Столовая была вся дубовая; гостиная - красного дерева и обита синим бархатом; спальня - лимонного дерева и обита зеленой камкой; кроме того, имелся рабочий кабинет Эмманюеля, не занимавшегося никакой работой, и музальная комната для Жюли, не игравшей ни на одном инструменте.
Весьретий этаж был в распоряжении Максимилиана; это было точное повторение квартиры его сестры, только столовая была обращена в бильярд- ную, куда он приводил своих приятелей. Он следил за чисткой своей лошади и курил сигару, стоя входа в сад, когда у ворот остановилась карета графа.
Коклес, как мы уже сказали, отворил ворота, а Батистен, соскочив с козел, спросил, может лграф МонтеКристо видеть господина и госпожу Эр- бо и господина Максимилиа Морреля.
- Граф Монте-Кристо! - воскликнул Моррель, бросая сигару и спеша навстречу посетелю. - Еще бы мы были не рады его видеть. Благодарю вас, граф, тячу раз благодарю, что вы не забыли о своем обещании.
И молодой офицер так сердечно пожал руку графа, что тот не мог усом- ниться в искренности приема и ясновидел, что его ждали с нетерпением и встречают с радостью.
- Идемт идемте, - сказал Максимилиан, - я сам познакомлю вас; о та- ком человеке, как вы, не должен докладывать слуга: сестра в саду, она срезает отцветшие розы; зять читает свои газеты, "Прессу" и "Дебаты", в шести шагах от нее, ибо, где бы ни находилась госпожа Эрбо, вы можете быть заранее уверены, что встретите в орбите не шире четыр метров и Эмманюеля, и обратно, как говорят в Политехнической школе Молодая женщина в шелковом капоте, тщательно обрывавшая увядшие ле- пестки с куста желтых роз, подняла голову, услышав их шаги.
Эта женщина была знакомая нам маленькая Жюли, превратившаяся, как ей и предсказывал уполномоченный фирмы Томсон и Френч, в госпожу Эмманюель Эрбо. Увидав постороннего, она вскрикнула. Максимилиан рассмеялся.
- Не пугайся, сестра, - сказал он, - хотя гр всего несколько дней в Париже, но он уже знает, что такое рантьерша Марэ, а если еще не зна- ет, то сейчас увидит.
- Ах, сударь, - сказала Жюли, - привести вас так - это предательство со стороны моего брата; он совершенно не заботится о том, какой вид у его бедной сестры... Пенелон!.. Пенелон!..
Старик, окапывавший бенгальские розы, всадил в землю свой заступ и, сняв фуражку, подошел к ним, жуя жвачку, которую он тотчас же задвинул погбже за щеку. В его еще густых волосах серебрилось несколько белых пдей, а коричневое лицо и смелый, острый взгляд изобличали в нем ста- рого моряка, загоревшего под солнцем экватора и знакомого с бурями.
- Вы меня звали, мадемуазель Жюли? - спросион. - Что вам угодно?
Пенелон по старой привычке звал дочь своего зяина мадемуазель Жюли и никак не мог привыкнуть называть ее госпожой Эрбо.
- Пенелон, - сказала Жюли, - скажите господину Эмманюелю, что нас дорогой гость, а Максимилиан проводит графа в гостиную.
Потоона обратилась к Монте-Кристо:
- Вы, надеюсь, разрешите мне остави вас на минуту?
И, не дожидаясь согласия графа, она обежала клумбу бросилась к дому по боковой дорожке.
- Послушайте, дорогой господ Моррель, - сказал Монте-Кристо, - я с огорчением вижу, что нарушил покой вашей семьи.
- Взгляните, взгляните, - отвечал, смеясь, Максимилиан, - вот и муж побежал менять куртку на сюртук! Ведь вас знают на улице Меле, вас жда- ли, поверьте мне.
- У вас, мне кажется, счастливая семья, - сказал граф, как бы отвечая на собственные мысли.
- Несомненно, граф. Что ж, ведь у них есть в, что надо для счастья: они молоды, жизнерадостны, любят друг друга и, хоть им и приходилось ви- деть огромные состояния, они со своими двадцатью пятью тысячами франков дохода считают себя богатыми, как Ротшильд.
- А между тем двадцать пять тысяч франков дохода - это немного, - сказал Монте-Кристо, и в его голосе было столько нежности, что он отоз- вался в сеце Максимилиана, как голос любящего отца, - но ведь это не предел д нашей молодой четы, они, вероятно, тоже станут миллионерами. Ваш зя адвокат или доктор?..
- Он был негоциантом, граф, и продолжал дел моего покойного отца. Господин Моррель скончался, оставив после се капитал в пятьсот тысяч франков; из них половина досталась мне и половина сестре, потому что нас было только двое. Ее муж, вступая с нею в брак, не обладал ничем, кроме благородной честности, ясного ума и незапятнанной репутации. Он пожелал иметь столько же, сколько и его жена; он работал до тех пор, пока не собрал двухсот пятидесяти тысяч франков; для этого понадобилось шесть ле Клянусь вам, граф, было трогательно смотреть на них - такие трудо- любивые, такие дружные, они, при их способностях, могли бы достигнуть значительного богатства, но не пожелали ничего менять в обычаях отцовс- й фирмы и употребили шесть лет на то, на что людям нового склада пот- ребовалось бы года два или три; весь Марсель до сих пор восторгается их мужественной самоотверженностью. Наконец, однажды Эмманюель подошел к своей жене, которая заканчивала выплату по обязательствам.
"Жюли, - обратился он к ней- вот сверток с последней сотней фран- ков, ее только что передал мне Коклес, и она дополняет те двести пятьде- сят тысяч франков, которые мы назначили себе пределом. Удовольствуешься ли ты тем немногим, чем напридется теперь ограничиваться? Наша фирма делает в год миллионный оборот и может давать сорок тысяч франков прибы- ли. Если мы захотим, мы можем через час продать за триста тысяч франков нашу клиентуру: вот письмо от господина Делоне, он предлагает нам эту сумму за нашу фирму, которую он хочет присоединить к своей. Решай, как поступить".
"Друг мой, ответила моя сестра, - фирму Моррель может вести только Моррель. Рае не стоит отказаться от трехсот тысяч франков, чтобы раз навсегда оградить имя нашего отца от превратностей судьбы?"
"Я тоже так думал, - сказал Эмманюель, - но я хотел знать твое мне- ние".
"Ну, так вот оно. Мы получили все, что нам следовало, выплатили по всем нашим обязательствам; мы можем подвести итог и закрыть кассу; под- ведем же этот итог и закроем кассу".
И они немедленно это сделали. Это было в три часа; в четверть четвер- того явился клиент, чтобы застраховать два судна, это составляло пятнад- цать тысяч франков чистой прибыли.
"Будьте любезны, - сказалму Эмманюель, - обратиться с этой страхо- вой к нашему коллеге господину Делоне. Что касается нас, мы ликвидирова- ли наше дело".
"Давно ли?" - спросил удивленный клиент.
"Четверть часа тому назад".
И вот каким образом случилось, - продолжал Максимилиан, улыбаясь, - что у моей сестры и зятя только двадцать пять тяч годового дохода.
Максимилиан едва успел кончить свой рассказ, который все сильнее ра- довал сердце графа, как появился принарядившийся Эмманюель, в сюртуке и шляпе. Он поклонился с видом человека, высоко ценящего честь, оказанную ему гостем, потом, обойдя с графом свой цветущий сад, провел его в дом.
Гостиная благоухала цветами, наполнявшими огромную японскую вазу. На пороге, приветствуя графа, стояла Жюли, должным образом одетая и кокет- ливо причесанная (она ухитрилась потратитьа это не более десяти ми- нут!)
В вольере весело щебетали птицы; ветви ракитника и розовой акации с их цветущими гроздьями заглядывали в окно из-за синих бархатных драпиро- вок, в этом очаровательном уголке все дышало миром - от песни птиц до улыбки хозяев.
Еа войдя в этот дом, граф почувствовал, что и его коснулось счастье этих людей; он оставался безмолвным и задумчивым, забывая, что ему над- лежит вернуться к беседе, прервавшейся после первых приветствий.
Вдруг он заметил воцарившееся неловкое молчание и с усилием оторвался от своих грез.
- Сударыня, - сказал он, наконец, - простите мне мое волнение.Оно, вероятно, показалось вам странным, - вы привыкли к этому покою и счастью, но для меня так ново видеть довольное лицо, что я не могу отор- вать глаз от вас и вашего супруга.
- Мы действительно очень счастливы, - сказала Жюли, - но м пришлось очень долго страдать, и мало кто заплатил так дорого за св счастье.
На лице графа отразилось любопытство.
- Это длинная семейная история, как вам уже говорил Шато-Рено, - ска- зал Максимилиан. - Вы, граф, привыкли видеть большие катастрофы и вели- чественные радости, для вас мало интересна эта домашняя картина. Но Жюли права: мы перенесли немало страданий, хоть они и ограничивались узкой рамкой семьи...
- И бог, как всегда, послал вам утешение в страданиях? - спросил Мон- те-Кристо.
- Да, граф, - отвечала Жюли, - мы должны это признать, потому что он поступил с нами, как со своими избранниками: он послал нам своего анге- ла.
Краска залила лицо графа, и, чтобы скрыть свое волнение, он закашлял- ся и поднес к губам платок.
- Тот, кто родился в порфире и никогда ничего не желал, - сказал Эм- манюель, - не знает счастья жизни, так же как не умеет ценить ясного не- ба тот, кто никогда не вверял свою жизнь четырем доскам, носящимся по разъяренному морю.
Монте-Кристо встал и, ничего не ответив, потому что дрожь в его голо- свыдала бы охватившее его волнение, начал медленно ходить взад и впе- ред по гостиной.
- Вас, вероятно, смешит наша роскошь, граф, - сказал Максимилиан, следивший глазами за МонтеКристо.
- Нет, нет, - отвечал Монте-Кристо, очень бледный, прижав руку к сильно бьющемуся сердцу, а другой руй указывая на хрустальный колпак, под которым на черной бархатной пошке был бережно положен шелковый вя- заный кошелек. - Я просто смотрю, что этоа кошелек, в котором как буд- то с одной стороны лежит какаято бумажка, а с другой - недурной алмаз.