- Не может быть!
- Послушайте, - продолжал Данглар, - Морсер мой друг, вернее, старый знакомый вот уже тридцать лет; я, знаете, не слишком кичусь своим г- бом, потому что никогда не забываю, с чего я начал.
- Это свидетельствует о великом смирении или о великой гордыне, - сказал Монте-Крто.
- Ну так вот, когда я был мелким служащим, Морсер был простым рыба- ком.
- И как его тогда звали?
- Фернан.
- Просто Фернан? - Фернан Мондего.
- Вы в этом уверены?
- Еще бы! Я купил у него немало рыбы.
- Тогда почему же вы отдаете за его сына свою дочь?
Потому что Фернан и Данглар - оба выскочки, добились дворянских ти- тулов, разбогатели и стоят друг друга; а все-таки есть вещи, которые про го говорились, а про меня никогда.
- Что же именно?
- Так, ниче.
- А, понимаю; ваши слова напомнили мне кое-что, связанное с именем Фернана Мондего; я уже слышал это имя в Греции.
- В связи с историей Али-паши?
- Совершенно верно.
- Это его тайна, - сказал Дангла - и, признаюсь, я бы много дал, чтобы раскрыть ее.
- При большом желании это не так трудно сделать.
- Каким образом?
- У вас, конечно, есть в Греции какой-нибудь корреспондент?
- Еще бы!
- В Янине - Где угодно найдется.
- Так напишите вашему корреспонденту в Янине и спросите его, какую роль сыграл в катастрофе с АлиТебелином француз по имени Фернан.
- Вы совершенно правы! - воскликнул Данглар, порывисто вставая. - Я сегодня же напишу.
- Напишите.
- Непременно.
- И если узнаете что-нибудь скандальное...
- Я вам сообщу.
- Буду вам очень благодарен.
Данглар выбежал из комнаты и бросился к своему экипажу.
X. КАБИНЕТ КОРОЛЕВСКОГО ПРОКУРОРА
Пока банкир мчится домой, последуем за г-жой Данглар в ее утренней прогулке.
Мы ужеказали, что в половине первого г-жа Данглар велела подать ло- шадей и выехала из дому.
Она направилась к Сен-Жерменскому предместью, свернула на улицу Маза- рини и приказала остановиться у пассажа Нового моста.
Она вышла и пересекла пассаж. Она была одета очень просто, как и по- дает элегантной женщине, выходящей из дому утром.
На улице Генего она наняла фиакр и велела ехать на улицу Арле.
Оказавшись в экипаже, она тотчас достала из кармана оченьустую чер- ную вуаль и прикрепила ее к своей соломенной шляпке; затем она снова на- дела шляпку и, взглянув в карманное зеркальце, с радостью убедилась, что можно разглядеть только ее белую кожу и блестящие глаза.
Фиакр проехал Новый мост и с площади Дофина свернул во дворрло; ед- ва кучер открыл дверцу, г-жа Данглар заплатила ему, бросилась к лестни- це, быстро по ней поднялась и вошла в зал Неслышных Шагов.
Утром в здании суда всегда много дел и много занятых людей; а занятым людям некогда разглядывать женщин; и г-жа Данглар прошла весь зал Нес- лных Шагов, привлекая к себе не больше внимания, чем десяток других женщин, ожидавших своих адвокатов.
Приемная Вильфора была полна народу; но г-же Данглар даже не понадо- билось называть себя; как только она появилась, к ней подошел курьер, осведомился, не она ли та дама, которой господин королевский прокурор назначил прийти, и, после утвердительного ответа, провел ее особым кори- дором в кабинет Вильфора.
Королевский прокурор сидел в кресле, спиной к двери, и писал. Он слы- шал, как открылась дверь, как курьер сказал: "Пожалуйте, сударыня", как дверь закрылась, и даже не шевельнулся; но едва замерли шаги курьера, он быстро поднялся, запер дверь на ключ, спустил шторы и заглянул во все углы кабинета.
Убедившись, что никто не может ни подсмотреть, ни подслушать его, и, следовательно, окончательно успокоившись, он сказал:
- Благодарю вас, что вы так точны, сарыня.
И он подвинул ей кресло; г-жа Данглар села, ее сердце бось так сильно, что она едва дышала.
- Давно уже я не имел счастья беседовать с вами наедине, сударыня, - сказал королевский прокурор, в свою очередь усаживаясь в кресло и пово- рачивая его так, чтобы очутитьслицом к лицу с г-жой Данглар, - и, к великому моему сожалению, мы встретились для того, чтобы приступить к очень тяжелому разговору.
- Однако вы видите, я пришла по первому вашему зову, хотя этот разго- вор должен быть еще тяжелее для меня, чем для вас.
Вильфор горько улыбнулся.
- Так, значит, правда, - сказал он, отвечая скорее на собственные мысли, чем на слова г-жи Данглар, - значит, правда, что все наши поступ- ки оставля на нашем прошлом след, то мрачный, то светлый! Правда, что наши шаги на жизненном пути похожи на продвижение пресмыкающегося по песку и проводят борду! Увы, многие поливают эту борозду слезами!
- Сударь, - сказала г-жа Данглар, - вы понимаете, как я взволнована, не правда ли? Пощадите же меня, прошу вас. В этой комнате, в этом кресле побывало столько преступников, трепещущих и пристыженных... и теперь здесь сижу я, тоже пристыженная и трепещущая!.. Знаете, мне нужно соб- рать всю свою волю, чтобы не чувствовать себя преступницей и не видеть в вас грозного судью.
Вильфор покачал головой и тяжело вздохнул.
- А я, - возразил он, - я говорю себе, что мое место не в кресле судьи, а на скамье подсудимых.
- Ваше? - сказала удивленная г-жа Данглар.
- Да, мое.
- Мне кажется, что вы, с вашими пуританскими взглядами, преувеличива- ете, - сказала г-жа Данглар, и в ее красивых глазах блеснул огонек. - Чья пламенная юность не оставила следов, о которых вы говорите? На дне всех страстей, за всеми наслаждениями лежит расяние; потому-то Еванге- лие - извечное прибежище несчастных - и дало м, бедным женщинам, как опору, чудесную притчу о грешной деве и пребодейной жене. И, призна- юсь, вспоминая об увлечениях своей юности, я иногда думаю, что господь простит мне их, потому что если не оправдание, то искупление, я нашла в своих страданиях. Но вам-то чего бояться? Вас, мужчин, всегда оправдыва- ет свет, а скандал окружает ореолом.
- Сударыня, - возразил Вильфор, - вы меня знаете; я не лицемер, во всяком случае я никогда не лицемерю без оснований. Если мое лицо сурово, то это потому, что ею омрачили бесконечные несчастья; и если бы мое сердце не окаменело, как оно вынесло бы все удары, которые я испытал? Не таков я был в юности, не таков я был в день своего обручения, когда мы сидели за столом, на улице Гран-Кур, в Марселе. Но с тех пор многое пе- ременилось и во мне и вокруг меня; всю жизнь я потратил на то, что прео- долевал препятствия и сокрушал тех, кто вольно или невольно, намеренно или случайно стоял на моем пути и вдвигал эти препятствия. Редко слу- чается, чтобы то, чего пламенно жаешь, столь же пламенно не оберегали другие люди. Хочешь получить от них желаемое, пытаешься вырвать его у них из рук. И большинство дурных поступков возникает перед людьми под благовидной личиной необходимости; а после того как в минуту возбужде- ния, страха или безумия дурной поступок уже совершен, видишьчто ничего не стоило избежать его. Способ, которым надо было действовь, не заме- ченный нами в минуту ослепления, оказывается таким простым и легким; и мы говорим себе: почему я не сделал то, а сделал это?ас, женщин, нап- ротив, раскаяние тревожит редко, потому что вы редко сами принимаете ре- шения; ваши несчастья почти никогда не зависят от вас, вы повинны почти всегда только в чужих преступлениях.
- Во всяком случае, - отвечала г-жа Данглар, - вы должны признать, что если я и виновата, если это я ответственна за все, то вчера я понес- ла жестокое наказание.
- Несчастная женщин - сказал Вильфор, сжимая ее руку. - Наказание слишком жестокое, потому что вы дважды готовы были изнемочь под его тя- жестью, а между тем...
- Между тем?..
- Я должен вам сказать... соберите все свое мужество, сударыня, пото- му что это еще не конец.
- Боже мой! - воскликнула испуганная г-жа Данглар. - Что же еще?
- Вы думаете только о прошлом; нет слов, оно мрачно. Но представьте себе будущее, еще более мрачное, будущее... несомненно, ужасное... быть может, обагренное кровью!
Баронесса знала, насколько Вильфор хладнокровен; она была так испуга- на его словами, что хотела закричать, но крик замер у нее в горле.
- Как воскресло это ужасное прошлое? - воскликнул Вильфор. - Каким образом из глубины могилы, со дна наших сердец встал этот призрак, чтобы заставить нас бледнеть ужаса и краснеть от стыда?
- Это случайность.
- Случайность! - возразил Вильфор. - Нет, нет, сударыня, случайностей не бывает!
- Да нет же; разве все это не случайность, хотя и роковая? Граф Мон- те-Кристо случайно купил этот дом, случайно велел копать землю. И разве не случайность, наконец, что под деревьями откопали этого несчастного младенца? Мой бедный малютка, я его ни разу не поцеловала, но столько слез о нем пролила! В моя душа рвалась к графу, когда он говорил об этих дорогих останках, найденных под цветами!
- Нет, сударыня, - глухо промолвил Вильфор, - вот то ужасное, о я должен вам сказать: под цветами не нашли никаких останков, ребенка не откопали. Не к чему плакать, не к чему стонать, - надо трепетать!
- Что вы хотите сказать? - воскликнула г-жа Данглар, вся дрожа.
- Я хочу сказать, что граф Монте-Кристо, копая землю под этими де- ревьями, не мог найти ни детского скелета, ни железных частей ящичка, потому что там не было ни того, ни другого.
- Ни того, ни другого? - повторила г-жа Данглар, в ужасе глядя на ко- ролевского прокурора широко раскрытыми глазами. - Ни того, ни другого! - повторила она еще раз, как человек, который старается словами, звуком собственного голоса закрепить ускользающую мысль.
- Нет, нет, нет, - проговорил Вильфор, закрывая руками лицо.
- Стало быть, вы не там похоронили несчастного ребенка? Зачем вы об- манули меня? Скажите, зачем?
- Нет, там. Но выслушайте меня, выслушайте, и вы пожалеете меня. Двадцать лет, не делясь с вами, я нес это мучительное бремя, но сейчас я вам все расскажу.
- Боже мой, вы меня пугаете! Но все равно, говорите, я слушаю.
- Вы помните, как прошла та несчастная ночь, когда вы задыхались на своей постели в этой комнате, обитой красным штофом, а я, почти так же зыхаясь, как вы, ожидал конца. Ребенок появился на свет и был передан в мои руки недвижный, бездыханный, безгласный; мы сочли его мертвым.