Они ушли.
Моррель, точно ему было мало воздуха, раздвинул обеими руками ветви, и луна осветила его лицо, бледное, как у привиния.
- Небеса явно благосклонны ко мне, но как это страшно! - сказал он. - Но Валентина, бедная! Как она вынесет столько горя?
И, говоря это, он смотрел то на окно с красными занавесями, то на три окна с белыми занавесями.
В окне с красными занавесями свет почти совсем померк. Очевидно, г-жа де Вильфор потушила лампу, в окне виден был лишь свет ночника.
Зато в другом конце дома открылось одно из окон с белыми занавесями. В ночной тьме мерцал тусклый свет стоящей на камине свечи, и какая-то тень появилась на балконе. Моррель вздрогнул: ему послышалось, что ктото рыдает.
Не удивительно, что этот сильный, мужественный человек, взволнованный и возбужденный двумя самыми мощными человеческими страстями - любовью и страхом, - настолько ослабел, что поддался суеверным галлюцинациям.
Хоть он и находился в таком скрытом месте, что Валентина никак не могла бы его увидеть, ему показалось, что тень у окна зовет его; это подсказывал ему взволнованный ум и подтверждало его пылкое сердце. Этот обман чувств обратился для него в бесспорную реальность, и, повинуясь необузданному юношескому порыву, он выскочил из своего тайника. Не думая о том, что его могут заметить, что Валентина может испугаться, невольно вскрикнуть, и тогда поднимется тревога, он в два прыжка миновал цветник, казавшийся в лунном свете белым и широким,ак озеро, добежал до кадок с померанцевыми деревьями, расставленных пед домом, быстро взбежал по ступеням крыльца и толкнул легко поддавшуюся дверь.
Валентина его не видела; ее поднятые к небу глаза следили за серебря- ным облаком, плывущим в лазури; своими очертаниями оно напоминало тень, возносящуюся на небо, и взволнованной девушке казалось, что это душа ее бабушки.
Между тем Моррель пересек прихожую и нащупал перила лестницы; ковер, покрывавший ступени, заглушал его шаги; впрочем, Моррель был до того возбужден, что не испугался бы самого Вильфора. Если бы перед ним предс- тал Вильфор, он знал, что делать: он подойдет к нему и во всем признает- ся, умоляя его понять и одобрить ту любовь, которая связывает его с Ва- лентиной; словом, Моррель совершенно обезумел.
К счастью, он никого не встретил.
Вот когда ему особенно пригодились сведения, сообщенные ему Валенти- ной о внутреннем устройстве дома; он беспрепятственно добрался до верх- ней площадки лестницы, и, когда он остановился, осматриваясь, рыдание, которое он сразу узнал, указало ему, куда идти. Он обернулся: из-за по- луоткрытой двери пробивался луч света и слышался плач. Он толкнул дверь и вошел.
В глубине алькова, покрытая простыней, под которой угадывались очер- тания тела, лежала покойница; она показала Моррелю особенно страшной из-за тайны, которую ему довелось узнать.
Около кровати, зарывшись головой в подушки широкого кресла, стояла на коленях Валентина, сотрясаясь от рыданий и заломив над головой стисну- тые, окаменевшие руки.
Она отошла от окна и молилась вслух голосом, который тронул бы самое бесчувственное сердце; слова слетали с ее губ, торопливые, бессвязные, невнятные, - такая жгучая боль сжимала ей горло.
Лунный свет, пробиваясь сквозь решетчатые ставни, заставил померкнуть пламя свечи и обливал печальной синевой эту горестную картину.
Моррель не выдержал; он не отличался особой набожностью, не легко поддавался впечатлениям, но видеть Валентину страдающей, плачущей, лома- ющей руки - это было больше, чем он г вынести молча. Он вздохнул, про- шептал ее имя, и лицо, залитое слезами, с отпечатками от бархатной обив- ки кресла, лицо Магдалины Кореджо обратилось к нему.
Валентина не удивилась, увидев его. Для сердца, переполненного беско- нечным отчаянием, не существует более волнений.
Моррель протянул возлюбленной руку.
Валентина вместо всякого объяснения, почему она не вышла к нему, по- казала ему на тр, простертый под погребальным покровом, и снова зары- дала.
Оба они не решались заговорить в этой комнате. Каждый боялся нарушить это змолвно, словно где-то в углу стояла сама смерть, повелительно приложив палец к губам.
Валентина решилась первая.
- Как вы сюда вошли, мой друг? - сказала она. - Увы! я бы сказала вам: добро пожаловать! - если бы не смерть отворила вам двери этого до- ма.
- Валентина, - сказал Моррель дрожащим голосом, сжимая руки, - я ждал половины девятого; вас все не было, я встревожился, перелез через ог- раду, проник в сад; и вот разговор об этом несчастье...
- Какой разговор?
Моррель вздрогнул; он вспомнил все, о чем говорили доктор и Вильфор, и ему почудилось, что он видит под простыней эти сведенные руки, окоче- нелую шню, синие губы.
- Разговор ваших слуг, - сказал он, - объяснил мне все.
- Но ведь прийти сюда - значило погубить нас, мой друг, - сказала Ва- лентина без ужаса и без гнева.
- Простите меня, - сказатем же тоном Моррель, - я сейчас уйду.
- Пет, - сказала Валентина, - вас могут встретить, останьтесь здесь.
- По если сюда придут?
Валентина покачала головой.
- Никто по придет, - сказала она, - будьте спокойны, вот паша защита.
И она указала на очертанияола под простыней.
- А что д'Эпине? Скажите, умоляю вас, - продолжал Моррель.
- Он явился, чтобыодписать договор, в ту самую минуту, когда бабуш- ка испускала последний вздох.
- Ужасно! - сказал Моррель с чувством эгоистической радости, так как подумал, что из-за этой смерти свадьба будет отложена на неопределенное время. Но он был тотчас же наказан за свое себялюбие.
- И что вдвойне тяжело, - продолжала Валентина, - моя бедная, милая бабушка приказала, умирая, чтобы эта свадьба состоялась как можно ско- рее; господи, она думала меня защитить, и она тоже действовала против меня!
-лышите? - вдруг проговорил Моррель.
Они замолчали.
Слышно было, как открылась дверь, и паркет коридора и ступени лестни- цы заскрипели под чьими-то шагами.
- Это мой отец вышел из кабинета, - сказала Валентина.
- И провожает доктора, - прибавил Моррель.
- Откуда вы знаете, что это доктор? - спросила с удивлением Валенти- на.
- Просто догадываюсь, - сказал Моррель.
Валентина взглянула на пего.
Между тем слышно было, как закрылась парадная дверь. Затем Вильфор пошел запереть на ключ дверь в сад, после чего вновь поднялся по лестни-е.
Дойдя до передней, он на секунду остановился, по-видимому, не зная, идти ли к себе или в комну госпожи де Сен-Меран. Моррель поспешно спрятался за портьеру. лентина даже не шевельнулась, словно ее великое горе вознесло ее вышебыденных страхов.
Вильфор прошел к себе.
- Теперь, - сказала Валентина, - вам уже не выйти ни через парадную дверь, не через ту, которая ведет в сад.
Моррель растерянно посмотрел на нее.
- Теперь есть только одна возможность и верный выход, - продолжала она, - через кнаты дедушки.
Она поднялась.
- Идем, - сказала она.
- Куда? - спросил Максимилиан.
- К дедушке.
- Мне идти к господину Нуартье? - Да.
- Подумайте, Валентина!
- Я думала об этом уже давно. У меняа всем свете остался только один друг, и мы оба нуждаемся в нем..Идем же.
- Будьте осторожны, Валентина, - сказал Моррель, не решаясь повино- ваться, - будьте осторожны; теперь я ву, какое безумие, что я пришел сюда. А вы уверены, дорогая, что вы сейчас рассуждаете здраво?
- Вполне, - сказала Валентина, - мне совестно только оставить бедную бабушк я обещала охранять ее.
- Смерть для каждого священна, Валентина, сказал Моррель.
- Да, - ответила молодая девушка, - к тому же это надолго. Пойдем.
Валентина прошла коридор и спустилась по маленькой лестнице, ведущей к Нуартье, Моррель на цыпочках следовал за ней. На площадке около комна- ты они встрети старого слугу.
- Барруа, - сказала Валентина, - закройте за нами дверь и никого не впускайте.
И она вошла первая.
Нуартье все еще сидел в кресле, прислушиваясь к малейшему шуму; от Барруа он знал обо всем, что произошло, и жадным взором смотрел на дверь; он увидел Валентину, и глаза его блеснули.
В походке девушки и в ее манере держаться было что-то серьезное и торжественное. Это поразило старика. В его глазах появилось вопроси- тьное выражение.
- Милый дедушка, - заговорила она отрывисто, - выслушай меня внима- тельно. Ты знаешь, бабушка СенМеран час назад скончаль. Теперь, кроме тебя, нет никого на свете, кто любил бы меня.
Выжение бесконечной нежности мелькнуло в глазах старика.
- Ведь правда, тебе одному я могу доверить свое горе и свои надежды?
Паралитик сделал знак, что да.
Валентина взяла Максимилиана за руку.
- В таком случае, - сзала она, - посмотри хорошенько на этого чело- века.
Старик испытуе и слегка удивленно посмотрел па Морреля.
- Это Максимилиан Моррель, сын почтенного марсельского негоцианта, о котором ты, наверно, слышал.
- Да, - показал старик.
- Это незапяанное имя, и Максимилиан украсит его славой, потому что в тридцать лет он уже капитан спаги, кавалер Почетного легиона.
Старик показал, чтоомнит это.
- Так вот, дедушка, - сказала Валентина, опускаясь на колени перед стариком и указывая на Максимилиана, - я люблю его и буду принадлежать только ему! Если меня заставят выйти замуж за другого, я умру или убью себя.
В глазахаралитика был целый мир взволнованных мыслей.
- Тебе нравится Максилиан Моррель, правда, дедушка? - спросила Ва- лентина.
- Да, - показал неподвижный старик.
- И ты можешь нас защитить, нас, твоих детей, от моего отца?
Нуартьустремил свой вдумчивый взгляд на Морреля, как бы говоря: "Это смотря по обстоятельствам".
Максимилиан понял.
- Мадемуазель, - сказаон, - в комнате вашей бабушки вас ждет свя- щенный долг; разрешите е побеседовать несколько минут с господином Ну- артье?
- Да, да, именно этою я и хочу, - скали глаза старика.
Потом он с беспокойством взглянул на Валентину.
- Ты хочешь спросить, как он поймет тебя, дедушка?
- Да.
- Не беспокойся; мы т часто говорили о тебе, что он отлично знает, как я с тобой разговариваю. - И, обернувшись к Максимилиану с очарова- тельной улыбкой, хоть и подернутой глубокой печалью, она добавила: - Он знает все, что я знаю.