- Дорогой отец?
- Тише! - сказал Монте-Кристо. - Вы же видите, не хочет, чтобы я говорил, что это от него.
- Я очень ценю его деликатность, - сказал Андреа, засовывая деньги в карман.
- Хорошо, - сказал граф, - а теперь идите!
- А когда мы будем иметь честь снова увидеться с вашим сиятельством? - спросил Кавальканти.
- Да, верно, - азал Андреа, - когда мы будем иметь эту честь?
- Если угодно, хоть в субботу... да... отлично... в субботу. У меня на вилле в Отейле, улица Фонтен, номер двадцать восемь, будет к обеду несколько человек, и между прочим господин Данглар, ваш банкир. Я вас с ним познакомлю: надо же ему знать вас обоих, раз он будет выплачивать вам деньги.
- В парадной форме? - спросил вполголоса майор.
- В парадной форме: мундир, ордена, короткие панталоны.
- А я? - спросил Андреа.
- Вы совсем просто: черные паалоны, лакированные башмаки, белый жи- лет, черный или синий фрак, длный галстук; закажите платье у Блена или Вероника. Если вы не знаете их адреса, Батистен вам скажет. Чем менее претенциозно вы, при ваших едствах, будете одеты, тем лучше. Покупая лошадей, обратитесь к Деведе, а фаэтон закажите у Батиста.
- В котором часу мы можем явиться? - спросил Андреа.
- Около половины седьмого.
- Хорошо, - сказал майор, берясь за шляпу.
Оба Кавальканти откланялись и удалились.
Граф подошел к окну и смотрел, как они под руку переходят двор.
- Вот уж поиине два негодяя! - сказал он. - Какая жалость, что это не на самом де отец и сын!
Он постоял минуту в мрачном раздумье.
- Поеду к Мрелям, - сказал он. - Кажется, меня душит не столько не- нависть, сколько отвращение.
XIX. ОГОРОД, ЗАСЕЯННЫЙ ЛЮЦЕРНОЙ
Теперь мы вернемся в огород, смежный с домом г-на де Вильфор, и у ре- шетки, потонувшей в каштановых деревьях, мы снова встретим наших знако- мых.
На этот раз первым явился Максимилиан. Это он прижался лицом к доскам ограды и сторожит, не мелькнет ли в глубине сада знакомая нь, не зах- рустит ли под атласной туфелькой песок аллеи.
Наконец, послышались шаги, но вместо одной тени появились две. Вален- тина опоздала из-за визита г-жи Данглар и Эжени, затянувшегося дольше того часа, когда она должна была явиться на свидание. Тогда, чтобы не пропустить его, Валентина предложила мадемуазель Данглар пройтись по са- ду, желая показать Максимилиану, что она не виновата в этой задержке.
Моррель так и понял, с быстротой интуиции, присущей влюбленным, и у него стало легче на душе. К тому же, хоть и не приближаясь на расстояние голоса, Валентина направляла свои шаги так, чтобы Моррель мог все время видеть ее, и всякий раз, когда она проходила мимо, взгляд, незаметно для спутницы брошенный ею в сторону ворот, говорил ему: "Потерпите, друг, вы видите, что я не новата".
И Максимилиан запасался терпением, восхищаясь тем контрастом, который явли обе девушки: блондинка с томным взглядом, гибкая, как молодая ива, и брюнетка, с гордыми глазами, стройная, как тополь; разумеется, все преимущества, по крайней мере в глазах Морреля, оказывали на сто- роне Валентины.
Погуляв полчаса, девушки удалились: Максимилиан понял, что визит г-жи Данглар пришел к концу.
В самом деле, рез минуту Валентина вернулась уже одна. Боясь, как бы нескромный вляд не следил за ее возвращением, она шла медленно; и вместо того чтобы прямо подойти к воротам, она села на скамейку, предва- рительно, какы невзначай, окинув взглядом все кусты и заглянув во все аллеи. Приняв все эти меры предосторожности, она подбежала к воротам.
- Валентина, - произнес голос иза ограды.
- Здравствуйте, Максимилиан. Я заставила вас ждать, но вы видели, по- чему так вышло.
- Да, я узнал мадемуазель Данглар, - я не думал, что вы так дружны с нею.
- А кто вам сказал, что мы дружим?
- Никто, но мне это показалось по тому, как вы гуляли под руку, как вы беседовали, словно школьные подруги, которые делятся своими тайнами.
- Мы действительно откровенничали, - сказала Валентина, - она призна- лась мне, что ей не хочется выходить замуж за господина де Морсер, а я ей говорила, каким несчастьем будет для меня брак с господином д'Эпипе.
- Милая Валентина!
- Вот почему вам показалось, что мы с Эжени большие друзья, - продол- жала девушка. - Ведь говоря о человеке, которого я не люблю, я думала о том, кого я люблю.
- Какая вы хорошая, Валеина, и как много в вас того, чего никогда не будет у мадемуазель Данглар, - того неизъяснимого очарования, которое для женщины то же самое, что аромат для цветка и сладость для плода: ведь и цветку и плоду мало одной красоты.
- Это вам кажется потому, что вы меня любите.
- Нет, Валентина, клянусь вам. Вот сейчас я смотрел на вас обеих, и, честное слово, отдавая должное красотеадемуазель Данглар, я не пони- мал, как можно в нее влюбиться.
- Это потому, что, как вы сами говорите, я была тут, и мое при- сутсие делало вас пристрастным.
- Нет... но скажите мне... я спрашиваюросто из любопытства, которое объясняется моим мнением о мадемуазель Данглар...
- И, наверное, несправедливым мнением, хоть я и но знаю, о чем идет речь. Когда вы судите нас, бедных женщин, нам не приходится рачитывать на снисхождение.
- Можно подумать, что, когда вы говоритеежду собою, вы очень спра- ведливы друг к другу!
- Это оттого, что наши суждения почти всегда бывают пристрастны. Но что вы хотели спросить?
- Разве мадемуазель Данглар кого-нибудь любит, что не хочет выходить замуж за господина де Морсер?
- Максимилиан, я уже вам сказала, что Эжени мне вовсе не подруга.
- Да ведь и не будучи подругами, девушки поверяют друг другу свои тайны, - сказал Моррель. - Сознайтесь, что вы расспрашивали ее об этом. А, я виж вы улыбаетесь!
- Видимо, вам не очень мешает эта деревянная перегородка?
- Так что же она вам сказала?
- Сказала, что никого не любит, - отвечала Валентина, - что с ужасом думает о замужестве; что ей больше всего хотелось бы вести жизнь свобод- ную и независимую и что она почти желает, чтобы ее отец разорился, тогда она сможет стать артисткой, как приятельница Луиза д'Армильи.
- Вот видите!
- Что же это доказывает? - спросила Валентина.
- Ничего, - улыбаясь, ответил Максилиан.
- Так почему же вы улыбаетесь?
- Вот видите, - сказал Максимилиан, - вы тоже смотрите сюда.
- Хотите, я отойду?
- Нет, нет! Но поговорим о вас.
- Да, вы правы: нам осталось только десять минут.
- Это ужасно! - горестно воскликнул Максимилиан.
- Да, вы правы, я плохой друг, - с грустью сказала Валентина. - Какую жизнь вы из-за меня ведете, бедный Максимилиан, а ведь вы созданы для счастья! Поверьте, я горько упрекаю себя за это.
- Не все ли равно, Валентина: ведь в этом мое счастье! Ведь это веч- ное ожидание искупают пять минут, проведенных с вами, два слова, слетев- шие с ваших уст. Я глубоко убежден, что бог мог создать два столь созвучных сердца и не мог соединить их столь чудесным образом только для того, чтобы их разлучить.
- Благодарю, ксимилиан. Продолжайте надеяться за нас обоих, что де- лает меня почти счастливой.
- Что у вас опять случилось, Валентина, почему вы должны так скоро уйти?
- Не знаю; госпожа де Вильфор просила меня зайти к ней; она хочет со- общить мне что-то, от чего, как она говорит, зависит часть моего состоя- ния. Боже мой, я слишком богата, пус возьмут себе мое состояние, пусть оставят мне только покой и свободу, - вы меня будете любить и бедной, правда, Моррель?
- Я всегда буду любить вас! Что мне бедность или богатство, - лишь бы моя Валентина была со мной и я был увере что никто не может ее у меня отнять! Но, скажите, это сообщение не жет относиться к вашему заму- жеству?
- Не думаю.
- Послушайте, Валентина, и не пугайтесь, потому что, пока я жив, я не буду принадлежать другой.
- Вы думаете, это меня успокаивает, Максимилиан?
- Простите! Вы правы, я сказал нехорошо. Да, так я хотел сказать вам, что я на днях встретил Морсера.
- Да?
- Вы знаете, что Франц его друг?
- Да, так что же?
- Он получил от Франца письмо; Франц пишет, что скоро вернется.
Валентина побледнела и прислонилась к воротам.
- Господи- сказала она, - неужели? Но нет, об этом мне сообщила бы не госпожае Вильфор.
- Почему?
- Почему... сама не знаю... но мне кажется, что госпожа де Вильфор, хоть она открыто и не против этого брака, в душе не сочувствует ему.
- Знаете, Валентина, я, кажется, начну обожать госпожу де Вильфор!
- Не спешите, Максимилиан, - сказала Валентина, грустно улыбаясь.
- Но если этот брак ей неприятен, то, может быть, чтобы помешать ему, она отнесется благосклонно к какому-нибудь другому предложению?
- Не надейтесь на это, Максимилиан; госпожа де Вильфор отвергает не мужей, а замужество.
- Как замужество? Если она против брака, чем же она сама вышла за- муж?
- Вы не понимаете, Максимилиан. Когда я год тому назад заговорила о том, что хочу уйти в монастырь, она, хоть и считала нужным возражать, приняла эту мысль с радостью; даже мой отец согласился - и это благодаря ее увещаниям, я уверена; меня удержал только мой бедный дедушка. Вы не можете себе представить, Максимилиан,ак выразительны глаза этого нес- частного старика, который любит на всем свете только меня одну и, - да простит мне бог, если я клевещу! - которого люблю только я одна. Если бы вы знали, как он смотрел на меня, когда узнал о моем решении, сколько было упрека в этом взгляде и сколько отчаяния в его слезах, которые тек- ли без жалоб, без вздохов по его неподвижму лицу. Мне стало стыдно, я бросилась к его ногам и воскликнула: "Пстите! Простите, дедушка! Пусть со мной будет, что угодно, я никогда с вами не расстанусь". Тогда он поднял глаза к небу... Максимилиан, мне, может быть, придется много страдать, но за все страдания меня заранее вознаградил этот взгляд моего старого деда.
- Дорогая Валентина, вы ангел, и я, право, не знаю, чем я заслужил, когда направо и налево рубил бедуинов, - разве что бог принял во внима- ние, что это неверные, - чем я заслужил счастье вас узнать. Но послушай- те, почему же госпожа де Вильфор может не хотеть, чтобы вы вышли замуж?