- Вы нравы, граф, - отвечала польщенная мать, - он очень способный ребенок и запоминает все, что захочет. У него только один недостаток: он слишком своеволен... о, возвращаясь к тому, что он сказал, граф, верите ли вы, то Митридат принимал эти меры предосторожности и что ни азыва- лись действенными?
- Я настолько этому верю, что сам прибегал к этому способу, чтобы не быть отравленным в Неаполе, Палермо и Смирне, то есть в трех случаях, когда мне пришлось бы проститься с жизнью, не прими я этих мер.
- И это помогло?
- Вполне.
- Да, верно; я вспоминаю, что вы мне нечто подобное уже рассказывали в Перудже.
- В самом деле? - сказал граф, мастерски притворяясь удивленным. - Я вовсе не помню этого.
- Я вас спрашивала, действуют ли яды одинаково на северян и на южан, и вы мне даже ответили, что холодный и лимфатический темперамент северян меньше подвержен действию яда, чем пылкая и энергичная ирода южан.
- Это верно, - сказал Монте-Кристо, - мне случалось видеть, как русс- кие поглощали без всякого вреда для здоровья растительные вещества, ко- торые неминуемо убили бы неаполитанца или араба.
- И вы считаете, что у нас в этом смысле можно еще вернее добиться результав, чем на Востоке, и что человек легче привыкнет поглощать яды, живя среди туманов и дождей, чем в более жарком климате?
- Безусловно; но это предохранит его только от того яда, к которому он приучил свой организм.
- Да, я понимаю; а как, например, вы стали бы приучать себя или, вер- нее, как вы себя приучили?
- Это очень просто. Предположите, что вам заранее известно, какой яд вам собираются дать... предположите, что этим ядом будет... например, бруцин...
- Бруцин, кажется, добывается из лжеангустуровой коры [43], - сказала г-жа де Вильфор.
- Совершенно верно, - отвечал Монте-Кристо, - но я вижу, мне нечему вас учить; позвольте мне вас поздравитьженщины редко обладают такими познаниями.
- Должна признаться, сзала г-жа де Вильфор, - что я обожаю ок- культные науки, которые волнуют воображение, как поэзия, и разрешаются цифрами, как алгебраеское уравнение; но, прошу вас, продолжайте: то, что вы говорите, меня очень интересует"
- Ну так вот! - продолжал Монте-Кристо. - Предпожите, что этим ядом будет, например, бруцин и что вы в первый день пмете миллиграмм, на второй день два миллиграмма; через десять дней вы, таким образом, дойде- те до центиграмма; через двадцать дней, прибавляв день еще по миллиг- рамму, вы дойдете до трех центиграммов, то ес будете поглощать без всяких дурных для себя последствий довольно льшую дозу, которая была бы чрезвычайно опасна для всякого человекане принявшего тех же предос- торожностей; наконец, через месяц, выпив стакан отравленной воды из гра- фина, которая убила бы человека, пившего ее одновременно с вами, сами вы только по легкому недомоганию чувствовалбы, что к этой воде было при- мешано ядовитое вещество.
- Вы не знаете другого противоядия?
- Нет, не знаю.
- Я не раз читала и перечитывала этот рассказ о Митридате, - сказала задумчиво г-жа де Вильфор, но я считала его сказкой.
- Нет, вопреки обычаю историков, это правда. Но, я вижу, тема нашего разговора для вас не случайный каприз; два года тому назад вы задавали мне подобные же вопросы и сами говорите, что рассказ о Митридате уже давно вас занимает.
- Это правда, граф; в юности я больше всего интересовалась ботаникой и минералогией; а когда узнала, что изучение способов употребления ле- карственных трав нередко дает ключ к пониманию всей истории восточных народов и всей жизни сточных людей, подобно тому как различные цветы служат выражением их понятий о любви, я пожалела, что не родилась мужчи- ной, чтобы сделаться каким-нибудь Фламелем, Фонтаной или Кабанисом.
- Тем более, сударыня, - отвечал Монте-Кристо, - что на Востоке люди делают себе из яда не токо броню, как Митридат, они делают из него также и кинжал; наука становится в их руках не только оборонительным оружием, но и наступательным; одним они защищаются от телесных страда- ний, другим борются со своими врагами; опиум, белладонна, лжеангустура, ужовая целибуха, лаврошневое дерево помогают им усыплять тех, кто хо- тел бы их разбудить. Нет ни одной египтянки, турчанки или гречанки из тех, кого вы здесь зете добрыми старушками, которая своими познаниями в химии не повергла бы в изумление любого врача, а своими сведениями в области психогии не привела бы в ужас любого духовника.
- Вот как! - сказала г-жа де Вильфор, глаза которой горели странным огнем во время этого разговора.
- Да, - продолжал Монте-Кристо, - всеайные драмы Востока обретают завязку в любовном зелье и развязку - в смертоносной траве или в напит- ке, раскрывающем человеку небеса, и в питье, повергающем его в ад. Здесь столько же различных оттенков, сколько прихотей и странностей в физичес- кой и моральной природе человека; скажу больше, искусство этих химиков умеет прекрасно сочетать болезни и карства со своими любовными вожде- лениями и жаждой мщения.
- Но, граф, - возразила молодая женщина, - это восточное общество, среди которого вы провели часть вашей жизни, по-видимому столь же фан- тастично, как и сказки этих чудесных стран. И там можно безнаказанно уничтожить человека? Так, значит, действительно существует Багдад и Бас- сора, описанные Галланом? [44] Значит, те султаны и визири, которые уп- равляют этим обществом и представляют то, что во Франции называется пра- вительством, действительно Харун-аль-Рашиды и Джаффары: они не только прощают отравителя, но и делают его первым министром, если его преступ- ление было хитро и искусно, и приказывают вырезать историю этого прес- тупления золотыми буквами, чтобы забавляться ею в часы скуки?
- Нет, сударыня, время необычайного миновало даже на Востоке; и там, под другими названиями и в другой одежде, тоже существуют полицейские комиссары, следователи, королевские прокуроры и эксперты. Там превосход- но умеют вешать, обезглавливать и сажать на кол преступников; но эти последние, ловкие обманщики, умеют уйти от людского правосудия и обеспе- чить успех своим хитроумным планам. У нас глупец, обуреваемый демоном ненависти или алчности, желая покончить с врагом и умертвить престаре- лого родственника, отправляется к аптекарю, называет себя вымышленным именем, по которому его еще легче находят, чем если бы он назвал нтоя- щее имя, и, под тем предлогом, что крысы не дают ему спать, покупает пять-шесть граммов мышьяку; если он очень предусмотрителен, он заходит к пяти или шести аптекарям, что в пять или шесть раз облегчает возможность его найти. Достав нужное средство, он дает своему вра или престарелому родственнику такую дозу мышьяку, которая уложила бы на месте мамонта или мастодонта и от которой жертва, без всякой видимой причины, начинает ис- пускать такие вопли, что вся улица приходит в волнение. Тогда налетает туча полицейских и жандармов, посылают за врачом, корый вскрывает по- койника и ложками извлекает из его желудка и кишок мышьяк. На следующий день в ста газетах появляется рассказ о происшествии с именами жертвы и убийцы. Вечером аптекарь или аптекари являются сообщить: "Это он у меня купил мышьяк"; им ничего не стоит опознать убийцуреди двадцати своих покупателей; тут преступного глупца хватают, сают в тюрьму, допрашива- ют, делают ему очные ставки, уличают, осуждают и гильотинируют, или, ес- ли это оказывается достаточно знатная дама, приговаривают к пожизненному заключению. Вот как ваши северяне обращаются с химией. Впрочем, Дерю, надо признать, был умнее.
- Что вы хотите,раф, - сказала, смеясь, г-жа де Вильфор, - люди де- лают, что могут. Не все владеют тайнами Медичи или Борджиа.
- Теперь, - продолжал граф, пожав плечами, - хотите, я вам скажу, от- чего совершаются все эти нелепти? Оттого, что в ваших театрах, нас- колько я мог судить, читая пьесы, которые там ставятся, люди то и дело залпом выпивают содержимое флакона или глотают заключенный в перстне яд и падают бездыханными; через пять минут занавес опускается, и зрители расходятся по домам. Последствия убийства остаются неизвестными: вы ни- когда не увидите ни полицейского комиссара, опоясанного шарфом, ни кап- рала с четырьмя солдатами, и поэтому неразумные люди верят, будто в жиз- ни все так и происходит. Но выезжайте за пределы Франции, отправляйтесь в Алеппо, в Каир или хотя бы Неаполь, или Рим, и вы встретите на улице стройных людей со свежим, розовым цветом лица, про которых хромой бес, столкнись вы с ним невзначай, мог бы вам сказать: "Этот господин уже три недели как отравлен и черемесяц будет хладным трупом".
- Так, значит, - сказала г-жа де Вильфор, - они нашли секрет знамени- той аква-тофана, про который мне в Перудже говорили, что он утрачен?
- Да разве в мире что-нибудь теряется? Искусства кочуют и обходят вокруг света; вещи получают другие наименования и только, а чернь не разбирается в этом, но результат всегда один и тот же: яды поражают тот или иной орган, - один действует на желудок, другой на мозг, третий на кишечник. И вот яд вызывает кашель, кашель переходит в воспаление легких или какую-либо другую болезнь, отмеченную в книге науки, что не мешает ей быть безусловно смертельной, а если бы она и не была смертельна, то неминуемо стала бы таковойлагодаря лекарствам: наши немудрые врачи ча- ще всего посредственные мики, и борются ли их снадобья с болезнью или помогают ей - это дело случая. И вот человека убивают по всем правилам искусства, а закон бессилен, как говорил один из моих друзей, добрейший аббат Адельмонте из Таормины, искуснейший химик в Сицилии, хорошо изу- чивший эти национальные явления.
- Это страшно, но чудесно, - сказала молодая женщина, застывшая в напряженном внимании. - Сознаюсь, я считала все эти истории выдумками средневековья.
- Да, несомненно, но в наши дни они е усовершенствовались. Для чего же и существует течение времени, всякие меры поощрения, медали, ордена, Монтионовские премии, как не для того, чтобы вести общество к наивысшему совершенству? А человек достигнет совшенства лишь тогда, когда сможет, подобно божеству, создавать и уничтожать по своему желанию; уничтожать он уже научился - значит, половина пути уже пройдена.