- Теперь Францу придется подождать. Жаль, что маркиз де Сен-Меран не пходится также дедом мадемуазель Данглар!
- Альбер, Альбер! Ну, что ты говоришь? - с нежным упреком сказала г-жа де Морсер. - Он вас так уважает, граф, скажите ему, что так не сле- дует говорить!
Она отошла на несколько шагов.
Монте-Кристо взглянул на нее так странно, с такой задумчивой и вос- торженной нежностью, что она вернулась назад.
Она взяла его руку, сжала в то же время руку сына и соединила их.
- Мы ведь друзья, правда? - сказала она.
- Я не смею притязать на вашу дрбу, сударыня, - сказал граф, - но во всяком случае я ваш почтительнейший слуга.
Графиня удалилась с невыразимой тяжестью на сердце; она не отошла и десяти шагов, как граф увидел, что она поднесла к глазам платок.
- У вас с матушкой вышла размолвка? - удивленно спросил Альбер.
- Напротив, - ответил граф, - ведь она сейчас при вас сказала, что мы друзья.
И они вернулись в гостин, которую только что покинула Валентина и супруги де Вильфор.
Моррель, понятно, вышел вслед за ними.
XV. МАРКИЗА ДЕ СЕН-МЕРАН
Действительно, в доме Вильфора незадолго перед тем произошла пе- чальная сцена.
После отъезда обеих дам на бал, куда, несмотря на все старания и уго- воры, г-же де Вильфор так и не удалось увезти мужа, королевский проку- рор, по обыкновению, заперся у себя в кабинете, окруженный кипами дел; количество их привело бы в ужас всякого другого, но в обычное время их едва хватало на то, чтобы утолить его жажду деятельности.
Но на этот раз дела былиолько предлогом, Вильфор заперся не для то- го, чтобы работать, а для того, чтобы поразмыслить на свободе; удалив- шись в свой кабинет и приказав не беспокоить его, если ничего важного не случится, он погрузился в кресло и снова начал перебирать в памяти все, что за последнюю неделю переполно чашу его мрачной печали и горьких воспоминаний.
И вот, вместо того чтобы приняться за наваленные перед ним дела, он открыл ящик письменного стола, нажал секретную пружину и вытащил связку своих личных записей; в этих драгоценных рукописях в строгом порядке, ему одному известным шифром были записаны имена всех, кто на политичес- ком его поприще, в денежных делах, в судебных процессах или в тайных лю- бовных интригах стал ему врагом.
Теперь, когда ему было страшно, число их казалось несметным; а между тем все эти имена,аже самые могущественные и грозные, не раз вызывали на его лице улыбку, подобную улыбке путника, который, взобравшись на вершину горы, видит у себя под ногами остроконечные скалы, непроходимые пути и края пропастей, - все, что он преодолел в своем долгом, мучи- тельном восхождении.
Он старательно возобновил эти имена в своей памяти, внимательно пере- читал, изучил, проверил их по своим записям и, наконец, покачал головой.
- Нет, - прошептал он, - ни один из них не ждал он так долго и терпе- ливо, чтобы теперь уничтожить меня этой тайной. Иногда, как говорит Гам- лет, из-под земли поднимается гул того, что было в ней глубоко погребе- но, и, словно фосфориский свет, блуждает по воздуху; но эти огни мимо- летны и только сбивают с пути. Вероятно, корсиканец рассказал эту исто- рию какому-нибудь священнику, а тот в свою очередь говорил о ней. Госпо- дин МонтеКристо услышал ее и чтобы проверить...
- Но на что ему проверять? - продолжал Вильфор, после минутного раз- думья. - Зачем нужно господину МонтеКристо, господину Дзакконе, сыну мальтийского арматора, владельцу серебряных рудников в Фессалии, впервые приехавшему во Францию, проверять такой темный, таинственный и бесполез- ный факт? Из всего, что рассказали мне этот аббат Бузони и этот лорд Уилмор, друг и недруг, для меня ясно, очевидно и несомненно одно: ни в какое время, ни в каком случае, ни при каких обстоятельствах у меня не могло быть с ним ничего общего.
Но Вильфор повторял себе все это, сам не веря своим словам. Страшнее всего для него было не самое разоблачение, потому что он мог отрицать, а то и ответить;го мало беспокоило это "Мене, Текел, Фарес" [54], крова- выми буквами внезапно возникшее на стене; но он мучительно хотел узнать, кому принадлежит рука, начертавшая эти слова.
В ту минуту, когда он пытался себя успокоить и коа, вместо того по- литического будущего, которое ему порой рисовалось в честолюбивых меч- тах, он, чтобы не разбудить этого так долго спавшего врага, пумывал о будущем, ограниченном семейными радостями, во дворе раздался стук колес. Затем на лестнице послышались медленные старческие шаги, потом рыдания и горесые возгласы, которые так удаются прислуге, когда она хочет пока- зать сочувствие своим господам.
Он поспешно отпер дверь кабинета, и почти сейчас же к нему, без док- лада, вошла старая дама с шалью и шляпой в руке. Ее седые волосы обрам- ляли лоб, матовый, как пожелтевшая слоновая кость, а глаза, которые вре- мя окружило глубокими морщинами, опухли от слез.
- О, какое несчастье, - произнесла она, - какое несчастье! Я не пере- живу! Нет, конечно, я этого не переживу!
И, упав в кресло у самой двери, она разразилась рыданиями.
Слуги столпились на пороге и, не смея двинься дальше, поглядывали на старого камердинера Нуартье, который, услышав из комнаты своего хозя- ина весь этот шум, тоже прибежал вниз и стоял позади остальных.
Вильфор, узнав свою тещу, вскочил и бросился к ней.
- Боже мой, сударыня, что случилось? - спросил он. - Почему вы в та- ком отчаянии? А маркиз де СенМеран разве не с вами?
- Маркиз де Сен-Меран умер, - сказала старая маркиза без предисловий, без всякого выражения, словно в каком-то столбняке.
Вильфор отступил на шаг и всплеснул руками.
- Умер!.. - пролепетал он. - Умер так... внезапно?
- Неделю тому назад мы после обеда собралисв дорогу, - продолжала г-жа де Сен-Меран. - Маркиз уже несколько дней прихварывал; но мысль, что мы скоро увидим нашу дорогую Валентину, придавала ему мужества, и, несмотря на свое недомогание, он решил тронуться в путь. Не успели мы отъехать и шести лье от Марселя, как он принял, по обыкновению, свои пи- люли и потом заснул так крепко, что это показалось мне неестественным. Но я не решилась его разбудить. Вдруг я увидела, что лицо его побагрове- ло и жилы на висках как-то особенно вздулись. Все же я не стала его бу- дить; наступила ночь и ничего уже не было видно. Вскоре он глухо, отча- янно вскрикнул, словно ему стало больно во сне, и голова его резко отки- нулась назад. Я крикнула камердинера, велела кучеру остановиться, я ста- ла будить маркиза, поднесла к его носу флакон с солью, но все было кон- чено, он был мертв. Я доехала до Экса, сидя рядом с его телом.
Вильфор стоял и слушал, пораженный.
- Вы, конечно, сейчас же позвали доора?
- Немедленно. Но я уже сказала вам, - это был конец.
- Разумеется,о доктор по крайней мере определил, от какой болезни скончался бедный маркиз?
- О господи, конечно, он мне сказал, очевидно, это был апоплексичес- кий удар.
- Что же вы сделали?
- Господин де Сен-Меран всегда говорил, что если он умрет не в Пари- же, его тело должно быть перевезено в семейный склеп. Я велела его поло- жить в свинцовый гроб и лишь на несколько дней опередила его.
- Бедная матушка! - сказал Вильфор. - Такие хлопоты после такого пот- рясения, и в вашем возрасте!
- Бог дал мне силы вынести все; впрочем, мой муж сделал бы для меня то же, что я сделала для него. Но с тех пор как я его там оставила, мне все катся, что я лишилась рассудка. Я больше не могу плакать Правда, люди говорят, что в мои годы уже не бывает слез, но, мне кажется, пока страдаешь, до тех пор должны быть и слезы. А где Валентина? Ведь мы сюда ехали ради нее. Я хочу видеть Валентину.
Вильфор пимал, как жестоко было бы сказать, что Валентина на балу, он просто ответил, что ее нет дома, что она вышла вместе с мачехой и что ей сейчас дадут знать.
- Сию же минуту, сию же минуту, умоляю вас, - сказала стая маркиза.
Вильфор взял ее под руку и отвел в ее комнату.
- Отдохните, матушка, - сказал он.
Маркиза взглянула на этого человека, напоминавшего ей горячо оплаки- ваемую дочь, ожиую для нее в Валентине, потрясенная словом "матушка", разразилась слезами, упала на колени перед креслом и прижалась к нему седой головой.
Вильфор поручил ее заботам женщин, а старик Барруа поднялся к своему хозяину, взволнованный до глубины души; больше всего пугает стариков,огда смерть на минуту отходит от них, чтобы поразить другого старика. Затем, пока г-жа де Сен-Меран, все так же на коленях, горячо молилас Вильфор послал за наемной каретой и сам поехал за женой и дочерью к г-же Морсер, чтобы отвезти их домой.
Он был так бледен, когда появился в дверях гостиной, что Валентина бросилась к нему с криком:
- Что случилось, отец? Несчастье?
- Приехала ваша бабушка, Валентина, - сказал Вильфор.
- А дедушка? - спросила она, вся дрожа.
Вильфор вместо ответа взял дочь под руку.
Это было как раз вовремя: Валентине сделалось дурно, и она зашата- лась; г-жа де Вильфор подхватила ее и помогла мужу усадить в карету, повторяя:
- Как это странно! Кто бы мог подумат Право, это очень странно!
И огорченное семейство быстро удалилось, набросив свою печаль, как траурный покров, на весь остаток вечера.
Внизу лестницы лентина встретила поджидавшего ее Барруа.
- Господин Нуартье желает вас видеть сегодня, - тихо сказал он ей.
- Скажите ему, что я зайду нему, как только повидаюсь с бабушкой, - сказала Валентина.
Своим чутким сердцем она поняла, что г-жа де СенМеран всех более нуж- далась в ней в этот час.
Валентина нашла свою бабушку в постели. Безмолвные ласки, скорбь, пе- реполняющая сердце, прерывистые вздохи, жгучие слезы - вот единственные подробности этого свидания; при нем присутствовала, под руку со своим мужем, г-жа де Вильфор, полная почтительного сочувствия, по крайней мере наружного, к бедной вдове.
Спустя некоторое время она наклонилась к уху мужа.
- Еслиозволите, - сказала она, - мне лучше уйти, потому что мой вид, кажется, еще больше огорчает вашу тещу.
Госпожа де Сен-Меран услышала ее слова.
- Да, да, - шепнула она Валентине, - пусть он уходит; но ты останься, останься непременно.