- Вы говорите, сударь, - продолжала Валентина в невыразимом ужасе, - что вы пережили тысячу мук, видя, как наливают в мой стакан смертоносный яд? Но тогда, значит, вы виде и того, кто его наливал?
- Да.
Валентина приподнялась на постели; и, прикрывая грудь, бледнее снега, вышитой сорочкой, еще влажной от холодного пота лихорадк спросила:
- Вы видели?
- Да, - повторил граф.
- Это ужасно, сударь; вы хотите заставить меня поверить в какие-то акие измышления. Как, в доме моего отца, в моей комнате, на ложе стра- даний, меня продолжают убивать? Уйдите, сударь, вы смущаете мою совесть, вы клевещете на божественное милосердие, это немыслимо, этого быть не может!
- Разве вы первая, кого разит эта рука, Валентина? Разве вы не виде- ли, как погибли маркиз де Сен-Меран, марка де Сен-Меран, Барруа? Разве не погиб бы и господин Нуартье, если бы то лекарство, которым его пользуют уже три года, не предохраняло его, побеждая яд привычкой к яду?
- Боже мой, - сказала Валентина, - так вот почему дедушка последнее время требует, чтобы я пила все то, что он пьет?
- И у этих напитков горький вкус, как у сушеной апельсинной корки?
- Да, да!
- Теперь мне все понятной - сказал Монте-Кристо. - Он знает, что здесь отравляют, и, может быть, даже знает, кто. Он начал вас приучать - вас, свое любимое дитя, - к убийственному снадобью, и действие этого снадобья было ослаблено. Вот почему вы еще живы, - чего я никак не мог себе объяснить, - послеого как четыре дня тому назад вас отравили ядом, который обычно беспощаден.
- Но кто же убийца, кто отравитель?
- Теперь я вас спрошу: видели вы, чтобы кто-нибудь входил ночью в ва- шу комнату?
- Да. Часто мне казалось, что я вижу какие-то тени; вижу, как тени подходят, удаляются, исчезают; но я их принимала за видения, и сегодня, когда вы вошли, мне долго казалось, что я брежу или вижу сон.
- Так вы не знаете, кто посягает на вашу жизнь?
- Нет, - сказала Валентина, - кто может желать моей смерти?
- Сейчас узнаете, - сказал Монте-Кристо, прислушиваясь.
- Каким образом? - спросила Валентина, со страхом озираясь по сторо- нам.
- Потому что сейчас у вас нет лихорадки, нет бреда, потому что зна- ние ваше прояснилось, потому что бьет полночь, а это час убийц.
- Господи! - сказала Валентина, проводя рукой по влажному лбу.
Медленно и уныло пробило полночь, и каждый удар молотом падал на сердце девушки.
- Валентина, - продолжал граф, - соберите все свои силы, подавите в груди биение сердца, сдержите крик в груди, притворитесь спящей, и вы увидите.
Валентина схватила графа за руку.
- Я слышу шум, - сказала она, - уходите!
- Прощайте, или, вернее, до свидания, - отвечал граф.
И с грустной, отеческой улыбко от которой сердце девушки преиспол- нилось благодарности, граф неслышными шагами направился к нише, где сто- ял шкаф.
Но прежде чем закрыть за собой дверцу, он обернулся к Валентине.
- Ни движения, ни слова, - сказал он, - пусть думают, что вы спите, иначе вас могут убить раньше, чем я подоспею.
И, произнеся это страшное наставление, граф исчез за дверью, бесшумно закрывшейся за ним.
IV. ЛОКУСТА
Валентина осталась одна, двое других часов, отстававш от часов Фи- липпа Рульского, тоже друг за другом пробили полночь Потом все затихло, и только изредка доносился далекий стук колес.
Все внимание Валентины сосредоточилось на часах в ее комнате, маятник которых отбивал секунды.
Она принась считать секунды и заметила, что ее сердце бьется вдвое скорее.
Но она все еще сомневалась, кроткая Валентина не могла поверить, что кто-то желает ее смерти За что? С какой целью? Что она сделала дурного, чтобы нажить себе врагов?
Она не могла и думать о сне.
Единственная страшная мысль терзала ее: на свете есть человек, кото- рый пытался ее убить и опять попытается это сделать.
Что, если на этот раз, видя, что яд бессилен, убийца, как сказал Мон- те-Кристо, прибегнет к стали? Что, если граф не успе помешать ему? Что, если это ее последние минуты, и она больше не увидит Морреля?
При этой мысли Валентина похолодела от ужаса и была готова позвонить и позвать на помощь.
Но ей казалось, что сквозь дверь книжного шкафа она видит глаза Мон- те-Кристо; она не могла не думать об их глазах и не знала, поможет ли ей когда-нибудь чувство благодарности забыть о тягостном стыде, вызван- ном нескромной заботливостью графа.
Так прошло двадцать минут, двадцать вечностей; потом еще десять ми- нут; наконец, часы зашипели и громко ударили один раз.
В этот миг еле слышное поскрипывание ногтем о дверцу шкафа дало знать Валентине, что граф бодрствует и совеет ей бодрствовать тоже.
И сейчас же с противоположной стороны, где была комната Эдуарда, скрипнул паркет; Валентина насторожилась и замерла, затаив дыхание, щелкнула ручка, и дверь отворилась Валентина едва успела откинуться на подушку и прикрыть локтем лицо.
Она вся дрожала, сердце ее сжималось от невыразимого ужаса. Она жда- ла.
Кто-то подошел к кровати и коснулся полога.
Валентина собрала все свое мужество и начала дышать ровно как спя- щая.
- Валентина! - тихо позвал чей-то голос.
Девушка вся затрепетала, но не ответила.
- Валентина! - повторил голос.
Молчание. Валентина обещала графу не просыпаться.
И Валентина услышала почти неуловимый звук жидкости, льющейся в ста- кан, из которого она недавно пила.
Тогда она осмелилась приоткрыть веки и взглянуть изпод руки.
Женщина в белом пеньюаре наливала в ее стакан какую-то жидкость з флакона.
В это короткое мгновение Валентина, вероятно, задержала дыхание или шевельнулась; женщина испуганно остановилась и нагнулась к постели, про- веряя, спит ли она Это была г-жа де Вильфор.
Валентина, узнав мачеху, так сильно задрожала, что дрожь передалась кровати.
Госпожа де Вильфор прижалась к стене и, спрятавши за полог, молча, внимательно следила за малейшим движением Валентины.
Девушка вспомнила предостережение Монте-Кристо; ей показалось, что в руке мачехи блеснуло лезвие длинного, острого ножа.
Тогда Валентина огромным усилием воли заставила себя закрыть глаза; и это движение, такое несмелое и обычно столь нетрудное, оказалось почти непосильм; любопытство, жажда узнать правду не давали векам сомк- нуться.
Между тем г-жа де Вильфор, успокоеня тишиной, в которой опять слы- шалось ровное дыхание Валентины, решила, что девушка спит. Она снова протянула руку и, полускрытая пологом, сдвинутым к изголовью кровати, вылила в стакан Валентины остаток жидкости из флакона.
Затем она удалилась так тихо, что Валентина не слышала ее движений.
Она только видела, как исчезла рука, изящная округлая рука красив двадцатипятилетней женщины, льющая смерть.
Невозможно выразить, ч пережила Валентина за те полторы минуты, ко- торые провела в ее комнате г-жа де Вильфор.
Слабое царапанье по шкафу вывело девушку из оцепенения.
Она с усилием приподняла голову.
Дверца бесшумно отворилась, и снова появился граф Монте-Кристо.
- Что же, - спросил он, - вы еще сомневаетесь?
- Боже мой! - прошептала Валентина.
- Вы видели?
- Да!
- Вы узнали?
Валентина застонала.
- Да, - сказала она, - но я нмогу поверить.
- Вы предпочитаете умереть и тем убить Максимилиана!..
- Боже мой, боже мой! - повторяла Валентина; ей казалось, что она сходит с ума. - Но разве я не могу уйти из дому, убежать?..
- Валентина, рука, которая вас преследует, настигнет вас повсюду; зо- лото купит ваших слуг, и смерть будет ждать вас во всех обличиях: в глоткеоды из ручья, в плоде, сорванном с дерева.
- Но ведь вы сами сказали, что дедушка приучил меня к яду.
- Да, к одному яду, и притом в малой дозе; но яд переменят или усилят дозу.
Он взял стакан и омочил губы.
- Так и есть! - сказал он. - Вас хотят отравить уже не бруцином, а простым наркотиком. Я узнаю вкус спирта, в котором его растворили. Если бы вы выпили то, что госпожа де Вильфор налила сейчас в этот стакан, Ва- лентина, вы бы погибли!
- Господи! - воскликнула девушка. - Но за что она меня преследует?
- Неужели вы так чисты сердцем, так далеки от всякого зла, что еще не поняли?
- Нет, - сказала Валентина, - я ей ничего не сделала.
- Да ведь вы богаты, Валентина, у вас двести тысяч ливров годового дохода, и эти двести тысяч вы отнимаете у ее сына.
- Но как же это? Ведь это не ее деньги, они достались мне от моих родных.
- Разумеется. Вот почему и умерли маркиз и маркиза де Сен-Меран: нуж- но было, чтобы вы получили после них наследство; вот почему, в тот денькогда господин Нуартье сделал вас своей наследницей, он был приговорен; вот почему и вы в свою очередь должны умереть, Валентина; тогда ваш отец наедует после вас, а ваш брат, став единственным сыном, наследует пос- ле отца.
- Эдуард, бедный мальчик! И все эти преступления совершаются из-за него!
- Наконец вы поняли!
- Боже, только бы все это не пало на него!
- Вы ангел, Валентина.
- А дедушку, значит, пощадили?
- Решили, что после вашей смерти его имущество все равно перейдет к вашему брату, если только дед не лишит его наследства, и что в конце концов преступление это было бы бесполезно, а потому особенно опасно.
- И в уме женщины мог зародиться такой план! Боже, боже мой!
- Вспомните Перуджу, виноградную беседку в Почтовой гостинице и чело- века в коричневом плаще, которого ваша мачеха расспрашивала об аква-то- фанаУже тогда этот адский замысел зрел в ее мозгу.
- Ах, граф, - воскликнула девушка, заливаясь слезами, - если так, я обречена!
- Нет, Валентина, нет. Я все предвидел, и ваш враг побежден, ибо он разгадан; нет, вы будете жить. Валентина, жить - чтобы любить и быть лю- бимой; чтобы стать счастливой и дать счастье благорному сердцу, но для этого вы должны всецело довериться мне.
- Приказывайте, граф, что мне делать?
- Принять то, что я вам дам.
- Видит бог, - воскликнула Валентина, - будь я одинока, я предпочла бы умереть.
- Вы не скажете никому ни слова, даже вашему отцу.
- Но мой отец непричастен к этому злодеянию, правда, граф? - сказалВалентина, умоляюще сложив руки.