- И вы едете туда?
- Я еду туда.
- На какой телеграф? Министерства внутренних дел или Обсерватории?
- Ни в коем случа там я встречу людей, которые пожелают растолко- вать мне то, чего я не хочу знать, и станут насильно объяснять мне тай- ну, которой сами не понимают. Черт возьми, я хочу сохранить свои иллюзии относитено насекомых; достаточно того, что я утратил иллюзии относи- тельно людей. Так что я не поеду ни на телеграф министерства внренних дел, ни на телеграф Обсерватории. Мне нужен телеграф на вольновоздухе, чтобы увидеть без прикрас бедного малого, окаменевшего в своей башенке.
- Хоть вы и знатный вельможа, но очень странный человек, - сказал Вильфор.
- Какую линию вы посоветуете е осмотреть?
- Ту, где сейчас идет самая усиленная работа.
- Отлично. Значит, испанскую?
- Конечно. Хотите письмо от министра, чтобы вам объяснили...
- Нет, нет, - сказал Монте-Кристо, - наоборот, я же горю, что ниче- го не хочу понимать. С той минуты, как я что-нибудь пойму, телеграф перестанет существовать для меня и останется только знак, посланный госпо- дином Дюшателем или господином де Монталиве и переданный байоннскому префекту в виде двух греческих слов. А я хочу оставить во всей их чисто- те насекомое с черными лапами и страшное слово и сохранить все мое к ним почтение.
- Так поезжайте, потому что через два часа совсем стемнеет, и вы ни- чего не увидите.
- Вы меня пугаете! Который из них всего ближе?
- На дороге в Байонну?
- Да, хотя бы на дороге в Байонну.
- Шатильонский.
- А после Шатильонского?
Кажется,а башне Мольери.
Благодарю вас, до свидания! В субботу я скажу вам о своих впечатлени- ях.
В дверях граф столкнулся с нотариусами, которые только что лишили Ва- лентину наследства и уходили, очень довольные тем, что составили акт, делающий им немалую честь.
IV. СПОСОБ ИЗБАВИТЬ САДОВОДА ОТ СОНЬ, ПОЕДАЮЩИХ ЕГО ПЕРСИКИ
Не в тот же вечер, как он говорил, а на следующее утро граф Мон- те-Кристо выехал через заставу Анфер, направился по Орлеанской дороге, миновал деревню Лина, останавливаясь около телеграфа, который, как раз в то время, когда граф проезжал мимо, двигал своими длинными, тощими руками, и доехал до башни Монлери, расположенной, как всем известно, на самой возвышенной точке одноименной долины.
У подножия холма граф вышел из экипажа и по узенькой круговой тропин- ке, шириной в полтора фута, начал подниматься в гору; дойдя до вершины, он оказался перед изгородью, на которой уже зеленели плоды, сменившие розовые и белые цветы.
Монте-Кристо принялся искать калитку и не замедлил ее найти. Это была деревянная решетка, привешенная на ивовых петлях и запирающаяся пос- редством гвоздя и веревки. Граф тотчас же освоился с этим механизмом, и калитка отворилась.
Граф очутился в маленьком садике в двадцать шагов длиной и двенадцать шириной; с одной стороны он был окаймлен той частью изгороди, в которой было устроено остроумное приспособление, описанное нами под названием калитки, а с другой примыкал к старой башне, обвитой плющом и усеянной желтыми левкоями и гвоздиками.
Никто бы не сказал, что эта шня, вся в морщинах и цветах, словно бабушка, которую пришли поздрить внуки, могла бы поведать немало ужас- ных драм, если бы У нее нашелся и голос в придачу к тем грозным ушам, которые старая пословица приписывает стенам.
Через садик можно было пройти по дорожке, посыпанной красным ском и окаймленной бордюром и многолетнею толстою букса, чьи оттенки ивели он в восхищение взор Делакруа, нашего современного Рубенса. Дорожка эта имела вид восьмерки и заворачивала, переплетаясь, так что на прост- ранстве двадцати шагов можно было сделать прогулку в целых шестьдесят. Никогда еще Флоре, веселой и юной богине добрых латинских садовников, не служили так старательно и так чистосердечно, как в этом маленьком сади- ке.
В самом деле, на двадцати розовых кустах, составлявших цветник, не было ни одного листочка со следами мушки, ни одной жилки, обезображенной зеленой тлей, которая опустошает и пожирает растения на сырой почве. А между тем в саду было достаточно сыро; об этом говорили черная, как са- жа, земля и густая листва деревьев. Впрочем, естественную влажность быстро заменила бы искусственная, благодаря врытой в углу сада бочке со стоячей водой, где на зеленой ряске неизменно пребывали лягушка и жаба, которые, вероятно, из-за несоответствия характеров, постоянно сидели друг к другу спиной на противоположных сторонах круга.
При всем том на дорожках не было ни травинки, на клумбах ни одного сорного побега; ни одна модница не холит и не подрезает так тщательно герани, кактусы и рододендроны в своей фарфоровой жардиньерке, как это делал хозяин садика, пока еще незримый.
Закрыв за собой калитку и зацепив веревку за гвоздь, Монте-Кристо ос- тановился и окинул взглядом все это владение.
- По-видимому, - сказал он, - телеграфист держит садовников или сам страстный садовод.
Вдруг он наткнулся на что-то, притаившееся за тачкой, наполненной листьями; это что-то с удивленным восклицанием выпрямилось, и Мон- те-Кристо очутилсяицом к лицу с человечком лет пятидесяти; человечек был занят собиранием земляники, которую он раскладывал на виноградных листьях.
У него было двенадцать виноградных листьев и почти столько же ягод земляники.
Поднимаясь, старичок едва не уронил ягоды, листья и тарелку.
- Собираете урожай? - сказал, улыбаясь, МонтеКристо.
- Простите, сударь, - ответил старичок, поднося руку к фуражке, - я, правда, не наверху, но я только что сошел оттуда.
- Не беспокойтесь из-за меня, мой друг, - сказал граф, - собирайте ваши ягоды, если это еще не все.
- Осталось еще десять, - сказал старичок, - видите, вот одиннадцать, а у меня их двадцать одна, на пять больше, чем в прошлом году. И не уди- вительно, весна в этом году стояла теплая, а землянике, сударь, если что нужно, так это солнце. Вот почему вместо шестнадцати, которые были в прошлом году, у меня теперь, как видите, одиннадцать уже сорванных, две- надцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать... Боже мой, двух не хватает! Они еще вчера были, сударь, они были здесь, я в этом уверен, я их пересчитал. Это, наверное, сынишка тетки Симон напроказничал; я видел, как он шнырял здесь сегодня утром! Маленький негодяй, красть в саду! Видно, он не знает, чем это может кон- читься!
- Да, это не шутка, - сказал Монте-Кристо. - Ноадо принять во вни- мание молодость преступника и его желание полакомиться.
- Разумеется, - отвечал садовод, - но от этого не легче. Однако еще раз прошу вас извинить меня, сударь; может быть, я заставляю ждать на- чальника?
И он боязливо разглядывал графа и его синий фрак.
- Успокойтесь, мой друг, - сказал граф, со своей улыбкой, которая, по его желанию, могла быть такой страшной и такой доброжелательной и кото- рая на этот раз выражала одну только доброжелельность, - я совсем не начальник, явившийся вас ревизовать, а просто путешественник; меня прив- лекло сюда любопытство, и я начинаю даже сожалеть о своем приходе, так как вижу, что отнимаю у вас время.
- Мое время недорого стоит, - возразил, грустно улыбаясь, старичок. - Правда, оно казенное, и мне не следовало бы его расточать; но мне дали знать, что я могу отдохнуть час (он взглянул на солнечные часы, ибо в садике при монлерийской башне имелось все что угодно, даже солнечные ча- сы), видите, у меня осталось еще десять минут, а земляника моя поспела, и еще один день... К тому же, сударь, поверите ли, у меня ее поедают со- ни.
- Вот чего бы я никогда не подумал, - серьезно отвечал Монте-Кристо, - сони - неприятные соседи, раз уж мы не едим их в меду, как это делали римляне.
- Вот как? Римляне их ели? - спросил садовод. - Ели сонь?
- Я читал об этом у Петрония, - ответил граф.
- Неужели? Не думаю, чтобы это было вкусно, хоть и говорят: жирный, как соня. Да и не удивительно, что они жирные, раз они спят весь божийень и просыпаются только для того, чтобы грызть всю ночь. Знаете, в прошлом году у меняыло четыре абрикоса; один они испортили Созрел у меня и гладкокожий персик, единственный, правда, - это большая редкость, - ну так вот, сударь, они у него сожралбок, повернутый к стене, чудный персик, удивительно вкусный! Я никогда такого не ел.
- Вы его съели? - спросил Монте-Кристо.
- То есть оставшуюся половину, понятно. Это было восхитительно. Да, эти господа умеют выбирать лакомые куски. Совсем как сынишк тетки Си- мон, он уж, конечно, выбрал не самые плохие ягоды! Но в этом году, - продолжал садовод, - будьте спокойны, такого не случится, хотя бы мне пришлось караулить всю ночь, когда плоды начнут созревать.
Монте-Кристо услышал достаточно. У каждого человека есть своя страсть, грыщая ему сердце, как у каждого плода есть свой червь, страстью телеграфиста было садоводство.
Монте-Кристо начал обрывать виноградные листья, заслонявшие солнце, и этим покорил сердце садовода.
- Вы пришли посмотрь на телеграф, сударь? - спросил он.
- Да, если, конечно, это не запрещено вашими правилами.
- Отнюдь неапрещено, - отвечал садовод, - ведь в этом нет никакой опасности: нто не знает и не может знать, что мы передаем.
- Мне действительно говорили, - сказал граф, - что вы повторяете сиг- налы, которых сами не понимаете.
- Разумеется, сударь, и я этим очень доволен, - сказал, смеясь, те- леграфист.
- Почему же?
- Потому что таким образом я не несу никакой ответственности. Я маши- на, и только, и раз я действую, то с меня ничего больше не спрашивают.
"Черт побери, - подумал Монте-Кристо, - неужели я натолкнулся на че- ловека, который ни к чему не стремится? Тогда мне не повезло".