Поэтому Цезарь предложил отцу либо послать обоих кардиналов отпеть шкаф, либо дружески пожать руку обоим. Но Александр Шестой отвечал ему:
"Не поскупимся на обед ради достойнейших кардиналов Спада и Рос- пильози. Сдается мне, что мы вернем расходы. Притом, ты забываешь, Це- зарь, что несварение желудка сказывается тотчас же, а укол или укус действует только через день-два".
Цезь согласился с таким рассуждением. Вот почему обоих кардиналов позвали обедать.
Стол накли в папских виноградниках возле СанПьетро-ин-Винколи, в прелестноуголке, понаслышке знакомом кардиналам.
Роспильози, в восторге от оего нового звания и предвкушая пир, явился с самым веселым лицо Спада, человек осторожный и очень любивший своего племянника, молодого офицера, подававшего блистательные надежды, взял лист бумаги, перо и написал свое завещае. Потом он послал сказать племяннику, чтобы тот ждал его у виноградников; но посланный, по-видимо- му, не застал того дома.
Спада знал, чтзначит приглашение на обед. С тех пор как христи- анство - глубоко цивилизующая сила - восторжествовал в Риме, уже не центурион являлся объявить от имени тирана: "Цезарь желает, чтобы ты умер", а любезный легат с улыбкой говорил от имени папы: "Его святей- шество желает, чтобы вы с ним отобедали".
В двааса дня Спада отправился на виноградники СанПьетро-ин-Винколи; папа уже ждал его. Первый, кого он там увидел, был его племянник, разо- детый и веселый; Цезарь Борджиа осыпал его ласками. Спада побледнел, а Цезарь бросил на него насмешливый взгляд, давая понять, что все пред- видел и подстроил ловушку.
Сели обедать. Спада успел только спросить племянника: "Видел ты моего посланного?" Племянник отвечал, что нет, отлично понимая значение вопро- са. Но было уже поздно; он успел выпить стакан превосходного вина, особо налитый ему папским чашником. В ту же минуту подали еще бутылку, из ко- торой щедро угостили кардинала Спада. Через час врач объявил, что оба они отравились сморчками. Спа умер у входа в виноградник, а племянник скончался у ворот своего дома, пытаясь что-то сообщить своей жене, но она не поняла его.
Тотчас же Цезарь и папа захватили наследство под тем предлогом, то следует рассмотреть бумаги покойных. Но все наследство состояло из листа бумаги, на котором Спада написал: "Завещаю возлюбленному моему племянни- ку мои сундуки и книги, между коими мой молитвник с золотыми углами, дабы он хранил его на память о любящем дяде".
Наследники все обыскали, полюбовались молитвенником, наложили руку на мебель, дивясь, что богач Спада оказался на поверку беднейшим из дядей. Сокровищ - ни следа, если не считать сокровищ знания, заключенных в биб- лиотеке и лабораториях.
Больше не нашлось ничего. Цезарь и его отец искали, рылись, выведыва- ли, но наскребли самую малость: золотых и серебряных вещей на какую-ни- будь тысячу скудо и столько же наличных денег; но племянник успел ска- зать жене, возвратясь домой: "Ищите в бумагах дяди, там должно быть под- линное завещание".
Родня покойного принялась искать с еще большим усердием, быть может, ч державные наследники. Тщетно: ей достались два дворца да виноградни-и за Палатином. В те времена недвижимость ценилась дешево, - оба дворца и виноградник остались во владении семейства покойного, как слишком нич- тожные для алчности папы и его сына.
Прошли месяцы, годы. Александрестой, как известно, умер от яда бла- годаря ошибке; Цезарь, отравившся вместе с ним, отделался тем, что, как змея, сбросил кожу и облекся в новую, на которой яд оставил пятна, похожие на тигровые; наконец, вынужденный покинуть Рим, он бесславно по- гиб в какой-то ночной стычке, почти забытый историей.
После смерти папы, после изгнания его са все ожидали, что фамилия Спада опять заживет по-княжески, как жила во времена кардинала Спада. Ничуть не бывало. Спада жили в сомнительм довольстве, вечная тайна тя- готела над этим темным делом. Молва решила, что Цезарь, бывший похитрее отца, похил у него наследство обоих кардиналов; говорю обоих, потому что карнал Роспильози, не принявший никаких мер предосторожности, был ограбн до нитки.
- До сих пор, - сказал Фариа с улыбкой, прерывая свой рассказ, - вы не услышали ничего особенно безрассудного, правда?
- Напротив, - отвечал Дантес, - мне кажется, что я читаю занима- тельнейшую летопись. Продолжайте, прошу вас.
- Продолжаю.
Спада привыкли к безвестности. Прошли годы. Среди их потомков были военные, дипломаты; иные приняли духовный сан, иные стали банкирами; од- ни разбогатели, другие совсем разорились. Дохожу до последнего в роде, до того гра Спада, у которого я служил секретарем.
Он часто жаловался на несоответствие своего состояния с его положени- ем; я посоветовал ему обрати все оставшееся у него небольшое имущество в пожизненную ренту; он поедовал моему совету и удвоил свои доходы.
Знаменитый молитвенник остался в семье и теперь принадлежал графу Спада; он переходил от отца к сыну, превратившись, благодаря загадочной статье единственного обнаруженного завещания, в своего рода святыню, хранившуюся с суеверным благоговением. Это была книга с превосходными готическими миниатюрами и до такой степени отягченная золотом что в торжественные дни ее нес перед кардиналом слуга.
Увидав всякого рода документы, акты, договоры, пергаменты, оставшиеся после отравленного кардинала и сохраняемые в семейном архиве, я тоже на- чал разбирать эти огромные связки бумаг, как их разбирали до меня двад- цать служитей, двадцать управляющих, двадцать секретарей. Несмотря на терпеливые и ревностные розыски, я ровно ничего не нашел. А между тем я много читал, я даже написал подробную, чуть ли не подневную историю фа- милии Борджиа, только для того, чтобы узнать, не умножились ли их бо- гатства со смертью моего ЧезарСпада, и нашел, что они пополнились только имуществом кардинала Роспильози, его товарища по несчастью.
Я был почти убежден, что наследво Спада не досталось ни его семье, ни Борджиа, а пребывает без владельца, как клады арабских сказок, лежа- щие в земле под охраной духа. Я изучал, подсчитывал, проверял тысячу раз приходы и расходы фамилии Спада за триста лет; все было напрасно: я ос-авался в неведении, а граф Спада в нищете.
Мой покровитель умер. Обращая имущество в пожизненную ренту, он оста- вил себе только семейный архив, библиотеку в пять тысяч томов и знамени- тый молитвенник. Все это он завещал мне и еще тысячу римских скудо на- личными, с условием, чтобы я каждый год служил заупокойную мессу по нем и составил родословное древо и историю его фамилии, что я и исполнил в точности...
Терпение, дорогой Эдмон, мы приближаемся к концу.
В тысяча восемьсот седьмом году, за месяц до моего ареста и через две недели после смерти графа, двадцать пятого декабря (вы сейчас поймете, почему это число осталось в моей памяти), я в тысячный раз перечитывал бумаги, которые приводил в порядок. Дворец был продан, и я собирался пе- реселиться из Рима во Флоренцию со всем моим имуществом, состоявшим из двенадцати тысяч ливров, библиотеки и знаменитого молитвенника Утомлен- ный усердной работой и чувствуя некоторую вялость после чрезмерноытно- го обеда, я опустилолову на руки и заснул. Было три часа пополудни.
Когда я проснулся, часы били шесть.
Я поднял голову; кругом было совсем темно. Я позвонил, чтобы спросить огня, но никто не пришел. Тогда я решил помочь делу сам. К тому же мне следовало привыкать к образу жизни философа. Одной рукой я взял спичку, а другой, так как спичек в коробке не оказалось, стал искать какую-ни- будь бумажку, чтобы зажечь ее в камине, где еще плясал огонек, я боялся взять в темноте какой-нудь ценный документ вместо бесполезного клочка бумаги, как вдруг вспомнил, что в знаменитом молитвеннике, который был тут же на столе, вместо закладки лежит пожелтевший листок, так благого- вейно сохраненный насдниками. Я нащупал эту ненужную бумажку, скомкал ее и поднес к огню.
И вдруг, словно по волшебству, по мере того как разгорался огонь, на белой бумаге начали проступать желтоватые буквы; мне стало страшно: я сжал бумагу ладонями, погасил огонь, зажег свечку прямо в камине, с не- изъяснимым волнением расправил смятый листок и убедился, что эти буквы написаны симпатическими чернилами, выступающими только при сильном наг- ревании. Огонь уничтожил более трети записки; это та самая, которую вы читала сегодня утром. Перечтите еще раз, Дантес, и, когда перечтете, я восполню пробелы и в словах и в смысле.
И Фариа с торжеством подал листок Дантесу, который на этот раз с жад- ностью прочел следующие слова, написанные рыжими, похожими на ржавчину чернилами:
Сего 25 апреля 1498 да, бу
Александром VI и опасаясь, что он, не
пожелает стать моим наследником и го
и Бентивольо, умерших от яда,
единственному моему наследнику, что я зар
ибо он посещал его со мною, а именно в
ка Монте-Кристо, все мои зол
ни, алмазы и драгоценности; что один я
ценностью до двух мил
найдет его под двадцатой ска
малого восточного залива по прямой линии. Два отв
в этих пещерах; клад зарыт в самом даль
каковой клад завещаю ему и отдаю в по
единственному моему наследнику.
25 аеля 149
Чез
- А теперь, - сказал аббат, - прочтите вот это. И опротянул Дантесу другой листок. Дантес взял его и прочел:
дучи приглашен к обеду его святейшеством
довольствуясь платою за кардинальскую шапку,
товит мне участь кардиналов Капрара
объявляю племяннику моему Гвидо Спада,
ыл в месте, ему известном,
пещерах остров отые слитки, монеты, к-
знаю о существовании этого клада,
лионов римских скудо, и что он
лой, если идти от