- Благодарю вас, я только что был на море.
- Как, вы были на море?
- Да, почти. Я только что совершил маленькое путешествие на Борро- мейские острова - Все равно, поедем! - сказал Альбер.
- Нет, дорогой Морсер, вы должны понять, что, если я отказываюсь от такой чести, значит, это невозможно. Кроме того, - прибавил он, понизив голос, - сейчас очень важно, чтобы я был в Париже, хотя бы уже для того, чтобы следить за корреспонденцией, поступающей в газет.
- Вы верный друг, - сказал Альбер, - да, вы правы; следите, наблюдай- те, Бошан, и постарайтесь открыть врага, который опубликовал это сообще- ние.
Альбер и Бошан простились; в последнее рукопожатие они вложили все то, чего не могли сказал при постороннем.
- Славнымалый этот Бошан! - сказал Монте-Кристо, когда журналист ушел. - Правда, Альбер?
- Золотое сердце, уверяю вас. Я очень люблюго. А теперь скажите, хотя в сущности мне это безразлично, - куда мы отравляемся - В Португалию, если вы ничего по имеете против.
- Чудесно. Мы там будем на лоне природы, правда?
Ни общества, ни соседей?
- Мы будем наедине с лошадьми для верховой езды, собаками для охоты и с лодкой для рыбной ловли, вот и все.
- Это то, что мне надо; я предупрежу свою мать, а затем я к вашим ус- лугам.
- А вам разрешат? - спросил Монте-Кристо.
- Что именно?
- Ехать в Нормандию.
- Мне? Да разве я не волен в своих поступках?
- Да, вы путешествуете один, где хотите, это я знаю, ведь мы встрети- лись в Италии.
- Так в чем же дело?
- Но разрешати вам уехать с человеком, которого зовут граф Мон- те-Кристо?
У вас плохая память, граф.
- Почему?
- Разве я не говорил вам, с какой симпатией моя мать относится к вам?
- Женщины изменчивы, сказал Франциск Первый; женщина подобна волне, сказал Шекспир; один был великий король, другой - великий поэт; и уж, наверно, они оба хорошо знали женскуюрироду.
- Да, но моя мать не просто женщина, а Женщина.
- Простите, я вас не совсем понял?
- Я хочу сказать, что моя мать скупа на чутва, то уж если она ко- го-нибудь полюбила, то это на всю жизнь.
- Вот как, - сказал, вздыхая, Монте-Кристо, - и вы полагаете, что она деет мне честь относиться ко мне иначе, чем с полнейшим равнодушием?
- Я вам уже говорил и опять повторяю, - возразил Альбер, - вы, видно, в самом деле очень своеобразный, необыкновенный человек.
- Полно!
- Да, потому что моя матушка не осталась чужда тому, не скажу - любо- пытству, но интересу, который вы возбуждаете. Когда мы одни, мы только о вас и говорим.
- И она сотует вам не доверять этому Манфреду?
- Напротив, она говорит мне: "Альбер, я уверена, что граф благородный человек; постарайся заслужить его любовь".
Монте-Кристо отвернулся и вздохнул.
- В самом деле? - сказал он.
- Так что, вы понимаете, - продолжал Альбер, - она не только не восп- ротивится моей поездке, но от всего сердца одобрит ее, поскольку это согласуется с ее наставлениями.
- Ну, так до вечера, - сказал Монте-Кристо. - Будьте здесь к пяти ча- сам; мы приедем на место в полно или в час ночи.
- Как? в Трепор?
- В Трепор или его окрестности.
- Вы думаете за восемь часов проехать сорок восемь лье?
- Эго еще слишком долго, - сказал Монте-Кристо.
- Да вы чародей! Скоро вы обгоните не только железную дорогу, - это не так уж трудно, особенно во Франции, - но и телеграф.
- Но так как нам все же требуется восемь часов, чтобы доехать, не опаздывайте.
- Не беспокойтесь, я совершенно свободен - только собраться в дорогу.
- Итак, в пять часов.
- В пять часов.
Альбер вышел. Монте-Кристо с улыбкой кивнул ему головой и постоял молча, погруженный в глубокое раздумье. Наконец, проведя рукой по лбу, как будто отгоняя от себя думы, он подош к гонгу и ударил по нему два раза.
Вошел Бертуччо.
- Бертуччо, - сказал Монте-Кристо, - не завтра, не послезавтра, как я предполагал, а сегодня в пять часов я уезжаю в Нормандию; дояти часов у вас времени больше чем достаточно; распорядитесь, чтобы были предуп- режденыонюхи первой подставы; со мной едет виконт де Морсер. Ступайте.
Бертуччо удалился, и в Понтуаз поскакал верховой предупреть, что карета проедет ровно в шесть часов. Конюх в Понтуазе послал нарочного к следующей дставе, а та в свою очередь дала знать дальше; и шесть часов спустя все подставы, расположенные по пути, были предупреждены.
Перед отъездом граф поднялся к Гайде, сообщил ей, что уезжает, сказал - куда и предоставил весь дом в ее распоряжение.
Альбер явился вовремя. Он сел в карету в мрачном настроии, которое, однако, вскоре рассеялось от удовольствия, доставляемою быстрой ездой. Альбер никогда не представлял себе, чтобы можно было ездь так быстро.
- Во Франции нет никакой возможности передвигаться по дорогам, - ска- зал Монте-Кристо. - Ужасная вещь эта езда на почтовых, по два лье в час, этот нелепый закон, запрещаий одному путешественнику обгонять другого, не испросив на это его разрешения; какой-нибудь больной или чудак может загородить путь всем остальным здоровым и бодрым людям. Я избегаю этих неудобств, путешествуя с собственным кучером и на собственных лошадях. Верно, Али?
И граф, высунувшись из окна, слегка прикрикивал на лошадей, а у них словно вырастали крылья; они уже не мчались - они летели. Карета проно- силас как гром, по Королевской дороге, и все оборачивались, провожая глазами этот сверкающий метеор. Али, слушая эти окрики, улыбался, обна- жая свои белые зубы, сжимая своими сильными руками вожжи, и подзадоривал лошадей, пыые гривы которых развевались по ветру. Али, сын пустыни, был в своей стихии и, в белоснежном бурнусе, с черным лицом и сверкающи- ми глазами, окруженный облаком пыли, казался духом сама или богом ура- гана.
- Вот наслаждение, которого я никогда не знал, - сказал Альбер, - наслаждение быстроты.
И последние тучи, омравшие его чело, исчезали, словно уносимые встречным ветром.
- Где вы достаете таких лошадей? - спросил Альбер. - Или вам их дела- ют на заказ?
- Вот именно. Шесть лет тому назад я нашел в Венгрии замечального жеребца, известного своей резвостью; я его купил уж не помню за сколько; платил Бертуччо. В тот же год он произвел тридцать два жеребен. Мы с вами сделаем смотр всему потомству этого отца; они все какодин, без единого пятнышка, кроме звезды на лбу, потому что этому баловню конского завода выбирали кобыл, как паше выбирают наложниц.
- Восхитительно!.. Но скажите, граф, на что вам столько лошадей?
- Вы же видите, я на них езжу.
- Но ведь не все время вы ездите?
- Когда они мне больше не будут нужны. Бертуччо продаст их; он ут- верждает, что наживет на этом тысяч сорок.
- Но ведь в Европе даже короли не так богаты, чтобы купить их.
- В таком случае он продаст их любому восточному владыке, который, чтобы купить их, опустошит свою казну снова наполнит ее при помощи па- лочных ударов по пяткам своих подданных.
- Знаете, граф, что мне пришло в голову?
- Говорите.
- Мне думается, что после вас самый богатый человек в Европе это го подин Бертуччо.
- Вы ошибаетесь, виконт. Я уверен, если вывернуть карманы Бертуччо, не найдешь и гроша.
- Неужели? - сказал Альбер. - Так ваш Бертуччо тоже чудо? Не заводите меня так далеко в мир чудес, дорой граф, не то, предупреждаю, я перес- тану вам верить.
- У меня нет никаких чудес, Альбер; цифры и здравый смысл - вот и все. Вот вам задача: управляющий ворует, но почему он ворует?
- Такова его природа, мне кажется, - сказал Альбер, - он ворует пото- му, что не может не воровать.
- Вы ошибаетесь: он ворует потому, что у него есть жена, дети, потому что хочет упрочить положение свое и своей семьи, а главное, он не увен в том, что никогда не расстанется со своим хозяином, и хочет обеспечить своеудущее. А Бертуччо один на свете; он распоряжается моим кошельком, не преследуя личного интереса; он уверен, что никогда не расстанется со мной.
- Почему?
- Потому что лучшего мне не найти.
- Вы ртитесь в заколдованном кругу, в кругу вероятностей.
- Нет, это уверенность. Для меня хороший слуга тот, чья жизнь и смерть в моих рух.
- А жизнь и смерть Бертуччо в ваших руках? - спросил Альбер.
- Да, - холоднответил Монте-Кристо.
Есть слова, которые замыкают беседу, как желная дверь. Именно так прозвучало "да" графа.
Дальнейший путь совершался с такой же скоростью; тридцатдве лошади, распределенные на восемь подстав, пробежали сорок восемь лье в восемь часов.
В середине ночи подъехали к прекрасному парку. Привратник стоялу распахнутых ворот. Он был предупрежден конюхом последней подставы.
Был второй час. Альбера провели в его комнаты. Его ждала ванна и ужин. Лакей, который ехал на запятках кареты, был к его услугам; Батис- тен, ехавший на козлах, был к услугам графа.
Альбер принял ванну, поужал и лег спать. Всю ночь его баюкал мелан- холичный шум прибоя. Встав с постели, он распахнул стеклянную дверь и очутился на маленькой терре; впереди открывался вид на море, то есть на бесконечность, а сзади - на прелестный парк, примыкающий к роще.
В небольшой бухте покачивался на волнах маленький корвет с узким ки- лем и стройным рангоутом; на гафеле развевался флаг с гербом Монте-Крис- то: золотая гора на лазоревом море, увенчанная червленым крестом; это могло быть иносказанием имени Монте-Кристо, напоминающего о Голгофе, ко- торую страсти Спасителя сделали горой более драгоценной, чем золото, и о позорном кресте, освященном его божественной кровью, но могло быть и на- меком на личную драму, погребенную в неведомом прошлом этого загадочного человека.
Вокруг корвета покачивались несколько хун, принадлежавших рыбакам соседних деревень и казавшихся смиренными подданными, ожидающими повеле- ний своего короля.
Здесь, как и повсюду, где хоть на два дня останавлался Монте-Крис- то, жизнь была налажена с величайшим комфортом; так что она с первой же кунды становилась легкой и приятной.
Альбер нашел в своей прихожейва ружья и все необходимые охотничьи принадлежности. Одна из комнат в первом этаже была отведена под хитроум- ные снаряды, которые англичане великие рыболовы, ибо они терпеливы и праздны, - все еще не могут ввести в обиход старозаветных французских удильщиков.