третьих сторон, введение дополнительных модальностей и не 278 относящихся к делу деталей приводят здесь к потере смысла высказывания.

хотя, возможно, задействованные механизмы и менее дискретны, чем это имплицируется списком, приведенном в табл. 8.4. В их филогенезе и в индивидуальном развитии эти механизмы обнаруживают явные переходы и градиенты роста. Так, «восприятие для действия» (дорзальный поток) демонстрирует элементы восприятия формы, полностью разворачивающегося на следующем уровне (см. 3.3.4). «Восприятие для познания» (вентральный поток) ведет (под метакогнитивным контролем — см. 7.1.2) к накоплению категориального знания, мозговые механизмы которого распределены в местах соответствующей перцептивной обработки. Семантическая категоризация вовлекает не только височные механизмы (совместный субстрат с высшими формами восприятия), но и фронтальные структуры. При этом она взаимодействует с метакогни-тивными координациями, субстрат которых, по-видимому, развивается из двух базовых подсистем восприятия (дорзо-латеральная и вентроме-дианная префронтальная кора — см. 9.4.3).

Между разными уровнями происходит постоянное согласование и делегирование функций. Формирование когнитивных навыков, которые служат основой сложных умений в разных областях деятельности, можно объяснить передачей функций контроля с уровня Ε на уровень D, то есть переходом от преимущественно декларативного знания к лроцедурному ноу-хау. Аналогичные изменения постоянно происходят и во взаимоотношениях уровня метакогнитивных координации F с нижележащими структурами. То, что представляется нам уникальным воспоминанием, свежей метафорой или смелой научной гипотезой, постепенно утрачивает свой экстраординарный характер и становится просто частью концептуальной модели мира. Кроме того, фоновые координации могут осуществляться и более высокими по отношению к актуально ведущему уровню структурами. Так, выполняя предметное действие, мы можем неожиданно ощутить гордость за нашу работу (или же стыд). Многие детали этой сложнейшей картины практически незаметных, градуальных переходов и внезапных, «катастрофических» скачков пока остаются неясными. Но процессы коммуникации требуют расчленения реальности, хотя бы в дидактических целях.

279

9

ПЕРСПЕКТИВЫ

когаитивнои

НАУКИ

Структура главы:

9.1 От дуализма Декарта к новой монадологии

9.1.1 Третий кризис научной психологии

9.1.2 Произвольность формальных моделей

9.1.3 Нейрокогнитивизм и теория идентичности

9.2 Перспектива методологического солипсизма

9.2.1 Искусственный интеллект и человеческий разум

9.2.2 Философия искусственного интеллекта

9.2.3 Виртуальные формы жизни

9.3 Перспектива прямого реализма

9.3.1 Экологический подход: вклад Джи Джи Гибсона

9.3.2 Исследования ситуативного действия

9.3.3 Телесная заземленность познания

9.4 Перспектива методологического плюрализма

9.4.1 Разнообразие подходов и моделей

9.4.2 Вертикальная интеграция и парадигмы развития

9.4.3 Когнитивно-аффективная наука

282

Несмотря на высокий уровень работ, вызванных к жизни когнитивным подходом, к середине 1980-х годов значительное число авторов стало критически оценивать соотношение затраченных усилий и реального прогресса. Тулвинг и Мэдиган одними из первых отметили, что поток психологических исследований не привел к соответствующему росту наших знаний. «Многие изобретения и открытия в других областях науки потрясли и озадачили бы Аристотеля, но самые яркие и неожиданные результаты психологических исследований... заставили бы его поднять брови только на мгновение» (Tulving & Madigan, 1970, p. 437). «Психология, — писал Джерри Фодор, — это очень трудное занятие... С одной стороны, внутренние репрезентации очень лабильны и их использование определяет эффективность ментальной обработки. С другой стороны,... по-видимому, имеются какие-то структурные ограничения возможностей организмов в этом отношении, однако никто не знает, в чем они заключаются» (Fodor, 1978, р. 166). Другой автор признавался, что за глянцевой убедительностью психологических журналов кроется все большая неуверенность (Claxton, 1980). В чем причины такого изменения оценок перспектив направления, которое должно было произвести переворот во взглядах на природу человека?