Но с его губ не слетело ни звука; и, словно вложив все свои силы в этот немой крик, он глубоко вздохнул и закрыл глаза.
Валентина бросилась к нему.
Губы Морреля еще раз шевельнулись.
- Он вас зовет, - сказал граф. - Вас зовет из глубины своего сна тот, кому вы вверили свою судьбу и с кем смерть едва не разлучила вас. Но, к счастью, я был па страже, и я победил смерть! Валентина, отныне ничто на земле не должно вас разлучить, - ибо, чтобы соединиться с вами, он бро- сился в могилу. Не будь меня, вы бы умерли оба; я возвращаю вас друг другу; да зачтет мне господь эти две жизни, которые я спас!
Валентина схватила руку Монте-Кристо и, в порыве безмерной радости, поднесла ее к губам.
- Да, благодарите меня! - сказал граф, - неустанно повторяйте мне, что я дал вам счастье! Вы не знаете, как мне нужна эта уверенность!
- Я благодарна вам от всей души, - сказала Валентина, - если вы не верите в мою искренность, спросите Гайде. Пусть моя возлюбленная сестра Гайде скажет вам, что с тех пор, как мы покинули Францию, только ее рассказы о вас помогали мне терпеливо ждать счастливого часа, который ныне засиял для меня.
- Так вы любите Гайде? - спросил Монте-Кристо с волнением, которое он тщетно пытался скрыть.
- От всей души!
- Слушайте, Валентина, - сказал граф, - я буду просить вас об одной милости.
- Меня, боже правый! Неужели я буду так счастлива?..
- Да. Вы назвали Гайде вашей сестрой; пусть она в самом деле станет вашей сестрой, Валентина; воздайте ей за все, чем вы считаете себя обя- занной мне: берегите ее и вы и Моррель, ибо (голос графа стал едва слы- шен) отныне она одна на свете...
- Одна на свете! - повторил голос позади графа. - Почему?
Монте-Кристо обернулся.
Перед ним стояла Гайде, бледная, похолодевшая, и смотрела на него со смертельным испугом.
- Потому что с завтрашнего дня, дочь моя, ты будешь свободна, - отве- чал граф, - и займешь то положение, которое тебе подобает; потому что я не хочу, чтобы моя судьба омрачала твою. Дочь великого паши, я возвращаю тебе богатства и имя твоего отца.
Гайде побледнела, подняла свои прозрачные руки, подобно деве, вручаю- щей себя богу, и спросила голосом, глухим от слез:
- Так ты покидаешь меня, господин мой?
- Ты молода, Гайде, ты прекрасна; забудь самое имя мое и будь счаст- лива.
- Хорошо, - сказала Гайде, - твои приказания будут исполнены, госпо- дин мой: я забуду твое имя и буду счастлива.
И она отступила к двери.
- Боже мой! - вскричала Валентина, поддерживая отяжелевшую голову Морреля, - разве вы не видите, как она бледна, не понимаете, как она страдает?
Гайде сказала душераздирающим голосом:
- Зачем ему понимать меня? Он господин, а я невольница, он вправе ни- чего не замечать.
Граф содрогнулся при звуке этого голоса, который коснулся самых тай- ных струн его сердца; его глаза встретились с глазами Гайде и не выдер- жали их огня.
- Боже мой! - сказал Монте-Кристо. - Неужели то, что ты позволил мне заподозрить, правда? Так ты не хотела бы расстаться со мной, Гайде?
- Я молода, - кратко ответила она, - я люблю жизнь, которую ты сделал для меня такой сладостной, и мне было бы жаль умереть.
- А если я тебя покину, Гайде...
- Я умру, господин мой!
- Так ты любишь меня?
- Он спрашивает, люблю ли я его! Валентина, скажи ему, любишь ли ты Максимилиана!
Граф почувствовал, что его сердцу становится тесно в груди; он протя- нул руки, и Гайде, вскрикнув, бросилась ему в объятия.
- Да, я люблю тебя! Я люблю тебя, как любят отца, брата, мужа! Я люб- лю тебя, как жизнь. Я люблю тебя, как бога, потому что ты для меня самый прекрасный, самый лучший, самый великий из людей!
- Пусть твое желание исполнится, мой ангел, - сказал граф. - Богу, который воскресил меня и дал мне победу над моими врагами, не угодно, чтобы моя победа завершилась раскаянием; я хотел покарать себя, а бог хочет меня простить. Так люби же меня, Гайде! Кто знает? Быть может, твоя любовь поможет мне забыть то, что я должен забыть.
- О чем ты говоришь, господин? - спросила девушка.
- Я говорю, Гайде, что одно твое слово научило меня большему, чем вся моя мудрость, накопленная за двадцать лет. У меня на свете осталась только ты, Гайде, ты одна привязываешь меня к жизни, ты одна можешь дать мне страдание, ты одна можешь дать мне счастье!
- Слышишь, Валентина? - воскликнула Гайде. - Он говорит, что я могу дать ему страдание, когда я готова жизнь отдать за него!
Граф глубоко задумался.
- Неужели я провижу истину? - сказал он наконец. - О боже, пусть наг- рада или возмездие, я принимаю свою судьбу. Идем, Гайде, идем...
И, обняв гибкий стан девушки, он пожал Валентине руку и удалился.
Прошло около часа; Валентина, безмолвно, едва дыша, с остановившимся взглядом, все же сидела подле Морреля. Наконец она почувствовала, что сердце его забилось, еле уловимый вздох вылетел из полураскрытых губ, и легкая дрожь, предвестница возврата к жизни, пробежала по всему его те- лу.
Наконец глаза его открылись, но взгляд его был неподвижен и невидящ; потом к нему вернулось зрение, ясное, отчетливое; вместе со зрением вер- нулось и сознание, а вместе с сознанием - скорбь.
- Я все еще жив! - воскликнул он с отчаянием. - Граф обманул меня!
И он порывисто схватил со стола нож.
- Друг, - сказала Валентина со своей пленительной улыбкой, - очнись и взгляни на меня.
Моррель громко вскрикнул и, лепеча бессвязные слова, не веря себе, словно ослепленный небесным видением, упал на колени...
На другой день, в первых лучах рассвета, Моррель и Валентина, найдя дверь пещеры открытой, вышли на воздух. Они гуляли под руку по берегу моря, и Валентина рассказывала Моррелю, как Монте-Кристо появился в ее комнате, как он ей все открыл, как он дал ей воочию убедиться в преступ- лении, и, наконец, как он чудом спас ее от смерти, между тем как все считали ее умершей.
В утренней лазури неба еще мерцали последние звезды.
Вдруг Моррель заметил в тени скал человека, который словно ждал зна- ка, чтобы подойти; он указал на него Валентине.
- Это Джакопо, - сказала она, - капитан яхты.
И она сделала ему знак подойти.
- Вы хотите нам что-то сказать? - спросил Моррель.
- Я должен передать вам письмо от графа.
- От графа! - повторили они в один голос.
- Да, прочтите.
Моррель вскрыл письмо и прочел:
"Дорогой Максимилиан!
У берега вас ждет фелука. Джакопо доставит вас в Ливорно, где госпо- дин Нуартье поджидает свою внучку, чтобы благословить ее перед тем, как она пойдет с вами к алтарю. Все, что находится в этой пещере, мой дом на Елисейских Полях и моя вилла в Трепоре, - свадебный подарок Эдмона Дан- теса сыну его хозяина, Морреля. Надеюсь, мадемуазель де Вильфор не отка- жется принять половину этого подарка, ибо я умоляю ее отдать парижским беднякам состояние, которое она наследует после отца, сошедшего с ума, и после брата, скончавшегося, вместе с ее мачехой, в сентябре этого года.
Попросите ангела, охраняющего отныне вашу жизнь, Моррель, не забывать в своих молитвах человека, который, подобно сатане, возомнил себя равным богу и который понял со всем смирением христианина, что только в руке божьей высшее могущество и высшая мудрость. Быть может, эти молитвы смягчат раскаяние, которое я уношу в своем сердце.
Вам, Моррель, я хочу открыть тайну искуса, которому я вас подверг: в этом мире нет ни счастья, ни несчастья, то и другое постигается лишь в сравнении. Только тот, кто был беспредельно несчастлив, способен испы- тать беспредельное блаженство. Надо возжаждать смерти, Максимилиан, что- бы понять, как хороша жизнь.
Живите же и будьте счастливы, мои нежно любимые дети, и никогда не забывайте, что, пока не настанет день, когда господь отдернет пред чело- веком завесу будущего, вся человеческая мудрость будет заключена в двух словах:
Ждать и надеяться.
Ваш друг Эдмон Дантес, Граф Монте-Кристо".
Слушая это письмо, сообщавшее ей о безумии отца и о смерти брата, о чем она узнавала впервые, Валентина побледнела, горестный вздох вырвался из ее груди, и молчаливые, но жгучие слезы заструились по ее лицу; счастье досталось ей дорогой ценой.
Моррель с беспокойством посмотрел кругом.
- Право, граф слишком далеко заходит в своей щедрости, - сказал он. - Валентина вполне удовольствуется моим скромным состоянием. Где граф? Проводите меня к нему, мой друг.
Джакопо показал рукой на горизонт.
- Что вы хотите сказать? - спросила Валентина. - Где граф? Где Гайде?
- Взгляните, - сказал Джакопо.
Они обратили взгляд туда, куда указывал моряк, и вдали, на темно-си- ней черте, отделявшей небо от моря, они увидали белый парус, не больше крыла морской чайки.
- Уехал! - воскликнул Моррель. - Прощай, мой друг, мой отец!
- Уехала! - прошептала Валентина. - Прощай, Гайде! Прощай, сестра!
- Кто знает, увидимся ли мы еще когда-нибудь! - сказал Моррель, оти- рая слезу.
- Друг мой, - отвечала Валентина, - разве не сказал нам граф, что вся человеческая мудрость заключена в двух словах:
Ждать и надеяться!
ПРИМЕЧАНИЯ
1. У кого компаньон, у того хозяин (итал).
2. Posada - дом (исп.)
3. Оружие да уступит тоге (лат).
4. Мы поем глухим (лат.).
5. Когда вез пастух... (лат.) (Гораций Оды, I, 15)
6. Везешь к горю ты горькому... (лат.) (Гораций. Оды, I, 15).
7. Войны, ужасные войны (лат.).
8. Цепкий (лат.).
9. Так и ты побежишь, задыхаясь... (лат.) (Гораций. Оды, 1.15).
10. Муж справедливый и твердый в решеньях... (лат.) (Гораций. Оды, 111,3).
11. Джон Мартин - английский художник (1789-1854).
12. "Сочтено, взвешено, разделено" (библ.).
13. Приток Роны
14. Феррада - провансальский праздник по случаю таврения быков; та- раск - сказочное чудовище.
15. Непостоянство, имя твое - женщина! (Шекспир Гамлет, акт I, сц. 2).
16. Cocles (лат.) - одноглазый; прозвище древноримского героя Горация Коклеса.
17. В третьем этаже (итал).
18. Прозвище известного благотворителя Эдма Шампьона (1764-1852).
19. Горный старец - Хасан-ибн-Сабба, - отправляя на подвиги своих "фидави" (то есть обреченных), опьянял их гашишем (откуда их название - хашишипы, ассасины).