- Ах, господин дВильфор! - воскликнула Рене, умоляюще сложив руки. - Будьте снисходительны, сегодня день нашего обручения.
Вильфор обошел вокруг стола и, облокотившись на спинку стула, на ко- тором сидела его невеста, сказал:
-ади вашего спокойствия обещаю вам сделать все, что можно. Но если улики бесспорны, если обвинение справедливо, придется скосить эту бона- партистскую сорную траву.
Рене вздрогнула при слове "скосить", ибо у этой сорной травы, как вы- разился Вильфор, была голова.
- Не слушайте ее, Вильфор, - сказала маркиза, - это ребячество; она привыкнет.
И маркиза протянула Вильфору свою сухую ру, которую он поцеловал, глядя на Рене; глаза его говорили: "Я целую вашу руку или по крайней ме- ре хотел бы поцеловать".
- Печальное предзнаменование! - прошептала Рене.
- Перестань, Рене, - сказала маркиза. - Ты выводишь меня из терпения своими детскими выходками. Желала бы я знь, что важнее - судьба госу- дарства или твои чувствительные фантази
- Ах, мама, - вздохнула Рене.
- Маркиза, простите нашу плохую роялистку, - сказал де Вильфор, - обещаю вам, что исполню долг помощника королевского прокурора со всем усердием, то есть буду беспощаден.
Но в то время как помощник прокурора говорил эти слова маркизе, жених украдкой посылал взгляд невесте, и взгляд этот говорил: "Будьте спокой- ны, Рене; ради вас я буду снисходителен".
Рене отвечала ему нежной улыбкой, и Вильфор удалился, преисполненный блаженства.
VII. ДОПРОС
Выйдя из столовой, Вильфор тотчас же сбросил с себя маску веселости принял торжественный вид, подобающий человеку, на которого возложен в- ший долг - решать участь своего ближнего. Однако, несмотря на подвиж- ность своего лица, которой он часто, как искусный актер, учился перед зеркалом, на этот раз ему трудно было нахмурить брови и омрачить че. И в самом деле, если не считать политического прошлого его отца, которое могло повредить его карьере, если от него не отмежеваться решительно, Жерар де Вильфор был в эту минуту так счастлив, как только може быть счастлив человек: располагая солидным состоянием, он занимал в двадцать семь лет видное место в судебном мире; он был женихом молодой и красивой девушки, которую любил не страстно,о разумно, как может любить помощ- ник королевского прокурора. Мадемуазель де Сен-Меран была не только кра- сива, но вдобавок принадлежала к мейству, бывшему в большой милости при дворе. Кроме связей своих родителей, которые, не имея других детей, могли целиком воспользоваться ими в интересах своего зятя, невеста при- носила ему пятьдесят тысяч экю приданого, к коему, ввиду надежд (ужасное слово, выдуманное свахами), могло со временем прибавиться полумиллионное наследство. Все это вместе взятое составляло итог блаженства до того ос- лепельный, что Вильфор находил пятна даже на солнце, если перед тем дго смотрел в свою душу внутренним взором.
У дверей его ждал полицекий комиссар. Вид этой мрачной фигуры зас- тавил его спуститься с высоты седьмого неба на бренную землю, по которой мы ходим; он придал своему лицу подобающее выражение и подошел к поли- цейскому.
- Я готов! - сказал он. - Я прочел письмо, вы хорошо сделали, что арестовали этого человека; теперь сообщите мне о нем и о заговоре вссведения, какие вы успели собрать.
- О заговоре мы еще ничего не знаем; все бумаги, найденные при нем, запечатаны в одну связку и лежат на вашестоле. Что же касается самого обвиняемого, то его зовут, как вы изволили видеть из самого доноса, Эд- мон Дантес, он служит помощником капитана на трехмачтовом корабле "Фара- он", который возит хлопок из Александрии и Смирны и принадлежит мар- сельскому торговому дому "Моррель и Сын".
- До поступления на торговое судно он служил во флоте?
- О, нет! Это совсем молодой человек.
- Каких лет?
- Лет девятнадцати - двадцати, не больше.
Когда Вильфор, пройдя улицу Гран-рю, уже подходил к своему ому, к нему приблизился человек, по-видимому его поджидавший. То былг-н Мор- рель.
- Господин де Вильфор! - вскричал он. - Как хорошо, что я застал вас! Подумайте, произошла страшная ошибка, арестовали моего помощника капа- на, Эдмона Дантеса.
- Знаю, - отвечал Вильфор, - я как раз иду допрашивать его.
- Господин де Вильфор, - продолжал Моррель с жаром, - вы не знаете обвиняемого, а я его знаю. Представьте себе человека, самого тихого, честного и, я готов сказать, самого лучшего знатока своего дела во всем торговом флоте... Господин де Вильфор! Прошу вас за него от всей Души.
Вьфор, как мы уже видели, принадлежал к аристократическому лагерю, а Моррель - к плебейскому; первый был крайний роялист, второго подозре- вали в тайном бонапартизме. Вильфор свысока посмотрел на Морреля и хо- лодно ответил:
- Вы знаете, сударь, что можно быть тихим в домашнем кругу, честным в торговых сношениях и знатоком своего дела и тем не менее быть преступни- ком в политическом смысле. Вы это знаете, правда, сударь?
Вильфор сделал ударение на последних словах, как бы намекая на самого Моррел испытующий взгляд его старался проникнуть в самое сердце этого челока, который дерзал просить за другого, хотя он не мог не знать, что сам нуждается в снисхождении.
Моррель покраснел, потому что совесть о была не совсем чиста в от- ношении политических убеждений, притом же тайна, доверенная ему Дантесом свидании с маршалом и о словах, которые ему сказал император, смущалего ум. Однако он оказал с искренним участием:
- Умоляю вас, госпон де Вильфор, будьте справедливы, как вы должны быть, и добры, как вы всегда бываете, и поскорее верните нам бедного Дантеса!
В этом "верните нам" уху помощника королевского прокурора почудилась революционная нотка.
"Да! - подумал он. - "Верните нам"... Уж не принадлежит ли этот Дан- тес к какой-нибудь секте карбонариев, раз его покровитель так неосторож- но говорит во множественном числе? Помнится, комиссар сказал, что его ваяли в кабаке, и притом в многолюдной компании, - это какаянибудь тай- ная ложа".
Он продолжал вслух:
- Вы можете быть совершенно спокойны, сударь, и вы не напрасно проси- те справедливости, если обвиняемый не виновен;сли же, напротив, он ви- новен, мы живем в трудное время, и безнаказанность может послужить па- губным примером. Поэтому я буду вынужден испнить свой долг.
Он поклонился с ледяной учтивостью и величественно вошел в свой дом, примыкающий к зданию суда, а бедный арматор, как окаменелый, остался стоять на улице.
Передняя была полна жандармов и полицейских; среди них, окруженный пылающими ненавистью взглядами, спокойно и неподвижно стоял арестант.
Вильфор, пересекая переднюю, искоса взглянул на Дантеса и, взяв из рук полицейского пачку бумаг, исчез за дрью, бросив на ходу:
- Введите арестанта.
Как ни был мимолетен взгляд, брошенный Вильфором на арестанта, он все же успел составить себе мнение о человеке, которого ему предстояло доп- росить. Он прочел ум на его широком и открытом челе, мужество в его упорном взоре и нахмуренных бровях и прямодушие в его полных полуоткры- тых губах, за которыми блестели два ряда зубов, белых, как слоновая кость.
Первое впечатление было благоприятно для Дантеса; но Вильфору что говорили, что политическая мудрость повелевает не поддаваться пвому порыву, потому что это всегда голос сердца; и он приложил это правило к первому впечатлению, забыв о разнице мду впечатлением и порывом.
Он задушил добрые чувства, которые пытась ворваться к нему в серд- це, чтобы оттуда завладеть его умом, прил перед зеркалом торжественный вид и сел, мрачный и грозный, за свой письменный стол.
Через минуту вошел Дантес.
Он был все так же бледен, но спокоен и приветлив; он с непринужденной учтивостью поклонился своему судье, потом поискал глазами стул, словно находился в гостиной арматора Морреля.
Тут только встретил он тусклый взгляд Вильфора - взгляд, свойственный блюстителям правосудия, которые не хотят, чтобы кто-нибудь читал их мыс- ли, потому превращают свои глаза в матовое стекло. Этот взгляд дал по- чствовать Дантесу, что он стоит перед судом.
- Кто вы и как ваше имя? - спросил Вильфор, перебирая бумаги, подан- ные ему в передней; за какой-нибудь час дело уже успело вырасти в до- вольно объемистую тетрадь: так быстро язва шпионства разъедает несчаст- ное тело, имеемое обвиняемым.
- Меня зовут Эдмон Дантес, - ровным и звучным голом отвечал юноша, - я помощник капитана на корабле "Фараон", принадлежащем фирме "Моррель и Сын".
- Сколько вам лет? - продолжал Вильфор.
- Девятнадцать, - отвечал Дантес.
- Что вы делали, когда вас арестали?
- Я обедал с друзьями по случаю моего обручения, - отвечал Дантес слегка дрогнувшим голосом, настолько мучителен был контраст меу ра- достным празднеством и мрачной церемонией, которая совершалась эту ми- нуту, между хмурым лицом Вильфора и лучеразным личиком Мерседес.
- По случаю вашего обручения? - повторил помощник прокурора, невольно вздрогнув.
- Да, я женюсь на девушке, которую люблю уже три года.
Вильфор, вопреки своему обычному бесстрастию, был все же поражен та- ким совпадением, и взволнованный голос юноши пробудил сочувственный отз- вук вго душе, он тоже любил свою невесту, тоже был счастлив, и вот его радости помешали, для того чтобы он разрушил счастье человека, который, подобно ему, был так близок к блаженству. "Такое философическое сопос- тавление, - подумал он, - будет иметь большой успех в гостиной маркиза де СенМеран; и, пока Дантес ожидал дальнейших вопросов, он начал подби- рать в уме антитезы, из которых ораторы строят блестящие фразы, рассчи- танные на аплодисменти подчас принимаемые за истинное красноречие.
Сочинив в уме изящный спич, Вильфор улыбнулся и сказал, обращаясь к Дантесу:
- Продолжайте.
- Что же мне продолжать?
- Осведомите правосудие.
- Пусть правосудие скажет мне, о чем оно желает быть осведомлено, и я ему скажу все, что знаю. Только, - прибавил он с улыбкою, - предупреж- даю, что я знаю мало.