- Таким образом, - сказала г-жа де Вильфор, упорно возвращаясь сво- ей цели, - яды Борджиа, Медичи, Рене, Руджьери и, вероятно, позднее ба- рона Тренка, которыми так злоупотребляли современная драма и роман...
- Были произведениями искусства, - отвечал граф. - Неужели вы думае- те, что истинный ученый просто возьмется за нужного ему человека? Ни в коем случае. Наука любит рикошеты, фокусы, фантазию, если можно так вы- разиться. Так, например, милейший аббат Адельмонте, о котором вам го- ворил, производил в этом отношении удивительные опыты.
- В самом деле?
- Да, и я вам приведу пример. У него был прекрасный сад, полный цве- тов, овощей и плодов; из этих овощей он выбирал какой-нибудь самый не- винный - скажем, кочан капусты. В течение трех дней он поливал этотко- чан раствором мышьяка; на третий день кочан заболевал и желтел, наступа- ло время его срезать; в глазах всех он имел вид созревший и по-прежнему вполне невинный; только аббат Адельмонте знал, что он отравлен. Тда он приносил этот кочан домой, брал кролика, - у аббата Адельмонте была це- лая коллекция кроликов, кошек и морских свинок, ничуть не уступшая его коллекции овощей, цветов и плодов, - итак, аббат Адельмонте брал кролика и давал ему съесть лист капусты; кролик околевал. Какой следователь на- шел бы в этом что-либо предосудительное? Какому королевскому прокурору могло бы прийти в голову возбудить дело против Маженди или Флуранса [45] по поводу умерщвленных ими кроликов, кошек и морских свинок? Ни одному. Таким образом, кролик околевает, не возбуждая внимания правосудия. Затем аббат Адельмонте велит своей кухарке выпотрошить мертвого кролика и бро- сает внутренности в навозную кучу. По этой навозной куче бродит курица; она клюет эти внутренности, тоже заболевает и на следующий день околева- ет. Пока она бьется в предсмертных судорогах, мимо пролетает ястреб (в стране аббата Адельмонте много ястребов), бросается на труп, уносит его на скалу и пожирает. Спус три дня бедный ястреб, которому, с тех пор как он поел курицы, всеремя нездоровится, вдруг чувствует головокруже- ние и прямо из-под облаков грузно падает в ваш садок; а щука, угорь и мурена, как вам известно, прожорливы, они набрасываются на ястреба. Ну так вот, представьте себе, что на следующий день к вашему столу подадут эту щуку, угря или мурену, отравленных в четвертом колене; ваш гость бу- дет отравлен в пятом, - и дней через восе или десять умрет от кишечных болей, от сердечных припадков, от нарывв желудке. После вскрытия док- тора скажут: "Смерть последовала от опухоли печени или от тифа".
- Но, - сказала г-жа де Вильфор, - все это аше сцепление обстоя- тельств может очень легко прерваться: ястреб жет ведь не пролететь в нужный момент или упасть в ста шагах от садка.
- А вот в этом и заключается искусство. На Востоке, чтобы быть вели- ким химиком, надо уметь управлять случайностями, - и там это умеют.
Госпожа де Вильфор задумчиво слушала.
- Но, - сказала она, - следы мышьяка не исчезают: каким бы образом он ни попал в тело человека, он будет обнаружен, если его там достаточное количество, чтобы вызвать смерть.
- Вот, вот, - воскликнул Монте-Кристо, - именно это я и сказал доб- рейшему Адельмонте.
Он подумал, убнулся и ответил мне сицилианской пословицей, которая как будто имеется и во французском языке: "Сын мой, мир был создан не в один день, а в семь; приходите в воскресенье".
В воскресенье я снова пришел к нему; вмто того чтобы поливать кочан капусты мышьяком, он поливал его раствором соли, настоянном на стрихнине strychnos colubrina, как это называют в уке. На этот раз кочан капусты вовсе не казался больным, и у кролика возникло никаких сомнений, а через пять минут кролик околел; курица поклевала кроли и скончалась на следующий день. Тогда мы изобразили ястребов, унеслик себе курицу и вскрыли ее. На этот раз исчезли все особые симптомы и налицо были только общие. Ни в одном органе не оказалось никаких специфических признаков: только раздражение нервной системы и следы прилива крови к мозгу; курица околела не от отравления, а от апоплексии. С курами это случается редко, я знаю, но у людей это обычное явление.
Госпожа де Вильфор сновилась все задумчивее.
- Какое счастье, - сказала она, - что подобные препараты могут быть изготовлены только химиками; иначе, право, одна половина человечества отравила бы другую.
- Химиками или людьми, которые интересуются химией, - небрежно отве- тил Монте-Кристо.
- И, кроме того, - сказала г-жа де Вильфорс усилием отрываясь от своих мыслей, - как бы искусно ни было совершено преступление, оно всег- да останется преступлением, и если его минует людское правосудие, ему не укрыться от божьего ока. У восточных народов не такая чуткая совесть, как у нас, и онилагоразумно упразднили ад; в этом все дело.
- В такой чистой душе, как ваша, естественно, должны возникать подоб- ные сомнения, но зрелое размышление заставит вас откинуть их. Темная сторона человеческой мысли целиком выражается в известном парадоксе Жан-Жака Руссо - вы знаете? - "Мандарин, которого убивают за пять ысяч миль, шевельнув кончиком пальца". Вся жизнь человека полна таких поступ- ков, и его ум постоянно порождает такие мечты. Вы мало найдете людей, спокойно всаживающих нож в сердце своего ближнего или дающих ему, чтобы сжить его со свету, такую порцию мышьяку, как мы с вами говорили. Это действительно было бы эксцентрично или глупо. Для эго необходимо, что- бы кровь кипела, чтобы пульс неистово бился, чтобы вся душа перевну- лась. Но, если, заменяя слово, как это делается в филологии, смягченным синонимом, вы производите простое устранение; если, вместо того чтобы совершить гнусное убийство, вы просто удаляете с вашего пути того, кто вам мешает, и делаете это тихо, без насилия, без того, чтобы это сопро- вождось страданиями, пытками, которые делают из жертвы мученика, а из вас - в полном смысле слова кровожадного зверя; если нет ни крови,ни стонов, ни судорог, ни, главное, этого ужасного и подозрительного мгно- венного конца, то вы избегаете возмездия человеческих законов, говорящих вам: "Не нарушай общественного спокойствия!" Вот таким образом действуют и достигают своей цели на Востоке, где люди серьезны и флегматичны и не жалеют времени, когда дело касается сколько-нибудь важных обстоятельств.
- А совесть? - взволнованно спросила г-жа де Вильфор, подавляя вздох.
- Да, - отвечал Монте-Кристо, - да, к счастью, существует совесть, иначе мыыли бы очень несчастны. После всякого энергического поступка нас спасает наша совесть; она находит нам тысячу извинений, судьями ко- торых являемся мы сами; и хоть эти доводы и сохраняют нам спокойный сон, они, пожалуй, не охранили бы нашжизнь от приговора уголовного суда. Вероятно, совесть чудесно успоила Ричарда III после убийства обоих сы- новей Эдуарда IV; в самом деле, он мог сказать себе: "Эти дети жестокого короля-гонителя унаследовали пороки своего отца, чего, кроме меня, никто не распознал в их юношеских наклонностях; эти дети мешали мне составить благоденствие английского народа, которому они неминуемо принесли бы несчастье". Так же утешала совесть и леди Макбет, желавшая, чтобы там ни говорил Шекспир, посадить на трон своего сына, а вовсе не мужа. Да, материнская любовь - это такая великая добродетель, такая могущественная движущая сила, что она многое оправдывает; и после смерти Дункана леди Макбет была бы очень несчастна, если бы не ее совесть.
Госпожа де Вильфор жадно упивалась этими страшными выводами и цинич- ными парадоксами, которые граф высказывал со свойственной ему простодуш- ной иронией.
После минутного молчания она сказала:
- Знаете, граф, ваши аргументы ужасны и вы идите мир в довольно мрачном свете! Или вы так судите о человечестве потому, что смотрите на него сквозь колбы и реторты? Ведь вы в самом деле выдающийся химик, этот эликсир, который вы дали моему сыну и который так быстро вернул его к жизни...
- Не очень доверяйте ему, сударыня, - сказал МонтеКрио, - капли этого эликсира было достаточно, чтобы вернуть к жизни умиравшего ребен- ка, но три капли вызвали бы у него такой прилив крови к легким, что у него сделалось бы сердцебиение; шесть капель захватили бы ему дыхание и вызвали бы гораздо более серьезный обморок, чем тот, в котором он нахо- дился; наконец, десять капель убили бы его на месте. Вы помните, как я отстранил его от флаконов, когда хотел их тронуть?
- Так это очень сильный яд?
- Вовсе нет! Прежде всего установим, что ядов самих по себе не су- ществует: медицина пользуется самыми сильными ядами, но, если их умело применять, они превращаются в спасительные лекарства.
- Так что же это было?
- Это был препарат, изобретенный моим другом, добрейшим аббатом Адельмонте, который и научил меня его применять.
- Должно быть, это прекрасное средство против судорог! - сказала г-жа де Вильфор.
- Превосходное, вы могли убедиться в этом, - отвечал граф, - и я час- то пользуюсь им; со всяческой осторожностью, разумеется, - прибавил он смеясь.
- Еще бы, - тем же тоном возразила г-жа Вильфор. - А во мне, такой нервной и так склонной к обморокам, был бы очень нужен доктор вроде Адельмонте, который придумал бы что-нибудь, чтобы я могла свободно ды- шать и не боялась умереть от удушья. Но так как во Франции подобного доктора найти нелегко, а ваш аббат едва ли склонен ради еня совершить путешествие в Париж, я должна пока что довольствоватьслекарствами гос- подина Планша; я обычно принимаю мятные и гофманскиеапли. Посмотрите, вот лепешки, которые для меня изготовляют по особому заказу: они содер- жат двойную дозу.
Монте-Кристо открыл черепаховую коробочку, которую протягивала ему молодая женщина, и с видом любителя, знающего толк в таких препаратах, понюхал лепешки.