- Вы это и требуете, сударь? - спросил Барруа.
- Да, - показал Нуартье.
- Кому я должен передать эти буги? Господину де Вильфор?
- Нет.
- Мадемуазель Валентине?
- Нет.
- Господину Францу д'Эпине?
- Да.
Удивленный Франц подошел ближе.
- Мне, сударь? - сказал он.
- Да.
Франц взял у Барруа бумаги и, взглянув на ортку, прочел:
"После моей смерти передать моему другу, генералу Дюрану, который, со своей стороны, умирая, должен завещать этот пакет своему сыну, с наказом хранить его, как содержащий чрезвычайно важные бумаги".
- Что же я должен делать с этими бумагами, сударь? - спросил Франц.
- Очевидно, чтобы вы хранили в таком же запечатанном виде, сказал королевский прокурор.
- Нет, нет, - быстро сказали глаза Нуартье.
- Может быть, вы хотите, чтобы господин д'Эпипо прочитал их? - сказа- ла Валентина.
- Да, - сказали глаза старика.
- Видите, барон, дедушка просит вас прочитать эти бумаги, - сказала Валентина.
- В таком случае сядем, - с досадой сказал Вильфор, - что займет не- которое время.
- Садитесь, - показал глазами стари
Вильфор сел, по Валентина только оперлась на кресло деда, и Франц ос- тался стоять переними.
Он держал таинственный пакет в руке.
- Читайте, - сказалилаза старика.
Франц развязал обертку, и в комнате наступила полная тишина. При об- щем молчании он прочел:
- "Выдержка из протоколов заседания клуба бонапартистов на улице Сен-Жак, состошегося пятого февраля тысяча восемьсот пятнадцатого го- да".
Франц остановился.
- Пятое февраля тысяча восемьсот пятнадцатого года! В этот день был убит мой отец!
Валентина и Вильфор молчали; только глаза старика ясно сказали: чи- тайте дальше.
- Ведь мой отец исчез как раз после того, как вышел из этого клуба, - продолжал Франц.
Взгляд Нуартье по-прежнему говорил: тайте.
Франц продолжал:
- "Мы, нижеподписавшиеся, Луп-Жак Борепэр, подполковник артиллерии, Этьец Дюшамнн, бригадный генерал, и Клод Лешарпаль, директор управления земельными угодьями, заявляем, что четвертого февраля тысяча восемьсот пятнадцатого года с острова Эльба было получено письмо, поручавшее вни- манию и доверию членов бонапартистского клуба генерала Флавиена де Ке- нель, состоявшего на императорской службе с тысяча восемьсот етвертого года по тысяча восемьсот пятнадцатый год и потому, несомненно, преданно- го наполеоновской династии, несмотря на пожалованный ему Людовиком Во- семнадцатым титул барона д'Эпине, по названию его поместья.
Вследствие сего генералу де Кенель была послана записка с приглашени- ем на заседание, которое должно было состояться на едующий день пятого февраля. В записке не было указано ни улицы, ни номера дома, где должно было происходить собрание; она была без подписи, по в пой сообщалось, что если генерал будет готов, то за ним явятся в девять часов вечера.
Заседания обычно продолжались от девяти часов вечера до полуночи.
В девять часов президент клуба явился к генералу; генерал был готов; президент заявил ему, что он мож быть введен в клуб лишь с тем услови- ем, что ему навсегда останется неизвестным место собраний и что он поз- волит завязать себе глаза и даст клятву но пытаться приподнять повязку.
Генерал де Кень принял это условие и поклялся честью, что по будет пытаться увидеть, куда его ведут.
Генерал уже заранее распорядился подать свой экипаж; по президент объяснил, что воспользоваться им не представляется возможным, потому что нет смысла завязывать глаза хозяину, раз у кучера они останутся открыты и он будет знать улиц по которым еде г.
"Как же тогда быть?" - спросил генерал.
"Я приехал в карете", - сказал президент.
"Разве вы так уверены в своем кучере, что доверяете ему сект, кото- рый считаете неосторожным сказать моему?"
"Наш кучер - член клу, - сказал президент, - нас повезет статс-сек- ретарь".
"В таком случае, - сказалсмеясь, генерал, - нам грозит другое, - что он нас опрокинет".
Мы отмечаем эту шутку, как доказательство того, что генерал никоим образом не был насильно приведен на заседание и присутствовал там по доброй воле.
Как только они сели в карету, президент напомнил генералу его обеща- ние позволить завязать себе глаза. Генерал никак не возражал против этой формальности; для этой цели послужил футляр, заранее приготовленный в карете.
Во время пути президенту показалось, что генерал пытается взглянуть из-под повязки; он напомнил ему о клятве.
"Да, да, вы правы", - сказал генерал.
Карета остановилась у одной иаллей улицы Сен-Жак. Генерал вышел из кареты, опираясь на руку президента, звание которого оставалось ему не- известно и которого он принимал за простого члена клуба; они пересекли аллею, поднялись во второй этаж и вошли в комнату совещаний.
Заседание уже началось. Члены клуба, предрежденные о том, что в этот вечер состоится нечто вроде представления повою члена, были в пол- ном сре. Когда генерала довели до середины залы, ему предложил снять повку. Он немедленно воспользовался предложением и был, по-видимому, онь удивлен, увидав так много знакомых лиц на заседании общества, о существовании которого он даже и по подозревал.
Его спросили о его взглядах, по он ограничился ответом, что они долж- ны быть уже известны из писем с Эльбы...
Франц прервал чтение.
- Мой отец был роялистом, - сказал он, - его незачем было спрашивать об его взглядах, они всем были известны.
- Отсюда и возникла моя связь с вашим отцом, дорогой барон, - сказал Вильфор, - легко сходишься с человеком, если разделяешь его взгляды.
- Читайте дальше, - говорили глаза старика.
Франц продолжал:
- "Тогда взял слово президент и пригласил генерала высказаться обсто- ятельнее, но господин де Кенель ответил, что сначала желает узнать, чего от него ждут.
Тогда генералу огласили то самое письмо с острова Эльба, которое ре- комендовало его клубу как человека, на чье содействие можно рассчиты- вать. Целый параграф этого письма был посвящен возможному возвращению с острова Эльба и обещал новое более подробное письмо по прибытии "Фарао- на" - судна, принадлежащего марсельскому арматору Моррелю, с капитаном, всецело преданным императору.
Во время чтения этого письма генерал, на которого рассчитывали как на собрата, вызывал, наоборот, все признаки недовольства и явного отвра- щения.
Когда чтение было окончено, он продолжал безмолвствовать, нахмурив брови. "Ну что же, генерал, - спросил президент, - что вы скажете об этом письме?"
"Я скажу, - ответил он, - что слишком еще недавно принос присягу королю Людовику Восемнадцатому, чтобы уже нарушать ее в пользу экс-импе- ратора".
На этот раз ответ был настолько ясен, что убеждения генерала уже не оставляли сомнений.
"Генерал, - сказал президент, - для нас не существует короля Людовика Восемнадцатого, как но существует эксимператора. Есть только его вели- чество император и король, насилием и изменой уденный десять месяцев тому назад из Франции, своей державы".
"Извините, господа, - сказал генерал, - возможно, что для вас и не существует короля Людовика Восемнадцатого, но для меня он существует: он возвел меня в баронское достоинство и назначил фельдмаршалом, и я никог- да не забуду, что обоими этими званиями я обязан его счастливому возвра- щению во Францию".
"Сударь, - очень серьезно сказал, вставая, президент, - обдумывайте то, что вы говорите; ваши слова ясно показывают нам, что на острове Эльба на ваш счет ошиблись и ввели нас в заблуждение. Сообщение, сделан- ное вам, вызвано тем доверием, которое к вам питали, то есть чувством, для вас лестным. Оказывается, что мы ошибались; титул и высокий чин зас- тавили вас примкнуть к новому правительству, которое мы намерены сверг- нуть. Мы не будем принуждать вас оказать нам содействие; мы никого не вем в свои ряды против его совести и воли, но мы принудим вас посту- пить, как подобает благородному человеку, даже если это и не соот- ветствует вашим намерениям".
"Вы считаете это благородным - знать о вашем заговоре и не раскрыть его! А я считаю это сообщничеством. Как видите, я еще откровеннее вас..."
- Отец, отец, - сказал Франц, прерывая чтение, - теперь я понимаю, почему они тебя убили!
Валентина невольно посмотрела на Франца: молодой человек был поистине прекрасен в своем сыновнем порыве.
Вильфор ходил взад и вперед по комнате.
Нуартье следил глазами за выражением лица каждого и сохранял свой строгий и полный достоинства вид.
Франц снова взялся за рукопись и продолжал:
- "Сударь, - сказал президент, - вас пригласили явиться на заседание, вас не силой сюда притащили; вам предложили завязать глаза, вы на это согласились. Изъявляя согласие на оба эти предложения, вы отлично знали, что мы занимаемся не укреплением трона Людовика Восемнадцатого, иначе нам незачем было бы так заботливо скрываться от полиции. Знаете, это бы- ло бы слишком просто - надеть маску, позволяющую проникнуть в чужие тай- ны, а затем снять эту маску и погубить тех, кто вам доверился. Нет, нет, вы сначала откровенно скажите нам, за кого вы стоите: за случайного ко- роля, который в настоящее время царствует, или за его величество импера- тора".
"Я роялист, - отвечал генерал, - я присягал Людовику Восемнадцатому, и я останусь верен своей присяге".
Эти слова вызвали общий ропот, и по лицам большинства членов клу было видно, что они хотели бы заставить господина д'Эпине раскаяться в его необдуманном заявлении. Президент снова встал и водворил тишину.
"Сударь, - сказал он ему, - вы слишком серьезный и слишком рассуди- тельн человек, чтобы не давать себе отчета в последствиях того положе- ния, в котором мы с вами очутились, и самая ваша откровенность подскы- вает нам те условия, которые мы должны вам поставить: вы поклянетесь честью никому ничего не сообщать из того, что вы здесь слышали".
Генерал схватился за эфес своей шпаги и воскликнул: "Если уж говорить о чести, то прежде всего не преступайте ее законов и ничего силой не на- вязывайте!"