Госпожа Данглар сделала быстрое движение, словно собираясь вскочить.
Но Вильфор остановил ее, сложив руки, точно умоляя слушать дальше.
- Мы сочли его мертвым, - повторил он, - я положил его в ящичек, ко- торый должен был заменить гроб, спустился в сад, вырыл могилу и поспешно его закопал. Едва я успел засыпать его землей, как на меня напал корси- канец. Передо мной мелькнула чья-то тень, и словно сверкнула молния. почувствовал боль, хотел крикнуть, ледяная дрожь охватила мое тело, сда- вила горло... Я упал замертво и считал себя убитым. Никогда не забуду вашего несравненного мужества, когда, придя в себя, я подполз, полумерт- вый, к лестнице, и вы, сами полумертвая, спустились ко мне. Необходимо было сохранить в тайне ужасное происшествие; у вас хвило мужества вер- нуться к себе домой вместе с вашей кормилицей; своюану я объяснил ду- элью. Вопреки ожиданию, нам удалось сохранить нашу тайну; меня перевезли в Версаль; три месяца я боролся со смертью; наконец я медленно стал возвращаться к жизни, и мне предписали солнце и воздух юга. Четыре чело- века несли меня из Парижа в Шалон, делая по шести лье в день. Госпожа де Вильфор следовалаа носилками в экипаже. Из Шалона я поплыл по Соне, оттуда по Роне спустился по течению до Арля; в Арле меня снова положи- ли на носилки, и так я добрался до Марселя. Мое выздоровление длилось полгода; я ниго не слышал о вас, не смел справиться, что с вами. Когда я вернулся в Париж, я узнал, что вы овдовели и вышли замуж за Данглара.
О чем я думал с тех пор, как ко мне вернулось сознание? Все об одном, о трупике младенца. Каждую ночь мне снилось, что он ходит из могилы и грозит мне рукой. И вот, едва возвратясь в Париж, я осведомился; в доме никто не жил с тех пор, как мы его покинули, но его только что сдали на девять лет. Я отправился к съемщику, сделал вид, что мне очень неочет- ся, чтобы дом, принадлежавший родителям моей покойной жены, перешел в чужие руки, и предложил уплатить неустойку за расторжение договора. С меня потребовали шесть тысяч франков; я бы готов был заплатить и десять и двадцать тысяч. Деньги были у меня с собой, и договор тут же расторг- ли; добившись этого, я поскакал в Отейль. Никто не входил в этот дом с той минуты, как я из него вышел.
Было пять часов дня; я поднялся в красную комнату и стал жть нас- тупления ночи.
Пока я ждал там, все, что я целый год повторял себе в безысходной тревоге, представилось мне еще более грозным.
Этот корсиканец объявил мне кровную месть; он последовал за мной из Нима в Париж, он спрятался в саду и ударил меня кинжалом. И этот корси- канец видел, как я рыл могилу, как хоронил младенца; он мог узнать, кто вы такая; быть может, это узнал... Что, если он когданибудь заставит вас заплатить за сохранение ужасной тайны?.. Для него это будет самой сладкой местью, когда он узнает, что не убил меня своим кинжалом. Поэто- му необходимо было, на всякий случай, как можно скорее уничтожить все следы прошлого, уничтожить все его вещественные улики, достаточно того, что оно всегда будет живо в моей памяти.
Вот для чего я уничтожил договор, для чего прискакал сюда и теперь ждал в этой комнате.
Наступила ночь; я ждал, чтобы совсем стемнело; я сидел без света, от порывов ветра колыхались драпировки, и мне за ними мерещились притаивши- еся шпионы; я поминутно вздрагивал, за спиной у меня стояла кровать, мне чудились ваши стоны, и я боялся обернуться. В этом безмолвии я слышал, как бьется мое сердце; оно билось так сильно, что, казалось моя рана снова откроется; наконец, один за другим замерли все звуки в селенье. Я понял, что мне больше нечего опасаться, что никто не увидит и не услышит меня, и я решился спуститься в сад.
Знаете, Эрмина, я не трусливей других. Но когда я снял висевший у ме- ня на груди ключик отестницы, который нам обоим был так дорог и кото- рый вы привесили к золотому кольцу, когда я открыл дверь и увидел, как длинный белый луч луны, скользнув в окно, стелется по витым ступеням, словно привидение, я схватился за стену и чуть не закричал; мне каза- лось, что я схожу с ума.
Наконец, мнедалось овладеть собой. Я начал медленно спускаться; я не мог толькообороть странную дрожь в коленях. Я цеплялся за перила, иначе я упал бы.
Я добрался до нижней двери; за нею оказался заступ, прислоненный к стене. У меня был собой потайной фонарь; дойдя до середины лужайки, я остановился и зажег его, потом пошел дальше.
Был конец ноября, сад стоял оголенный, деревья, словно скелеты, про- тягивали длинные, иссохшие руки, опавшие листья и песок шуршали у меня под ногами.
Такоужас сжимал мое сердце, что, Подходя к рощице, я вынул из кар- мана пистолет и взвел курок. Мне все время мерещилось, что из-за ветвей выглядывает корсиканец.
Я осветил кусты потайным фонарем; там никого не было. Я огляделся: я был совсем один; ни один звук не нарушал безмолвия, только сова кричала пронзительно и зловеще, словно взывая к призракам ночи.
Я повесил фонарь на равоенную ветку, которую заметил еще в прошлом году как раз над тем местом, где я тогда выкопал могилу.
За лето здесь выросла густая трава, а осенью никто ее не косил. Все же мне бросилось в глаза одно место, не такое заросшее; было очевидно, что я копал тогда именно здесь. Я принялся за работу.
Наступила, наконец, минута, которой я ждал уже больше года!
Зато как я надеялся, как старательно рыл, как исследовал каждый комок дерна, когда мне казалось, что заступ на что-то наткнулся! Ничего! А между тем я вырыл яму вдвое больше первой. Я подумал, что ошибся, не уз- нал места; я осмотрел местность, вглядывался в деревья, старался припом- нить все подробности. Холодный, пронизывающий ветер свистел в голых вет- вях, а с меня градом катился пот. Я помнил, что меня ударили кинжалом в ту минуту, когда я утаптывал землю на могиле; при этом я опирался рукой о ракитник; позади меня находилась искусственная скала, служившая скамьей для гуляющих; и, падая, я рукой задел этот холодный камень. И теперь ракитник был справа от меня и скала позади; я бросился на землю в том же положении, как тогда, потом встал и начал снова копать, расширяя яму. Ничего! Опять ничего! Ящичка не было.
- Не было? - прошептала г-жа Данглар, задыхаясь от ужаса.
- Не думайте, что я ограничился этой попыткой, - продолжал Вильфор, - нет. Я обшарил всю рощу; я подумал, что убийца, откопав ящичек и думая найти в нем сокровище, мог взять его и унести, а потом, убедившись в своей ошибке, мог снова закопать его; но нет, я ничего не нашел. Затем у меня мелькла мысль, что он мог и не принимать таких мер предосторож- ности, а попросту забросить его куда-нибудь. В таком случае, чтобы про- должать поиски, мне надо было дождаться рассвета. Я вернулся в комнату и стал ждать.
- О боже мой!
- Как только рассвело, я снова спустился в сад. Первым делом я снова осмотрел рощу; я надеялся найти там какие-нибудь следы, которых мог не заметить в темноте. Я перекопал землю на пространстве в двадцать с лиш- ним футов и на два с лишним фута вглубь. Наемный рабочий за день не сде- лал бы того, что я проделал в час. И я ничего не нашел, ровно ничего.
Тогда я стал искать ящичек, исходя из предположения, что его куда-ни- будь закинули. Это могло произойти по дороге калитке; но и эти поиски оказались такими же бесплодными, и, скрепя сердце, я вернулся к роще, на которую тоже не питал больше никаких надежд.
- Было от чего сойти с ума! - воскликнула г-жа Данглар.
- Одну муту я на это надеялся, - сказал Вильфор, - но это счастье не было дано мне. Все же я собрал все свои силы, напряг свой ум и спро- сил себя: зачем этот человек унес бс собой труп?
- Да вы же сами сказали, - возразила г-жа Данглар, - чтобы иметь в руках доказательство.
- Нет, сударыня, этого уже не могло быть; труп не скрывают в течение целого года, его предъявляют властям и дают показания. А ничего такого не было.
- Но что же тогда? - спросила, джа, Эрмина.
- Тогда нечто более ужасное, более роковое, более грозное для нас: вероятно, младенец был жив и убийца спас его.
Госпожа Данглар дико вскрикнула и схватила Вильфора за руки.
- Мой ребенок былив! - сказала она. - Вы похоронили моего ребенка живым! Вы не были уверены, что он мертв, и вы его похоронили!
Госпожа Данглар выпрямилась во весь рост и стояла перед королевским прокурором, глядя почти с угрозой, стискивая его руки своими тонкими ру- ками.
- Разве я мог знать? Ведь это только мое предположение, - ответил Вильфор; его остановшийся взгляд показывал, что этот сильный человек стоит на грани отчаяния и безумия.
- Мое дитя, мое бедное дитя! - воскликнула баронесса, снова падая в есло и стараясь платком заглушить рыдания.
Вильфор пришел в себя ионял, что, для того чтобы отвратить от себя материнский гнев, ему необходимо внушить г-же Данглар тот же ужас, кото- рым охвачен он сам.
-едь вы понимаете, что, если это так, мы погибли, - сказал он, вставая и подходя к баронессе, чтобы иметь возможность говорить еще ти- ше- Этот ребенок жив, и кто-то знает об этом, кто-то владеет нашей тайной; а раз Монте-Кристо говорит при нас об откопанном ребенке, когда этого ребенка там уже не было, - значит, этой тайной влает он.
- Боже справедливый! Это твоя месть, - прошептала г-жа Данглар.
Вильфор ответил каким-то рычанием.
- Но ребенок, где ребенок? - твердила мать.
- О, как я искал его! - сказал Вильфор, ломая руки. - Как я призывал его в долгие бессонные ночи! Я жаждал обладать королевскими сокровищами, чтобы у миллионов людей купить их тайны и среди этих тайн разыскать свою! Наконец однажды, когда я в сотый раз взялся за заступ, я в сотый раз спросил себя, что же мог сделать с ребенком этот коиканец; ведь ребенок обуза для беглеца; быть может, видя, что он еще жив, он бросил его в реку?
- Не может быть! - воскликнула г-жа Данглар. - Из мести можно убить человека, но нельзя хладнокровно утопить ребенка!
- Быть может, - продолжал Вильфор, - он снес его в Воспитательй дом?
- Да, да, - воскликнула баронесса, - конечно, он там!