Госпожа де Вильфор удалилась, и Валентина осталась одна у постели своей бабушки, так как королевский прокурор, удрученный этой нежданной смертью, вышел вместе с женой.
Между тем Барруа вернулся наверх к господину Нуартье; тот слышал под- нявшийся в доме шум и, как мы уже сказали, послал старого слугу узнать, в чем дело.
По его возвращении взгляд старика, такой живой, а главноетакой ра- зумный, вопросительно остановился на посланном.
- Случись большое несчастье, сударь, - сказал Барруа, - госпожа де Сен-Меран приехала одна, и муж ее скончался.
Сен-Меран и Нуартье никогда не были особенно дружны; но известно, ка- кое впечатление проиодит на всякого старика весть о смерти сверстника. Нуартье замер, как человек, удрученный горем или погруженный в свои мыс- ли; затем он закрыл один глаз.
- Мадемуазель Валентину? - спросил Барруа.
Нуартье сделал знак, что да.
- Она на балу, вы ведь знаете, она еще приходила к вам проститься в бальном платье.
Нуартье снова закрыл левый глаз.
- Вы хотите ее видеть?
Нуартье подтвердил это.
- За ней, наверно, сейчас поедут к госпоже де Морсер; я подожду ее возвращения и попрошу ее пройти к вам. Так?
- Да, - ответил паралитик.
Барруа подстерег Валентину и, как мы уже видели, лишь только она вер- нулась, сообщил ей о желании деда.
Поэтому Валентина поднялась к Нуартье, как только вышла от г-жи де Сен-Меран, которая, как ни была взволнована, в конце концов, сраженная усталостью, уснула беспокойным сном.
К ее изголовью придвинули столик, на который поставили графин с оран- жадом - ее обычное питье - и стакан.
Затем, как мы уже сказали, Валентина оставила спящую маркизу и подня- лась к Нуартье.
Валентина поцеловала деда, и он посмотрел на нее так нежно, что из глаз у нее снова брызнули слезы, которые она считала уже иссякшими.
Старик настойчиво смотрел на нее.
- Да, да, - сказала Валентина, - ты хочешь сказать, что у меня еще остался добрый дедушка, правда?
Старик показал, что он именно это и хотел выразить своим взглядом.
- Да, это большое счастье, - продолжала Валентина. - Что бы со мной было иначе, господи!
Был уже час ночи; Барруа, которому хотелось спать, заметил, что после такого горестного вечера всем необходим покой. Старик не захотел ска- зать, что его покой состоит в том, чтобы видеть свое дитя. Он простился с Валентиной, которая действительно от утомления и горя еле стояла на ногах.
На следующий день, придя к бабушке, Валентина застала ее в постели; лихорадка не утихала; напротив, глаза старой маркизы горели мрачным ог- нем, и она была, видимо, охвачена сильным нервным возбуждением.
- Что с вами,абушка, вам хуже? - воскликнула Валентина, заметив ее состояние.
- Нет, дитя мое, нет, - сказала г-жа де Сен-Меран, - но я очень ждала тебя. Я хочу послать за твоим отцом.
- За отцом? - спросила обеспокоенная Валентина.
- Да, мне надо с ним поговорить.
Валентина не посмела противоречить желанию бабушки, да и не знала, чем оно вызвано; через минуту в комнату вошел Вильфор.
- Сударь, - начала, без всяких околичностей, г-жа де Сен-Меран, слов- но опасаясь, что у нее не хватит времени, - вы мнеисали, что намерены выдать нашу девочку замуж?
- Да, сударыня, - отвечал Вильфор, - это даже уже не намерение, это дело решенное.
- Вашего будущего зятя зовут Франц д'Эпине?
- Да, сударыня.
- Его отец был генерал д'Эпине, наш единомышленник? Его, кажется, убили за несколько дней до того, как узурпатор вернулся с Эльбы?
- Совершенно верно.
- Его не смущает женитьба на внучке якобинца?
- Наши политические разногласия, к счастью, прекратились, - сказал Вильфор, - Франц д'Эпине был почти младенец, когда умер его отец; он очень мало знает господина Нуартье встретится с ним если и без удо- вольствия, то, во всяком случае,авнодушно.
- Это приличная партия?
- Во всех отношениях.
- И этот молодой человек...
- Позуется всеобщим уважением.
- Он хорошо воспитан?
- Это один из самых достойных людей, которых я знаю.
В продолжение всего этого разговора Валентина не проронила ни слова.
- В таком случае, сударь, - послкраткого размышления сказала г-жа де Сен-Меран, - вам надо поторопиться, потому что мне недолго осталось жить.
- Вам, сударыня! Вам, бабушка! - воскликнули в один голос Вильфор и Валентина.
- Я знаючто говорю, - продолжала маркиза, - вы должны поспешить, чтобы хоть бабушка могла благословить ее брак, раз у нее нет матери. Я одна у нее осталась со стороны моей бедной Рене, которую вы так скоро забыли, сударь.
- Вы забываете, сударыня, - сказал Вильфор, - что этой бедной дочке была нужна мать.
- Мачеха никогда не заменит матери, сударь! это к делу не относит- ся, мы говорим о Валентине; оставим мертвых в покое.
Маркиза говорила все это с такой быстротой и таким голосом, что ее речь становилась похожа на бред.
- Ваше желание будет исполнено, сударыня, - сказал Вильфор, тем бо- лее что оно вполне совпадает с моим, и как только приедет господин д'Эпине...
- Но, бабушка, - сказала Валентина, - так не пнято, ведь у нас тра- ур... И неужели вы хотите, чтобы я вышла зам при таких печальных предзнаменованиях?
- Дитя мое, - быстро прервала старуха, - не говори об этом, эти ба- нальности только мешают слабым душам 9прочно строить свое будущее. Меня тоже выдали замуж, когда моя мать лежала при смерти, и я не стала от этого несчастной.
- Опя вы говорите о смерти, сударыня! - заметил Вильфор.
- Опять? Все вмя!.. Говорю вам, что я скоро умру, слышите! Но раньше я хочу видеть моего зятя; я хочу потребовать от него, чтобы он сделал мою внучку счастливой; я хочу прочитать в его глазах, исполнит ли он мое требование; словом, я хочу его знать, да, продолжала старуха, и лицо ее стало страшным, - я приду к нему из глубины могилы, если он бу- дет не тем, чем должен быть, не тем, чем ему надо быть.
- Сударыня, - возразил Вильфор- вы должны гнать от себя эти мысли, это почти безумие. Мертвые спят своих могилах и не встают никогда.
- Да, да, бабушка, успокойтесь- сказала Валентина.
- А я говорю вам, сударь, что все это не так,как вы думаете. Эту ночь я провела ужасно. Я сама себя видела спящему как будто душа моя уже отлетела от меня; я старалась открыть глаза, но они сами закрывались; и вот - я знаю, вам это покажется невозможным, особенно вам, сударь, -о, лежа с закрытыми глазами, я увидела, как в эту комнату из угла, где на- ходится дверь в уборную госпожи де Вильфор, тихо вошла белая гура.
Валентина вскрикнула.
- У вас был жар, сударыня, - сказал Вильфор.
- Можете не верить, но я знаю, что говорю; я видела белую фигуру; и свно господь опасался, что я не поверю одному зрению, я услышала, кактукнул мой стакан, да, да, вот этот самый, на столике.
- Это вам приснилось, бабушка.
- Нет, не приснилось, потому что я протянула руку к звонку, и тень сразу исчезла. Тут вошла горничная со свечой.
- И никого не оказалось?
- Привидения являются только тем, кто должен их видеть; это был дух моего мужа. Так вот, если дух моего мужа приходил за мной, почему мой дух не явится, чтобы защитить мое дитя? Наша связь, мне кажется, еще сильнее.
- Прошу вас, сударыня, - сказал Вильфор, невольно зволнованный до глубины души, - не давайте воли этим мрачным мыслям; вы удете жить с нами, жить долго, счастливая, любимая, почитаемая, и мы заставим вас за- быть...
- Нет, нет, никогда! - прорвала маркиза. - Когда возвращается оспо- дин д'Эпине?
- Мы ждем его с минуты на минуту.
- Хорошо. Как лько он приедет, скажите мне. Надо скорее, скорее. И я хочу видеть нотариуса. Я хочу быть уверенной, что все наше состояние перейдет к Валентине.
- Ах, бабушка, - прошептала Валентина, прикасаясь губами к пылающему лбу старухи, - я этого не вынесу! Боже мой, вы вся горите. Надо звать не нотариуса, а доктора.
- Доктора? - сказала та, пожимая плечами. - Я но больна; я хочу пить, больше ничего.
- Что вы пьете, бабушка?
- Как всегда, оранжад, ты же знаешь. Стакан тут на столике; дай его мне.
Валентина налила оранжад из графина в стакан и передала бабушке с не- которым страхом, потому что до этого самого стакана, по словам маркизы, дотронулся призрак.
Маркиза сразу выпила все.
Потом она откинулась на подушки, повторяя:
- Нотариуса, нотариуса!
Вильфор вышел из комнаты. Валентина села около бабушки. Она, каза- лось, сама нуждалась в докторе, которого она советовала позвать маркизе. Щеки ее пылали, она дышала быстро и прерывисто, пульс бился лихорадочно.
Бедная девушка думала о том, в каком отчаянии будет Максимилиан, ког- да узнает, что г-жа де Сен-Меран, вместо того чтобы стать его союзницей, действует, не зная его, как его злейший враг.
Валентина не раз думала о том, чтобы все сказать бабушке. Она не ко- лебалась бы ни минуты, если бы Максимилиана Морреля звали Альбером де Морсер или Раулем де Шато-Рено. Но Моррель был плебей по происхождению, а Валентина знала, как презирает гордая маркиза де Сен-Ман людей не родовитых. И всякий раз ее тайна, уже готовая сорваться с губ, остава- лась у нее на сердце из-за грустной уверенности, что она выдала бы ее напрасно и что, едва эту тайну узнают отец и мачеха, всему настанет ко- нец.
Так прошло около двух часов. Г-жа де Сен-Меран была погружена в бес- покойный, лихорадочный сон. Доложили о приходе нотариуса.
Хотя об этом общили едва слышно, г-жа де СенМеран подняла голову с подушки.
- Нотариус? - сказала она. - Пусть войдет, пусть войдет!
Нотариус был у дверей; овошел.
- Ступай, Валентина, - сказала г-жа де Сен-Меран, - оставь ня одну с этим господином.
- Но, бабушка...
- Ступай, ступай.
Валентина поцеловала бабушку в лоб и вышла, прижимая к глазам платок.
За дверью она встретила камердинера, который сообщил ей, что в гости- ной ждет доктор.
Валентина быстро сошла вниз. Доктор, один из известнейших врачей того времени, был другом их семьи и очень любил Валентину, которую знал с пе- ленок. У него былдочь почти одних лет с мадемуазель де Вильфор, но рожденная от чахоточной матери, и его жизнь проходила в непрерывной тре- воге за эту девочку.