- Да, об этом шла речь, когда мы уезжади из Парижа, отвечал маркиз. - Но куда же его пошлют?
- На Святую Елену.
- На Святую Елену! Что это такое? - спросила маркиза.
- Остров, в двух тысячах миль отсюда, по ту сторону экватора, - отве- чал граф.
- В добрый час! Вильфор прав, безумие оставлять такого человека между Корсикой, где он родился, Неаполем, где еще царствует его зять, и Итали- ей, из корой он хотел сделать королевство для своего сына.
- К сожалению, - сказал Вильфор- имеются договоры тысяча восемьсот четырнадцатого года, и нельзя тронуть Наполеона, не нарушив этих догово- ров.
- Так их нарушат! - сказал граф де Сальвье. - Он не был особенно ще- петилен, когда приказал расстрелять несчастного герцога Энгиевского. - Отлично, - сказала маркиза, - решено: Священный Союз избавит Евро от Наполеона, а Вильфор избавит Марсель от его сторонников. Либо король царствует, либо нет; если он царствует, его правительство должно быть сильно и его исполнители - непоколебимы; только таким образом можно пре- дотвратить зло.
- К сожалению, сударыня, - сказал Вильфор с улыбкой, - помощник коро- левского прокурора всегда видит зло, когда оноже совершилось.
- Так он должен его исправить.
- Я мог бы сказать, сударыня, что мы не исправляем зло, а мстим за него, и только.
- Ах, господин де Вильфор, - сказала молоденькая и хорошенькая деви- ца, дочь графа де Сальвье, подруга мадемуазель де Сен-Меран, - постарай- тесь устроить какой-нибудь интересный процесс, пока мы еще в Марселе. Я никогда не видала суда присяжных, а это, говорят, очень любопытно.
- Да, в самом деле, очень любопытно, - отвечая помощник королевского прокурора. - Это уже не искусственная трагедия, а подлинная драма; не притворные страдания, а страдания настоящие. Человек, которого вы види- те, по окончании спектакля идет не домой, ужинать со сим семейством и спокойно лечь спать, чтобы завтра начать сначала, а в тюрьму, где го ждет палач. Так что для нервных особ, ищущих сильных ощущений, не ожет быть лучшего зрелища. Будьте спокойны - если случай представится, я не премину воспользоваться им.
- От его слов нас бросает в дрожь... а он смеется! - сказала Рене, побледнев.
- Что прикажете?.. Этооединок... Я уже пять или шесть раз требовал смертной казни для подсудимых, политических и других... Кто знает, сколько сейчас во тьме точится кинжалов или сколько их уже обращено на меня!
- Боже мой! - вскричала Рене. - Неужели вы говорите серьезно, госпо- дин де Вильфор?
- Совершенно серьезно, - отвечал Вильфор с улыбкой. - И от этих зани- мельных процессов, которых графиня жаждет из любопытства, а я из чес- толюбия, опасность для меня только усилится. Разве эти наполеоновские солдаты, привыкшие слепо идти на врага, рассуждают, когда надо выпуститьулю или ударит штыком? Неужели у них дрогнет рука убить человека, кот рого они считают своим личным врагом, когда они, не задумываясь, убиют русского, австрийца или венгерца, которого они и в глаза не вида? К тому же опасность необходима; иначе наше ремесло не имело бы опрдания. Я сам воспламеняюсь, когда вижу в глазах обвиняемого вспышку ярости: это придает мне силы. Тут уже не тяжба, а битва; я борюсь с ним, он защища- ется, я наношу новый удар, и битва кончается, как всякая битва, победой или поражением. Вот что значит выступать в суде! Опасность порождает красноречие. Если бы обвиняемый улыбнулся мне после моей речи, то я ре- шил бы, что говорил плохо, что слова мои были бледны, слабы, невырази- тельны. Представьте себе, какая гордость наполняет душу прокурора, уж- денного в виновности подсудимого, когда он видит, что преступник бледне- ет и склоняет голову под тяжестью улик и под разящими ударами его крас- нечия! Голова преступника склоняется и падает!
Рене тихо вскрикнула.
- Как говорит! - заметил один из гостей.
- Вот такие люди и нужны в наше время, - сказал другой.
- В последнем процессе, - подхватил третий, - вы были великолепны, Вильфор. Помните - негодяй, который зарезал своего отца? Вы буквально убили ег прежде чем до него дотронулся палач.
- О, отцеубийцы - этих мне не жаль. Для таких людей нет достаточно тяжкого наказания, - сказала Ре. - Но несчастные политические преступ- ники...
- Они еще хуже, Рене, потому что король - отец народа, и хотеть свергнуть или убить короля - значит хотеть убить отца тридцати двухил- лионов людей.
- Все равно, господин де Вильфор, - сказала Рене. - Обещайте мне, что будете снисходительны к тем, за кого я буду просить вас...
- Будьте спокойны, - отвечал Вильфор с очаровательной улыбкой, - мы будем вмте писать обвинительные акты.
- Дорогая моя, - сказала маркиза, - занимайтесь своими колибри, со- бачками и тряпками и предоставьте вашу будущему мужу делать свое дело. Теперь оружие отдыхает и тога в почете; об этом есть прекрасное латинс- кое изречение.
- Cadant arma togae [3], - сказал Вильфор.
- Я не решилась сказать по-латыни, - отвечала маркиза.
- Мне жется, что мне было бы приятнее видеть вас врачом, - продол- жала Рене. - Карающий ангел, хоть он и ангел, всегда страшил меня.
- Добрая моя Рене! - прошептал Вильфор, бросив на молодую девушку взгляд, полный любви.
Господин де Вильфор, - сказал маркиз, - будет нравственным и поли- тическим врачом наш провинции; поверь мне, дочка, это почетная роль.
- И это поможет забыть роль, которую играл его отец, - вставила не- исправимая маркиза. - Сударыня, - отвечал Вильфор с грустной улыбкой, - я уже имел честь докладывать вам, что отец мой, как я по крайней мере надеюсь, отрекся от своих былых заблуждений, что он стал ревностным другом религии и поря ка, лучшим роялистом, чем я, ибо он роялист по раскаянию, а я - токо по страсти.
И Вильфор окинул взглядом присутствующих, как он это делал в суде после какой-нибудь великолепной тирады, проверяя действие своего красно- речия на публику.
- Правильно, Вильфор, - сказал граф де Сальвье, - эти же слова я ска- зал третьего дня в Тюильри министру двора, который выразил удивление по поводу брака между сыном жирондиста и дочерью офицера, служившего в ар- мии нде, и министр отлично понял меня. Сам король покровительствует этому способу объединения. Мы и не подозревали, что он слушает нас, а он вдруг вмешался в разговор и говорит: "Вильфор (заметьте, король не ска- зал Нуартье, а подчеркнул имя Вильфор), Вильф, - сказал король, - пой- дет далеко; это молодой человек уже вполне сложившийся и принадлежит к моему миру. Я с удовольствием узнал, что маркиз и маркиза де Сен-Меран выдают за него свою дочь, и я сам посоветовал бы им этот брак, если бы они не явились первые ко мне просить позволения".
- Король это сказал, граф? - воскликнул восхищенный Вильфор.
- Передаю вам собственные его слова; и если маркиз захочет быть отк- ровенным, то сознается, что и же слова король сказал ему самому, когда он, полгода назад, сообщилоролю о своем намерении выдать за вас свою дочь.
- Это верно, - подтвердил маркиз.
- Так, значит, я всем обязан королю! Чего я не сделаю, чтобы послу- жить ему!
- Таким вы мне нравитесь, - сказала маркиза. - Пусть теперь явится заговорщик, - добро пожаловать!
- А я, мама, - сказала Рене, - молю бога, чтобы он вас не услышал и чтобы он посылал господину де Вильфор только мелких воришек, беспомощных банкротов и робких жуликов; тогда я буду спать спокойно.
- Это все равно, что желать врачу одних мигреней, веснушек, осиных укусов и тому подобное, - сказал Вильфор со смехом. - Если вы хотите ви- деть меня королевским прокурором, пожелайте мне, напрот, страшных бо- лезней, исцеление которых делает честь врачу.
В этминуту, словно судьба только и ждала пожелания Вильфора, вошел лакей и сказал ему несколько слов на ухо.
Вильфор, извинившись, вышел из-за стола и вотился через несколько минут с довольной улыбкой на губах.
Рене посмотрела на своего жениха с восхищением: его голубые глаза сверкали на бледном лице, окаймленном черными бакенбардами; в эту минуту он и в самом деле был очень красив. Рене с нетерпением ждала, чтобы он объяснил причину своего внезапного исчезновения.
- Вы только что выразили желание иметь мужем доктора, - сказал Вильфор, - так вот у меня с учениками Эскулапа (так еще говорили в тыся- ча восесот пятнадцатом году) есть некоторое сходство: я не могу распо- лагать своим временем. Меня нашли даже здесь, подле вас, в день нашего обручения.
- А почему вас вызвали? - спросила молодая девушка с легким беспо- койством.
- Увы, из-за больного, который, если верить тому, что мне сообщили, очень плох. Случай весьма серьезный, и болезнь грозит эшафотом.
- Боже! - вскричала Рене побледнев.
- Что вы говорите! - воскликнули гости в один голос.
- По-видимому, речь идет не более и не менее как о бонапартистском заговоре.
- Неужели! - вскричала маркиза.
- Вот что сказано в доносе.
И Вильфор прочел:
- "Приверженец престола и веры уведомляет господина королевского про- курора о том, что Эдмон Дантес, помощник капитана на корабле "Фараон", прибывшем сегодня из Смирны с заходом в Неаполь иорто-Феррайо, имел от Мюрата письмо к узурпатору, а от узурпатора письмо к бонапартистскому комитету в Париже.
Если он будет задержан, уличающее его письмо будет найдено при нем, или у его от, или в его каюте на "Фараоне".
- Позвольте, - сказала Рене, - этоисьмо не подписано и адресовано не вам, а королевскому прокурору.
- Да, но королевский прокурор в отлучке; письмо подали его секретарю, которому поручено распечатывать почту; он вскрыл это письмо, послал за мной и, не застав меня дома, самтдал приказ об аресте.
- Так виновный арестован? - спросила маркиза.
- То есть обвиняемый, - поправила Рене.
- Да, арестован, - отвечал Вильфор, - и, как я уже говори мадемуа- зель Рене, если у него найдут письмо, то мой пациент опасно болен.
- А где этот неастный? - спросила Рене.
- Ждет у меня.
- Ступайте, друг мой, - сказал маркиз, - не пренебрегайте вашими обя- занностями. Королевская служба требует вашего личного присутствия; сту- пайте же куда вас призывает королевская служба.