Госпожа де Вильфор оглянулась по сторонам; глаза ее вспыхнули, потом погасли, она, шатаясь, нащупала рукою дверь и скрылась.
Через минуту послышался шум падающего тела.
Но никто не обратил на это внимания. Сиделка следила за действиями доктора, Вильфор пребывал все в том же забытьи.
Один д'Авриньи проводил глазами г-жу де Вильфор и заметил ее поспеш- ный уход.
Он приподнял портьеру, и через комнату Эдуарда его взгляд проник в спальню, г-жа де Вильфор без движения лежала на полу.
-тупайте туда, - сказал он сиделке, - госпоже де Вильфор дурно.
- Но мадемуазель Вентина? - проговорила она с запинкой.
- Мадемуазель Валентина не нуждается больше в помощи, - сказал д'Ав- риньи, - она умерла.
- Умерла? Умерла? - стонал Вильфор в пароксизме душевной муки, тем более раздирающей, что она была еизведанной, новой, неслыханной для этого стального сердца.
- Что я слышу! Умерла! - воскликнул третий голос - Кто сказал, что Валента умерла?
Вильфор и доктор обернулись. В дверях стоял Моррель, бледный, потр сенный, страшный.
Вот что произошло.
В обычный час, через маленькую дверь, ведущую к Нуартье, явился Мор- рель.
Против обыкновения, дверь не была заперта; ему не пришлось звонить, он вошел.
Он постоял в прихожей, зовя прислугу, чтобы кто-нибудь проводил его к Нуартье.
Но никто не откликался; слуги, как известно, покинули д.
Моррель не имел особых поводов к беспокойству: Монте-Кристо обещал ему, что Валентина будет жить, и до сих пор это обещание не было наруше- но. Каждый вечер граф приносил ему хорошие вести, подтверждаемые на сле- дующий день самим Нуартье.
Все же это безлюдье показалось ему странным; оп позвал еще раз, в третий раз; та же тишина.
Тогда он решил подняся.
Дверь Нуартье была открыта, как и остальные двери.
Первое, что бросилось ему в глаза, был старик, сидевший в кресле, на своем обычном мес; он был очень бледен, и в его расширенных глазах застыл испуг.
- Как вы поживаете, сударь? - спросил Моррель, не без замирания серд- ца.
- Хорошо, - показал старик, - хорошо.
Но его лицо выражало все большую тревогу.
- Вчем-то озабочены, - продолжал Моррель. - Позвать кого-нибудь из слуг - Да, - показал Нуартье.
Моррель стал звонить изо всех сил; по,колько он ни дергал за шнур, никто не приходил.
Он повернулся к Нуартье; лицо старика становилось все бледнее и тре- вожнее.
- Боже мой! - сказал Моррель. - Почему никто не идет? Еще кто-нибудь заболел?
Глаза Нуартье, казалось, готовы были выскочить из орбит.
- Да что с вами? - продолжал Моррель. - Вы меня пугаете! Валентина?..
- ДаДа! - показал Нуартье.
Максимилиан открыл рот, по не мог вымолвить ни слов он зашатался и прислонился к стене.
Затем он указал рукой на дверь.
- Да! Да! Да! - показал старик.
Максимилиан бросился к маленькой лестнице и спустился по ней в два прыжка, между тем как Нуартье, казалось, кричал ему глазами:
- Скорей, скорей!
ррель в одну минуту пробежал несколько комнат, пустых, как и весь дом, и достиг комнаты Валентины.
Ему не пришлось отворять дверь, она была раскрыта настежь.
Первое, что он услышал, было рыдание. Он увидел, как в тумане, черную фигуру, стоявшую на коленях и зарывшуюся в беспорядочную груду белых покрывал. Страх, смертельный страх пригвоздил его к порогу.
И тут он уышал голос, который говорил: - Валентина умерла, - и дру- гой, который отозвался, как эхо:
- Умерла! Умерла!
VI. МАКСИМИЛИАН
Вильфор поднялся, почти стыдясь того, что его застали в припадке та- кого отчаяния.
Должность грозного обвинителя, которую он занимал в течение двадцати пяти лет, сделала из него нечто большее или, быть может, меньшее, чем человек.
Его взгляд, в первый миг растерянный и блуждающий, остановился на Максимилиане.
- Кто вы, сударь? - сказал . - Откуда вы? Так не входят в дом, где обитает смерть. Уйдите!
Моррель не двигался, он не мог оторвать глаз от ужасного зрелища: от смятой постели и бледного лица на подушках.
- Уходите! Слышите? - крикнул Вильфор.
Д'Авриньи те подошел, чтобы заставить Максимилиана уйти.
Тот окинул безумным взором Валентину, обоих мужчин, комнату, хотел, по-видимому, что-то сказать, - наконец, не находя ни слова, чтобы отве- тить, несмотря на вихрь гореных мыслей, проносившихся в его мозгу, он схватился за голову и бросился к выходу; Вильфор и д'Авриньи, на минуту отвленные от своих дум, посмотрели ему вслед и обменялись взглядом, который говорил:
"Это сумасшедший".
Но не прошло и пяти минут, как лестница заскрипела под тяжелыми шага- мии появился Моррель, который, с нечеловеческой силой подняв кресло Нуартье, внес старика на второй этаж.
Дойдя до площадки, Моррель опустил кресло на пол и быстро вкатил его в комнату Валентины.
Все это он проделал с удесятеренной силой исступленноготчаяния.
Но страшнее всего было лицо Нуартье, когда Моррель подвез его к кро- вати Валентины; на этом лице напряженно жили одни глаза, в них сосредо- точились все силы и все чувства паралитика.
И при виде этого бледного лица с горящим взглядом Вильфор испугался.
Всю жизнь, всякий раз, как он сталкивался со своим отцом, происходило что-нибудь ужасное.
- Смотрите, что они сделали! - крикнул Моррель, все еще опираясь од- ной рукой на спинку кресла, которое он подкатил к кровати, а другой ука- зывая на Валентину. - Смотрите, отец!
Вильфор отступил на шаг и с удивлением смотрел на молодого человека, ему почти незнакомого, который называл Нуартье свм отцом.
Казалось, в этот миг вся душа старика перешла в его налившиеся кровью глаза; жилы на лбу вздулись, синева, вроде той, которая завает кожу эпилептиков, покрыла шею, щеки и виски; этому внутреннему взрыву, потря- сающему все его существо, не хватало только крика.
Этот крик словно выступал из всех пор, страшный в своей немоте, раз- дирающий в своей беззвучности.
Д'Авриньи бросился к старику и дал ему понюхать спирту.
- Сударь, - крикнул тогда Моррель, схватив недвижную руку паралитика, - меня спрашивают, кто я такой и по какому праву я здесь. Вы знаете, скажите им, скажите!
Рыдания заглушили его голос.
Прерывистое дыхание сотрясало грудь старика. Этовозбуждение было по- хоже на начало агонии.
Наконец слезы хлынули из глаз Нуартье, более счастливого, чем Мор- рель, который рыдал без слез. Старик не мог наклонить голову и лишь зак- рыл глаза.
- Скажите, что я был ее женихом, - продолжал Моррель. - Скажите, что она была моим другом, моей единственной любовью на свете! Скажите ям, что ее бездыханный труп принадлежит мне!
И он бросился на колени перед постелью, судорожно вцепившись в нее руками. Видеть этого большого, сильного человека, раздавленного горем, было так мучительно, что Д'Авриньи отвернулся, чтобы рыть волнение; Вильфор, не требуя больше объяснений, покоренный притягательной силой, которая влечет нас к людям, любившим тех, кого мы оплакивае протянул Моррелю руку.
Но Максимилиан ничего не видел; он схватил ледяную руку Валентины и, не умея плакать, глухо стонал, сжимая зубами край простыни.
Несколько минут в этой комнате слышались только рыдания, проклятия и молитвы.
И все же один звук господствовал над всем: то было хриплое, страшное дыхание Нуартье. Казалось, при каждом вдохе рвались жизненные пружины в его груди.
Накец Вильфор, владевший собой лучше других и как бы уступивший на время свое место Максимилиану, решился заговорить.
- Сударь, - сказал он, - вы говорите, что вы любили лентину, что вы были ее женихом. Я не знал об этой любви, о вашем сговоре; и все же я, ее отец, прощаю вам это; ибо, я вижу, ваше горе велико и неподдельно.
Ведь и мое горе слишком велико, чтобы в душе у меня оставалось место для гнева.
Но вы видите, ангел, который сулил вам счастье, покинул землю; ей не нужно больше земного поклонения, ныне она предстала перед творцом: прос- титесь же с ее бренными останками, коснитесь в последний раз руки, кото- рую вы ждали, и расстаньтесь с ней навсегда; Валентине нужен теперь только священник, который ее благословит.
-ы ошибаетесь, сударь, - воскликнул Моррель, подымаясь на одно ко- ле, и его сердце пронзила такая боль, какой он никогда еще не испыты- вал, - вы ошибаетесь. Валентина умерла, но она умерла такой смертью, что нуждается не только в священнике, но и в мстителе! Посылайте за священ- ником, господин де Вильфор, а мстителем буду я!
- Что вы хотите сказать, сударь! - пробормотал Вильфор; полубезумный выкрик Морреля заставил его содрогнуться.
- Я хочу сказать, что в вас - два человека, сударь! - продолжал Мор- рель. - Отец довольно плакал - пусть выступит королевский прокурор.
Глаза Нуартье сверкнули; Д'Авриньи подошел ближе.
- Я знаю, что говорю, сударь, - продолжал Моррель, читая по лицам присутствующих все их чувства, - и вы знаете не хуже моего то, что я скажу: Валентину убили!
Вильфор опустил голову; Д'Авриньи подошел еще на шаг; Нуартье утвер- дильно опустил веки.
- В наше время, - продолжал Моррель, - живое суство, даже не такое юное и прекрасное, как Валентина, не может умереть насильственной смертью без того, что не потребовали отчета в его гибели. Господин ко- ролевский прокурор, закончил Моррель с возрастающим жаром, - здесь нет места жалости! Я вам указываю на преступление, ищите убийцу!
И его неумолимый взгляд вопрошалильфора, который в свою очередь ис- кал взгляда то Нуартье, то Д'Авриньи.
Но вместо того чтобы поддержать Вильфора, отец и доктор ответили му таким же непреклонным взглядом.
- Да! - показал старик.
- Верно! - сказал д'Авриньи.
- Вы ошибаетесь, сударь, - проговорил Вильфор, пытаясь поботь волю трех человек и свое собственное волнение, - в моем доме не совершается преступлений; меня разит судьба, меня тяжко испытывет бог, - но у меня никого не убивают!
Глаза Нуартье сверкнули; д'Авриньи открыл рот, чтобы возразить.
Моррель протянул руку, призывая к молчанию.
- А я вам говорю, что здесь убивают! - сказал он негромко, но грозно.