- Пусть будет так! - сказала Валентина. - И я тоже скажу вам, Макси- милн: все, что вы сделаете, будет хорошо.
- Милая!
- Ну что, довольны всвоей женой? - грустно сказала девушка.
- Валентина, дорогая, мало сказать: да.
- Все-таки скажите.
Валентина приблизила губы к решетке, и слова ее, вместе с ее нежным дыханием, неслись к устам Морреля, который по другую сторону приник гу- бами к холодной, неумолимой перегородке.
- До свидания, - сказала Валентина, с трудом отрываясь от этого счастья, - до свидания!
- Я получу от вас письмо?
- Да.
- Благодарю, моя дорогая жена, до свидания!
Раздался звук невинного, посланного на воздух, поцелуя, и Валентина убежала по липовой аллее.
Моррель слушал, как замирал шелест ее платья, задевающего за кусты, как затихал хруст песка под ее шагами; потом с непередаваемой улыбкой поднял глаза к небу, благодаря егоа то, что оно послало ему такую лю- бовь, и в свою очередь удалился.
Он вернулся домой и ждал весь вечер и весь следующий день, но ничего не получил. Только на третий день, часов в десять утра, когда он соби- рался идти к нотариусу Дешану, он, наконец, получил по почте записку и сразу понял, что это от Валентины, хотя он никогда не видал ее почерка.
В записке было сказано:
"Слезы, просьб мольбы ни к чему не привели. Вчера я пробыла два ча- са в церкви святого Филиппа Рульского и два часа всей душой молилась бо- гу. Но бог так же неумолим, как и люди, и подписание договора назначено на сегодня в девять часов вечера.
Я верна своему слову, как верна своему сердцу, Моррель. Это слово да- но вам, и это серд - ваше!
Итак, до вечера, без четверти девять, у решетки.
Ваша жена, Валентина де Вильфор.
Р.S. Моей бедной бабушке все хуже и хуже: вчера ее возбуждение переш- ло в бред; а сегодня ее бред граничит с безумием.
Правда, вы будете очень любить меня, чтобы я могла забыть о том, то я покинула ее в таком состоянии?
Кажется, от дедушки Нуартье скрывают, что договор будет подписан се- годня вечером".
Моррель не ограничился сведениями, полученными от Валентины; он отп- равился к нотариусу, и тот подтвердил ему, что подписание договора наз- начено на девять часов вечера.
Затем он заехал к Монте-Кристо; там он узнал больше всего подробнос- тей: Франц приезжал к графу объявить о торжественном событии; г-жа де Вильфор, со своей стороны, писала ему, прося извинить, что она его не приглашает; но смерть маркиза де Сен-Меран и болезнь его вдовы окутывают это торжество облаком печали, и она не решается омрачить ею графа, кото- рому желает всякого благополучия.
Накануне Франц был представлен г-же де Сен-Меран, которая ради этого события встала с постели, но вслед за тем снова легла.
Легко понять, что Моррель был очень взволнован, и такой проница- тельный взор, как взор графа, не мог этого не замить, поэтому Мон- те-Кристо был с ним еще ласковее, чем всегда, - настолько ласков, что Маимилиан минутами был уже готов во всем ему признаться. Но он вспом- нил об обещании, которое дал Валентине, и тайна оставалась в глубине его сердца.
Затот день Максимилиан двадцать раз перечитал письмо Валентины В первый раз она писала ему, и по какому поводу! И всякий раз, перечитывая это письмо, он снова и снова клялся себе, что сделает Валентину счастли- вой самом деле, какую власть должна иметь над человеком молодая девуш- ка, решающаяся на такой отважный поступок. Как самоотверженно должен служить ей тот, для кого она всем пожертвовала! Как пламенно должен ее возлюбленный поклоняться ей. Она для него и королева и жена, и ему, ка- жется, мало одной души, чтобы любить ее и благодарить.
Моррель с невыразимым волнением думал о той минуте, когда Валентина придет и скажет ему: "Я пришла, Максимилиан, я ваша"
Он все приготовил для побега в огороде, среди люцерны, были спрятаны две приставные лестницы; кабриолет, которым Максимилиан должен был пра- вить сам, стоял наготове; он не взял с собой слугу, не зажигал фонарей, но он собирался их зажечь на первом же повороте, чтобы из-за чрезмерной осторожности не попасть в руки полиции.
Временами Морреля охватывала дрожь; он думал о минуте, когда будет помогать Валентине перебираться через ограду и почувствует в своих объятиях беспомощную ирепещущую, ту, кому он доныне разве только пожи- мал руку или целовал кончики пальцев.
Но когда миновал полдень, когда Моррель почувствовал, что близок наз- наченный час, ему захотелось бытодному. Кровь его кипела, любой воп- рос, голос друга раздражал бы его; он заперся у себя в комнате, пытаясь читать, но глаза его скользили по строчкам, не видя их; он кончил тем, что отшвырнул книгу и ввь принялся обдумывать подробности побега.
Назначенный час приближался.
Еще не бывало случая, чтобы влюбленный предоставил часовым стркам мирно идти своим путем; Моррель так неистово теребил свои часы, что в конце концов они в шесть часов вечера показали половину девятого Тогда он сказал себе, что пора ехать; хотя подписание договора и назначено в девять, но, по всей вероятности, Валентина не станет дожидаться этого бесполезного акта. Итак, выехав, по своим часам, ровно в половине вя- того с улицы Меле, Моррель вошел в свой огород в ту минуту, когда часы на церкви Филиппа Рульского били восемь. Лошадь и кабриолет он спрятал за развалившуюся лачугу, в котор обычно скрывался сам.
Мало-помалу стало смеркаться, и густая лист в саду слилась в огром- ные черные глыбы.
Тогда Моррель вышел из своего убежища и с бьющимся сердцем взглянул через решетку, в саду еще кого не было Пробило половина девятого.
В ожидании прошло еще полчаса Моррель ходил взад и вперед вдоль огра- ды и все чаще поглядывал в ще между досками В саду становилось все темнее, но напрасно искал ово тьме белое платье, напрасно ждал, не по- слышатся ли в тишине шаги.
Видневшийся за деревьями дом продолжал оставаться неосвещенным, и ничто не указывало, что здесь должно совшиться столь важное событие, как подписание брачного договора.
Моррель вынул свои часы они показывали три четверти десятого, но поч- ти сейчас же церковные часы, бой которых он уже слышал два или три раза, возвестили об ошибке его карманных часов, пробив половину десятого.
Значит, прошло уже полчаса после срока, назначенного самой Валенти- ной, она говорила в девять часов, и скорее даже немного раньше, чем з- же.
Для Морреля это были самые тяжелые минуты; каждая секунда ударяла по его сердцу словно свинцовым молотом.
Малейший шелест листьев, малейший шепот ветра заставлял его вздраги- вать, и лоб его покрылся холодным потом; тогда, дрожа с головы до ног, он приставлял лестницу и, чтобы не терять времени, ставил ногу на нижнюю пекладину.
Пока он таким образом переходил от страха к надежде и у го то и де- ло замирало сердце, часы на церкви пробили десять.
- Нет, - прошептал в ужасе Максимилиан, - немыслимо, чтобы подписание договора тянулось так долго, разве что произошло что-нибудь непрвиден- ное; ведь я взвесил все возможности, высчитал, сколько времени могут за- нять все формальности. Наверное, что-нибудь случилось.
И он то возбужденно шагал взад и вперед вдоль решетки, то прижимался пылающим лбом к холодному железу. Может быть, Валентина, подписав дого- вор, упала в обморок? Может быть, ее схватили, когда она собиралась убе- жать? Это были единственные предположения, которые допускал Моррель, и оба они приводили его в отчаяние.
Наконец, он решил, что силы изменили Валентине уже во время побега и что она лежит без чувств где-нибудь в саду.
Но, если так, - воскликнул он, быстро взбираясь по лестнице, - я могу потерять ее и буду сам виноват!
Демон, подсказавший ему эту мысль, уже не оставлял его и нашептывал ему на ухо с той настойчивостью, которая в несколько минут силою логи- ческих рассуждений превращает догадку в твердую уверенность. Он вгляды- вался во все сгущавшийся мрак, и ему казалось, что в темной аллее что-то лежит на песке. Моррель решился даже позвать, и ему почудилось, что ве- тер доносит до него неясные стоны.
Наконец, пробило половина одиннадцатого; больше немыслимо было ждать, все могло случиться; в висках у Максимилиана стучало, в глазах стоял ту- ман; он перекинул ногу через ограду и соскочил наземь.
Он был у Вильфора, забрался к нему тайком; он предвидел возможные последствия такого поступка, но не для того он зашел так далеко, чтобы теперь отступить.
Некоторое время он шел вдоль стены, затем, стремительно перебежав ал- лею, бросился в чащу деревьев.
В один миг он ее пересек. Оттуда, где он теперь стоял, был виден дом.
Тогда Моррель окончательно убедился в том, что уже подозревал, стара- ясь проникнуть взглядом сквозь чащу сада: вместо ярко освещенных окон, как то полагается в торжественные дни, перед ним была серая масса, оку- танная к тому же тенью огромного облака, закрывшего луну.
Только минутами в трех окнах второго этажа, точно растерянный, метал- ся слабый свет. Эти три окна были окнами комнаты г-жи де Сен-Меран.
Ровно горел свет за красными занавесями. Занавеси эти висели в спальне г-жи де Вильфор.
Моррель все это угадал. Столько раз, чтобы ежечасно следить мыслью за Валентиной, расспрашивал он ее о внутреннем устройстве дома, что, и не видав его никогда, хорошо его знал.
Этот мрак и тишина еще больше испугали Морреля, чем отсутствие Вален- тины.
Вне себя, обезумев от горя, он решил не останавливаться ни перед чем, лишь бы увидеть Валентину и удостовериться в несчастье, о котором он до- гадывался, хоть и не знал, в чем оно состоит. Он дошел до опушки рощи и уже собирался как можно быстрее пересечь открытый со всех сторон цвет- ник, как вдруг ветер донес до него отдаленные голоса.
Тогда он снова отступил в кустарник и стоял, не шевелясь, молча, скрытый темнотой.