Между тем духота становилась нестерпимой.
Лакеи разносили по гостиным подносы, полные фруктов и мороженого.
Монте-Кристо вытер платком лицо, влажное от пота, но отступил, когда мимо него проносили поднос, и не взял ничего прохладительного.
Госпожа де Морсер ни на минуту не теряла МонтеКристо из виду. Она ви- дела, как мимо него пронесли поднос, до которого он не дотронулся; она даже заметила, как он отодвинулся.
- Альбер, - сказала она, - обратил ты внимание на одну вещь?
- На что именно?
- Граф ни разу не принял приглашения на обед к твоему оу.
- Да, но он приехал ко мне завтракать, и этот завтрак был его вступ- лением ввет.
- У тебя, это не то же, что у графа де Морсер, - прошептала Мседес, - а я слежу за ним с той минуты, как он сюда вошел.
- И что же?
- Он до сих пор ни к чему не притронулся.
- Граф очень воздержанный человек.
Мерседес печально улыбнулась.
- Подойди к нему и, когда мимо понесут поднос, попроси его взять что-нибудь - Зачем это, матушка?
- Доставь мне это удовольствие, Альбер, -казала Мерседес.
Альбер поцеловал матери руку и подошел к графу.
Мимо них пронесли поднос; г-жа де Морсер видела, как Альбер настойчи- во угощал графа, даже взял блюдце с мороженым и предложил ему, но тот упорно отказывался.
Альбер вернулся к матери; графиня была очень бледна.
- Вот видишь, - сказала она, - он отказался.
- Да, но почему это вас огорчает?
- Знаешь, Альбер, женщины ведь странные создания. Мне было бы прият- но, если бы граф съел что-нибудь в моем доме, хотя бы только зернышко аната. Впрочем, может быть, ему не нравится французская еда, можебыть, у него какие-нибудь особенные вкусы.
- Да нет же, в Италии он ел все, что угодно; вероятно, ему нездоро- вится сегодня.
- А потом, - сказала графиня, - раз он всю жизнь провел в жарких странах, он, может быть, не так страдает от жары, как мы?
- Не думаю; он жаловался на духоту и спрашивал, почему, если уж отк- рыли окна, не открыли заодно и ставни.
- В самом деле, -казала Мерседес, - у меня есть способ удостове- риться, нарочно ли он от всего отказывася.
И она вышла из гостиной.
Через минуту ставни распахнулись; сквозь кусты жасмина и ломоноса, растущие перед окнами, можно было видь весь сад, освещенный фонарика- ми, и накрытый стол под тентом.
нцоры и танцорки, игроки и беседующие радостно вскрикнули; их лег- к с наслаждением впивали свежий воздух, широкими потоками врывавшийся комнату.
В ту же минуту вновь появилась Мерседес, бледнее прежнег но с тем решительным лицом, какое у нее иногда бывало. Она направась прямо к той группе, которая окружала ее мужа.
- Не удерживайте здесь наших гостей, граф, - сказала она. - Ес они не играют в карты, то им, наверно, будет приятнее подышать воздухом в саду, чем задыхаться в комнатах.
- Сударыня, - сказал галантный старый генерал, который в 1809 году распевал: "Отправимся в Сирию"- одни мы в сад не пойдем.
- Хорошо, - сказала Мерседес, - в таком случае я подам вам пример.
И, обернувшись к Монте-Кристо, она сказала:
- Сделайте мне честь, граф, и предложите мне руку.
Граф чуть не пошатнулся от этих простых слов; потом он пристально посмотрел на Мерседес. Это был только миг, быстрый, как молния, но гра- фине показалось, что он длился вечность, так много мыслей вложил Мон- те-Кристо в один этот взгляд.
Он предложил гране руку; она оперлась на нее, вернее, едва косну- лась ее своей маленькой рукой, и они сошли вниз по одной из каменных лестниц крыльца, окаймленной рододендронами и камелиями.
Слем за ними, а также и по другой лестнице, с радостными возгласами устрились человек двадцать, желающих погулять по саду.
XIV. ХЛЕБ И СОЛЬ
Госпожа де Морсер прошла со своим спутником под зеленые своды липовой аллеи, которая вела к теплице.
- В гостиной было слишком жарко, не правда ли, граф? - сказала она.
- Да, сударыня, и ваша мысль открь все двери и ставни - прекрасная мысль.
Говоря эти слова, граф заметил, что рука Мерседес дрожит - А вам не будет холодно в этом легком платье, с одним только газом шарфом на плечах? - сказал он.
- Знаете, куда я вас веду? - спрола графиня, не отвечая на вопрос.
- Нет, сударыня, - ответил Монте-Кристо, - по, как видите, я не про- тивлюсь.
К оранжерее, что виднеется там, в конце этой аллеи.
Граф вопросительно взглянул на Мерседес, но она молча шла дальше, и Монте-Кристо тоже молчал.
Они дошли до теплицы, полной превосходных плодов, которые к началу июля уже достигли зрости в этой температуре, рассчитанной на то, чтобы заменить солнечное тепло, такое редкое у нас.
Графиня отпустила руку Монте-Кристо и, подойдя к виноградной лозе, сорвала гроздь муста.
- Возьмите, граф, - сказала ода с такой печальной улыбкой, что, каза- лось, на глазах у нее готовы выступить слезы. - Я знаю, наш французский виноград не выдерживает сравнения с вашим сицилианским или кипрским, но вы, надеюсь, будете снисходительны к нашему бедному северному солнцу.
Граф поклонился и отступил на шаг.
- Вы мне отказываете? - сказала Мерседес дрогнувшим голосом.
- Сударыня, - отвечал Монте-Кристо, - я смиренно прошу у вас проще- ния, но я никогда не ем муската.
Мерседес со вздохом уронила гроздь.
На соседней шпалере висел чудесный персик, выращенный, как и виног- радная лоза, в искусственн тепле оранжереи. Мерседес подошла к барха- тистому плоду и сорвала его.
- Тогда возьмите этот персик, - сказала она.
Но граф снова поврил жест отказа.
- Как, опять! - сказала она с таким отчаянием в госе, словно подав- ляла рыдание. - Право, мне не везет.
Последовалдолгое молчание; персик, вслед за гроздью, упал на песок.
- Знаетеграф, - сказала, наконец, Мерседес, с мольбой глядя на Мон- те-Кристо- есть такой трогательный арабский обычай: те, что вкусили под одн кровлей хлеба и соли, становятся навеки друзьями.
- Я это знаю, сударыня, - ответил граф, - но мы во Франции, а не в Аравии, а во Франции не существует вечной дружбы, так же как и обычая делить хлеб и соль.
- Но все-таки, - сказала графиня, дрожа и глядя прямо в глаза Мон- те-Кристо, и почти судорожно схватила обеими руками его руку, - все-таки мы друз, не правда ли?
Вся кровь прихлынула к сердцу графа, побледневшего, как смерть, затем бросилась ему лицо и на несколько секунд заволокла его глаза туманом, как бывает селовеком, у которого кружится голова.
- Разумеется, сударыня, - отвечал он, - почему бы нам не быть друзьями?
Этот тобыл так далек от того, чего жаждала Мерседес, что она отвер- нулась со вздохом, более похожим на стон.
- Благодарю вас, - сказала она.
И она пошла вперед.
Они обошли весь сад, не проронив ни слова.
- Граф, - начала вдруг Мерседес, после десятиминутной молчаливой про- гулки, - правда ли, что вы много видели, много путешествовали, много страдали?
- Да, сударыня, я много страдал, - ответил МонтеКристо.
- Но теперь вы счастливы?
- Конечно, - ответил граф, - ведь никто не слышал, чтобы я когда-ни- будь жаловался.
- И ваше нынешнее счастье смягчает вашу душу?
- Мое нынешнее счастье равно моим прошлым несчастьям.
- Вы не женаты?
- Женат? - вздрогнув, переспросил Монте-Кристо. - Кто мог вам это сказать?
- Никто не говорил, но вас несколько раз видели в Опере с молодой и очень красивойенщиной.
- Это невольница, которую я купил в Константинополе, дочь князя, ко- торая стала моей дочерью, потому что на всем свете у меня нет ни одного близкого человека.
- Значит, вы живете одиноко?
- Одиноко.
- У вас нет сестры... сына... отца?
- Никого.
- Как вы можете так жить, не имея ничего, что привязывает к жизни?
- Это произошло не по моей вине, сударыня. Когда я жил на Мальте, я любил одну девушку и должен был на ней жениться, но налетела война и ум- чала меня от нее, как вихрь. Я думал, что она достаточно любит меня, чтобы ждать, чтобы остаться верной даже моей могиле. Когда я вернулся, она была уже замужем. Это обычная история каждого мужчины старше двадца- ти лет. Быть может, у меня было более чувствительное сердце, чем у дру- гих, и я страдал больше, чем страдал бы другой на моем месте, вот и все.
Графиня приостановилась, словно ей не хватило дыхания.
- Да, - сказала она, - и эта любовь осталась лежать камнем на вашем сердце... Любишь по-настоящему только раз в жизни... И вы не виделись больше с этой женщиной?
- Никогда.
- Никогда!
- Я больше не возвращался туда, где она жила.
- На Мальту?
- Да, на Мальту.
- Она и теперь на Мальте?
- Вероятно.
- И вы простили ей ваши страдания?
- Ей - да.
- Но только ей; вы все еще ненавидите тех, кто вас с ней разлучил?
- Нисколько. За что мне их ненавидеть?
Графиня остановилась перед Монте-Кристо; в руке она все еще держалобрывок ароматной грозди.
- Возьмите, - сказала она.
- Я никогда не ем муската, сударыня- ответил Монте-Кристо, как буд- то между ними не было никакого разговора на эту тему.
Графиня жестом, полным отчаяния, отбросила кисть винограда в ближай- шие кусты.
- Непреклонный! - прошептала она.
Монте-Кристо остался столь же невозмутим, как если бы этот упрек от- носился не к нему.
В эту минуту к ним подбежал Альбер.
- Матушка, - сказал он, - большое несчастье!
- Что такое? Что случилось? - спросила графиня, выпрямляясь во весь рост, словно возвращаясь от сна к действительности. - Несчастье, ты го- воришь? В самом деле, теперь должны начаться несчастья!
- Приехал господин де Вильфор.
- И что же?
- Он приехал за женой и дочерью.
- Почему?
- В Париж прибыла маркиза де Сен-Меран и привезла известие, что мар- киз де Сен-Меран умер на пути из Марселя,а первой остановке. Госпожа де Вильфор была так весела, что долго не могла понять и поверить; но мадемуазель Валентина при первых же словах, несмотрна всю осторожность ее отца, все угадала; этот удар поразил ее, как громом, и она упала в обморок.
- А кем маркиз де Сен-Меран приходится мадемуазель Валентине де Вильфор? - спросил граф.
- Это ее дед по матери. Он ехал да, чтобы ускорить брак своей внуч- ки с Францем.
- Ах, вот как!