Лицо Максимилиана стало серьезным, и он ответил:
- Здесь, граф, самое драгоценное из наших семейных сокровищ.
- В самом деле, алмаз довольно хорош, - сказал Монте-Кристо.
- Нет, мой брат говорит не о стоимости камня, хоть его и оценивают в сто тысяч франков, он хочет сказать, что вещи, находящиеся в этом ко- шельке, дороги нам: их оставил тот добрый ангел, о котором мы вам гово- рили.
- Я не понимаю ваших слов, сударыня, а между тем не смею просить объяснения, - с поклоном ответил МонтеКсто. - Простите, я не хотел быть неделикатным.
- Неделикатным, граф? Напротив, мы рады рассказать об этом! Если бы мы хотели сохранить в тайне благородный поступок, о котором напоминает этот кошелек, мы бне выставляли его таким образом напоказ. Нет, мы хо- тели бы иметь возможность разгласить о нем всему свету, чтобы наш неве- домый благодетель хотяы трепетанием крыльев открыл себя.
- Вот как! - проговорил Монте-Ксто глухим голосом.
- Граф, - сказал Максимилиан, приподнимая хрустальный колпак и благо- говейно прикасаясь губами к вязаному кошельку, - о держал в своих ру- ках человек, который спас моего отца от смерти, нас от разорения, а наше имя от бесчестия, - человек, благодаря которомуы, несчастные дети, об- реченные горю и нищете, теперь со всех сторон слышим, как люди восторга- ются нашим счастьем. Это письмо, - и Максимилиан, вынув из кошелька за- писку, протянул ее графу, - это письмо было им написано в тот день, ког- да мой отец принял отчаянное решение, а этот алмаз великодушный незнако- мец предназначил в приданое моей сестре.
Монте-Кристо развернул письмо и прочел его с чувством невыразимогсчастья; это была записка, знакомая нашим читателям, адресованная Жюли подписанная Синдбадом-Мореходом.
- Незнакомец, говорите вы? Таким образом, человек, оказавший вам эту услугу, остался вам неизвестен?
Да, нам так и не выпало счастья пожать ему руку, - отвечал Максими- лиан, - и не потому, что мы не молили бога об этой милости. Но во всем этом событии было столько таинственности, что мы до сих пор не можем в нем разобраться: все наавляла невидимая рука, могущественная, как рука чародея.
- Но я все еще не потеряла надежды поцеловать когда-нибудь эту руку, как целую кошелек, которого она касалась, - сказала Жюли. - Четыре го- да тому назад Пенелон был в Триесте; Пенелон, граф, это тот старый мо- ря которого вы видели с заступом в руках и который из боцмана превра- тился в садовника. В Триесте он видел на набережной англичанина, соби- вшегося отплыть на яхте, и узнал в нем человека, посетившего моего отца пятого июня тысяча восемьсот двадцать девятого года и пославшего мне пятого сентября эту записку. Это был, несомненно, тот самый незнакомец, как утверждает Пенелон, но он не решился заговорить с ним.
- Англичанин! - произнес задумчиво Монте-Кристо, которого тревожил каждый взгляд Жюли. - Англинин, говорите вы?
- Да, - сказал Максимилиан, - англичанин, явившийся к нам как уполно- моченный римской фирмы Томсон и Френч. Вот почему я вздрогнул, когда вы сказали у Морсера, что Томсон и Френч ва банкиры. Дело происходило, как мы вам уже сказали, в тысяча восемьсот двадцать девятом году; пожа- луйста, граф, скажите, вы не знали этого англичанина?
- Но вы говорили, будто фирма Томсон и Френч неизменно отрицала, что она оказала вам эту услугу?
- Да.
- В таком случае, может быть, тот англичанин просто был благодарен вашему отцу за какой-нибудь добрый поступок, им самим позабытый, и вос- пользовался предлого чтобы оказать ему услугу?
- Тут можно предположить что угодно, даже чудо.
- Как его звали? - спросил Монте-Кристо.
- Он не назвал другого имени, - отвечала Жюли, внимательнее вглядыва- ясь в графа, - только то, которым он подписал записку: Синдбад-Мореход.
- Но ведь это, очевидно, не имя, а псевдоним.
Видя, что Жюли смотрит на него еще пристальнее и вслушивается в звук его голоса, граф добавил:
- Послушайте,е был ли он приблизительно одного роста со мной, может быть чуть-чутьовыше, немного тоньше, в высоком воротничке, туго затя- нутом галстуке, в облегающем и наглухо застегнут сюртуке и с неизмен- ным карандашом в руках?
- Так вы его знаете? - воскликнула Жюли с заблестевшими от радости глазами.
- Нет, - сзал Монте-Кристо, - я только высказываю предположение. Я знавал некоо лорда Уилмора, который был щедр на такие благодеяния.
- Не открывая, кто он?
- Это был странный человек, не веривший в благодарность.
- Господи, - восклиула Жюли с непередаваемым выражением всплеснув руками, - во что же он верит, несчастный?
- Во всяком случае, он не верил в нее в то время, когда я с ним встречался, -казал Монте-Кристо, бесконечно взволнованный этим возгла- сом, вырвавшимся из глубины души. - Может быть, с тех пор ему и пришлось самому убедиться, что благодарность существует.
- И вы знакомы с этим человеком, граф? - спросил Эмманюель.
- Если вы знамы с ним, - воскликнула Жюли, - скажите, можете ли вы свести нас к нему, показать нам его, сказать нам, где он находится? Пос- лушай, Максимилиан, послушай, Эмманюель, ведь если мы когда-нибудь встретимся с ним, он не сможет не поверить в память сердца!
Монте-Кристо почувствовал, что на глазах у него навернулись слезы; он снова прошелся по гостиной.
- Ради бога, граф, - сказал Максимилиан, - если вы что-нибудь знаете об этом человеке, скажите нам все, что вы знаете!
- Увы, - отвечал Монте-Кристо, стараясь скрыть волнение, звучащее в егоолосе, - если ваш благодетель действительно лорд Уилмор, то я бо- ю, что вам никогда не придется с ним встретиться. Я расстался с ним года три тому назад в Палермо, и он собирался в самые сказочные страны,ак что я очень сомневаюсь, чтобы он когда-либо вернулся.
- Как жестоко то, что вы говорите! - воскликнула Жюли в полном отчая- нии, и глаза ее наполнились слезами.
- Если бы лорд Уилмор видел то, что вижу я, - сказал проникновенно Монте-Кристо, глядя на пзрачные жемчужины, струившиеся по щекам Жюли, - он снова полюбил бы жизнь, потому что слезы, которые вы проливаете, примирили бы его с человечтвом.
Он протянул ей руку; она подала ему свою, завороженная взглядом и го- лосом графа.
- Но ведь у этого лорда Уилмора, - сказала она, цепляясь за последнюю надежду, - была же родина, семья, родные, знал же о кто-нибудь? Разве мы не могли бы...
- Не стоит искать, - сказал граф, - не возводите сладких грез на сло- вах, которые у меня вырвались. Едва ли лорд Уилмор - тот человек, кото- рого вы разыскиваете; мы были с ним дружны, я знал все его тайны, - он рассказал бы мне и эту.
- А он ничего не говорил вам? - воскликнула Жюли.
- Ничего.
- Никогда ни слова, из которого вы могли бы предположить?..
- Никогда.
- Однако вы сразу назва его имя.
- Знаете... мало ли что приходит в голову.
- Сестра, - сказал Максимилиан, желая помочь графу, - наш гость прав. Вспомни, что нам так часто говорил отец: не англичанин принес нам это счастье.
Мте-Кристо вздрогнул.
- Ваш отец, господин Моррель, говорил вам?.. - с живостью воскликнул он.
- Мой отец смотрел на это происшествие как на чудо. Мой отец верил, что наш благодетель встал из гроба. Это былатакая трогательная вера, что, сам не разделяя ее, я не хотел ее убивать в его благородном сердце! Как часто он задумывался, шепча имя дорогого погибшего друга!
На пороге смерти, когда близость вечности придала его мыслям какое-то потустороннее озарение, это предположение перешло в уверенность, и пос- ледние слова, которые он произнес, умирая, были: "Максимилиан, это был Эдмон Дантес!"
Бледность, все сильнее покрывавшая лицо графа, при этих словах стала ужасной. Вся кровь хлынула ему сердцу, он не мог произнести ни слова; он посмотрел на часы, словно вспомнив о времени, взял шляпу, как-то вне- запно и смущенно простился с г-жой Эрбо и пожал руки Эмманюелю Макси- милиану.
- Сударыня, - сказал он, - разрешите мне иногда навещать в. Мне хо- рошо в вашей семье, и я благодарен вам за прием, потому что у вас я в первый раз за много лет позабыл о времени.
И он вышел быстрыми шагами.
- Какой странный человек этот граф Монте-Кристо, - сказ Эмманюель.
- Да, - отвечал Максимилиан, - но мне кажется, у него лотое сердце, и я уверен, что мы ему симпатичны.
- Его голос проник мне в самое сердце, - сказала Жюли, - и мне даже показалось, будто я ышу его не в первый раз.
XIII. ПИРАМ И ФИСБА
Если пройти две трети предместья Сент-Оноре, то можно увидеть позади прекрасного особняка, заметного даже среди великолепных домов этого бо- гатого квартала, обширный сад; его густые каштановые деревья возвышаются над огромными, чти крепостными стенами, роняя каждую весну свои белые и розовые цветы в две бороздчатые каменные вазы, стоящие на четыреху- гольных столб, в которые вделана железная решетка времен Людовика XIII.
Хотя в этих вазах растут чудесные герани, колебля на ветру свои пур- пурные цветы и крапчатые листья, этим величественным входом не пользуют- ся с того уже давнего времени, когда владельцы особняка решили оставить за собой толь самый дом, обсаженный деревьями, двор с выходом в пред- местье и сад, обнесенный решеткой, за которой в прежнее время находился прекрасный ород, принадлежавший этой же усадьбе. Но явился демон спе- куляции, наметил рядом с огородом улицу, которая должна была соперничать с огромной артерией Парижа, называемой предместьем Сент-Оноре. И так как эта новая улица, блодаря железной дощечке еще до своего возникновения получившая назван, должна была застраиваться, то огород продали.
Но когда дело касася спекуляции, то человек предполагает, а капитал располагает; уже окрещенная улица погибла в колыбели. Приобретателю ого- рода, заплатившему него сполна, не удалось перепродать его за желае- мую сумму, и в ожании повышения цен, которое рано или поздно должно было с лихвой вознаградить его за потраченные деньги и лежащий втуне ка- питал, он огранился тем, что сдал участок в аренду огородникам за пятьсот франков в год.
Таким образом, он получает за свои деньги только полпроцента, что очень ромно по теперешним временам, когда многие получают по пятидеся- ти процентов и еще находят, что деньги приносят нищенский доход.