- По-моему, у него открытый взгляд и приятный голос, так что он мне нравится, несмотря на странное замечание на мой счет.
Господа, - сказал Альбер, - Жермен докладывает, что завтрак подан. Дорогой граф, разрешите указь вам дорогу.
Все молча прошли в столовую и заняли свои места.
Господа, - заговорил, усаживаясь, граф, - разрешите мне сделать вам пзнание, которое может послужить мне извинением за возможные мои оп- лошности: я здесь чужой, больше того, я первый раз в Париже. Поэтому с французской жизнью я совершенно незнаком; до сих пор я всегда вел вос- точный образ жизни, совершенно противоположный французским нравам и обы- чаям. И я заранепрошу извинить меня, если вы найдете во мне слишком много турецкого, неаполитанского или арабского. А засим - приступим к завтраку.
- Как он говорит! - прошептал Бошан. - Положительно это вельможа!
- Чужеземный вельможа, - добал Дебрэ.
- Вельможа всех стран света, господин Дебрэ, - заключил Шато-Рено.
II. ЗАВТРАК
Как читатели, вероятно, помнят, граф был очень умерен в еде. Поэтому Альбер выразил опение, что парижский образ жизни с самого начала про- изведет на пего дурное впечатление своей наиболее материальной, хотя в то же время наиболее необходимой стороной.
- Дорогой граф, - сказал он, - я сильно опасаюсь, что кухня улицы Эльдер понравится вам меньше кухни Пьяцца-ди-Спанья. Мне следовало зара- нее осведомиться о ваших вкусах и заказать блюда, которые вы предпочита- ете.
- Если бы вы знали меня ближе, - ответил, улыбаясь, граф, - вас не заботили бы такие пустяки. В моих путешествиях мне приходилось питаться макаронами в Неаполе, полентой в Милане, оллаподрий в Валенсии, пила- вом в Константинополе, карриком в Индии и ласточкиными гнездами в Китае. Для такого космополита, как я, вопроса о кухне нсуществует. Где бы я ни был, я ем все, только ем понемногу; а как р сегодня, когда вы сету- ете на мою умеренность, у меня волчий аппетит, потому что со вчерашнего утра я ничего не ел.
- Как, со вчерашнего утра? - воскликнули все. - Неужели вы ничего не ели целые сутки?
- Да, - отвечал Монте-Кристо. - Мне пришлось свернуть с дороги, чтобы собрать некоторые сведения в окрестностях Нима, это несколько задержало меня, я не хотел нигде останавливаться.
- И вы пообедали в карете? - спросил Морсер.
- Нет, я спал; я всегда засыпаю, когда мне скучно и нет охоты развле- каться или когда я голоден и нет охоты есть.
- Так вы, значит, можете заставить себя заснуть? - спросил Моррель.
- Почти что так.
- И у вас есть для этого какое-нибудь средство?
- Самое верное.
- Вот что пригодилось бы нам, африканцам, - сзал Моррель, - у нас ведь не всегда бывает пища, а питье - и того реже.
- Несомненно, - сказал Монте-Кристо, - но, к сожалению, мое средство, чудесное для такого человека, как я, живущего совсем особой жизнью, было бы опасно применить в армии; она не проснулась бы в нужную минуту.
- А можно узнать, что это за средство? - спросил Дебрэ.
- Разумеется- сказал Монте-Кристо, - я не делаю из него тайны: это смесь отличнейшего опиума, за которым я сам ездил в Кантон, чтобы быть уверенным в е качестве, и лучшего гашиша, собираемого между Тигром и Евфратом; их смешивают в равных долях и делают пилюли, которые вы и гло- таете, когда нужно. Действие наступает через десять минут. Спросите у барона Франца д'Эпине; он, кажется, пробовал их однажды.
- Да, - сказал Альбер, - он говорил мне; он сохранил о них самое при- ятное воспоминание.
- Значит, - сказал Бошан, котор, как полагается журналисту, был очень недоверчив, - это снадобье у вас всегда при себе?
- Всегда, - отвечал Монте-Кристо.
- Не будели с моей стороны нескромностью попросить вас показать нам эти драгоцные пилюли? - продолжал Бошан, надеясь захватить чужестранца врасплох.
- Извольте.
И граф вынул из кармана очаровательную бомбоньерку,выточенную из цельного изумруда, с золотой крышечкой, которая, отвинчиваясь, пропуска- ла шарик зеленоватого цвета величиною с горошину. Этот шарик издавал острый, въедливый запах. В изумрудной бомбоньерке лежало четыре или пять шариков, но она могла вместить и дюжину.
Бомбоньерка обошла стол по кругу, но гости брали ее друг у друга ско- рее для того, чтобы взглянуть на великолепный изумруд, чем чтобы посмот- реть или понюхать пилюли.
- И это угощение вам готовит ваш повар? - спросил Бошан.
- О, нет, - сказал Монте-Кристо, - я не доверяю лучших моих наслажде- ний недостойным рукам. Я неплохой химик и сам пготовляю эти пилюли.
- Великолепный изумруд! - сказал Шато-Рено. - Такого крупного я ни- когда не видал, хотя у моей матери есть недурные фамильные драгоценнос- ти.
- У меня их было три таких, - пояснил Монте-Кристо, - один я подарипадишаху, который украсил им свою саблю; второй - его святейшеству папе, который велел вставить его в свою тиару, против почти равноценного ему, но все же не такого красивого изумруда, подаренного его предшественнику Пию Седьмому императором Наполеоном; третий я оставил себе и велел вы- долбить. Это наполовину обесценило его, но так было удобнее для того употребления, которое я хотел из него сделать.
Все с изумлением смотрели на Монте-Кристо; он говорил так просто, что ясно было: его слова либо чистая правда, либо бред бумца; однако изум- руд, который он все еще держал в руках, заставлял придерживаться первого из этих предположений.
- Что же дали вам эти дввластителя взамен вашего великолепного по- дарка? - спросил Дебрэ.
- Падишах подарил свободу женщине, - отвечал граф, - святейший папа - жизнь мужчине. Таким образом, раз в жизни мне довелось быть столь же мо- гущественным, как если бы я был рожден для трона.
- И тот, кого вы спасли, был Пеппино, не правда ли? - воскликнул Мор- сер. - Это к нему вы применили ваше право помилования?
- Все может быть, - ответил, улыбаясь, МонтеКристо.
- Граф, вы не можете себе представить, как мне приятно слать вас, - сказал Альбер. - Я уже рекомендовал вас моим друзьям как человека нео- быкновенного, чародея из "Тысячи и одной ночи", средневекового колдуна; но парижане так склонны к парадоксам, что принимают за плод воображения самые бесспорные истины, когда эти истины не укладываются в рамки их повседневного существования. Вот, например, Бошан ежедневно печатает, а Дебрэ читает, что на Бульваре остановили и ограбили запоздавшего членаокей-клуба; что на улице Сен-Дени или в Сен-Жерменском предместье убили четырех человек; что поймали десять, пятнадцать, двадцать воров в кафе на Бульваре Тампль или в Термах Юлиана; а между тем они отрицают сущест- вование разбойников в Мареммах, в римской Кампанье или Понтийских боло- тах. Пожалуйста, граф, скажите им сами, что я был взят в плен этими раз- бойниками и что, если бы не ваше великодушное вмешательство, я, по всей вероятности, в настоящую минуту ждал бы в катакомбах Сан-Себастьяно воскресения мертвых, вместо того чтобы угощать их в моем жалком домишке на улице Эльдер.
- Полноте, - сказал Монте-Кристо, - вы обещали мнеикогда не вспоми- нать об этой безделице.
- Я не обещал, - воскликл Морсер. - Вы смешиваете меня с кем-нибудь другим, кому оказали такую же услугу. Наоборот, прошу вас, поговорим об этом. Может быть, вы не только повторите кое-что из того, что мне из- вестно, но и расскажете многое, чего я не знаю.
- Но, мне кажется, - сказал с улыбкой граф, - виграли во всей этой истории достаточно важную роль, чтобы знать не хуже меня все, что прои- зошло.
- А если я скажу то, что знаю, вы обещаете рассказать все, чего я не знаю? - спросил Морсер.
- Это будет спведливо, - ответил Монте-Кристо.
- Ну, так вот, - продолжал Морсер, - расскажу, хотя все это очень не лестно для моего самолюбия. Я воображал в течение трех дней, что со мной заигрывает некая маска, которую я принимал за аристократку, происходящую по прямой линии от Туллии или Поппеи, между тем как меня просто-напросто интриговала сельская красотка, чтобы не азать крестьянка. Скажу больше, я оказался совсем уже простофилей и принял за крестьянку молодо- го бандита, стройного и безбородого мальчишку лет пятнадцати. Когда я настолько осмелел, что попытался запечатлеть на его невинном плече поце- луй, он пристал к моей груди пистолет и с помощью семи или восьми то- варищей повеили, вернее, поволок меня в катакомбы Сан-Себастьяно. Там я увидел их атамана, чрезвычайнученого человека. Он был занят тем, что читал "Записки Цезаря", и соблаговолил прервать чтение, чтобы заявить мне, что если на следующий день, к шести часам утра, я не внесу в его кассу четырех тысяч пиастров, то в четверть седьмого меня не будет в жи-ых. У Франца есть мое письмо с припиской маэстро Луиджи Вампа. Если вы сомневаетесь, я напишу Францу, чтобы он дал засвидетельствовать подписи. Вот и все, что я знаю; но я не знаю, каким образом вам, граф, удалось снискать столь глубокое уважение римских разбойников, которые мало что уважают. Сознаюсь, мы с Францем были восхищены.
- Все это очень просто. Я знаю знаменитого Луиджи Вампа уже более де- сяти лет. Как-то, когда он был мальчишкой-пастухом, я дал ему золотую монету за то, что он указал мне дорогу, а он, чтобы не остаться у меня в долгу, отдарил меня кинжалом с резной рукояткой собственной работы; этот кинжал вы, вероятно, видели в моей коллекции оружия. Впоследствии он не то забыл этот обмен подарками - залог дружбы между нами, - не то не уз- нал меня и пытался взять в плен; но вышло наоборот: я захватил его и еще десяток разбойников. Я мог отть его в руки римского правосудия, кото- рое всегда действует провор, а для него особенно постаралось бы, но я не сделал этого: я отпустил их всех с миром.
- С условием, чтобы они больше не грешили, - засмеялся журналист. - И я с удовольствием вижу, что они честно сдержали слово.
- Нет, - возразил Монте-Кристо, - только с тем условием, чтобы они никогда не трогали ни меня, ни моих друзей. Может бытьмои слова пока- жутся вам странными, господа социалисты, прогрессисты, гуманисты, но я никогда не забочусь о ближних, никогда не пытаюсь защищать общество, ко- торое меня не защиет и вообще занимается мною только тогда, когда мо- жет повредить мн Если я отказываю и обществу и ближнему в уважении и только сохраняю нейтралитет, они все-таки еще остаются у меня в неоплат- ном долгу.