- До завтра! - ответил управляющий.
XI. СУДЬЯ
Читатели, наверное, помнят, что аббат Бузоностался вдвоем с Нуартье в комнате Валентины и что старик и священник одни бодрствовали подле умершей.
Быть может, христианские увещания аббата, его проникновенное милосер- дие, его убедительные речи вернули старику мужество: после того, как священник поговорил с ним, в Нуартье вместо прежнего отчаяния появилось какое-то бесконечное смирение, странное спокойствие, немало удивлявшее тех, кто помнил его глубокую привязанность к Валентине.
Вильфор не видел старика со дня смерти дочери. Весь дом был обновлен: для королевского прокурора был нанят другой лакей, для Нуартье - другой слуга; в услужение к г-же де Вильфор поступили две новые горничные; все вокруг, вплоть до швейцара и кучера, были новые люди; они словно стали между хозяевами этого проклятого дома и окончательно прервали и без того уже холодные отношения, существовавшие между ними. К тому же сессия суда открывалась через три дня, и Вильфор, запершись у себя в кабинете, лихо- радочно и неутомимо подготовлял обвинение против убийцы Кадрусса. Это дело, как и все, к чему имел отношение граф Монте-Кристо, наделало много шуму в Париже. Улики не были бесспорны: они сводились к нескольким сло- ва написанным умирающим каторжником, бывшим товарищем обвиняемого, ко- торого он мог оговорить из ненависти или из мести; уверенность была только в сердце королевского прокурора; он пришел к внутреннему убежде- нию, что Бенедетто виновен, и надеялся, что эта трудная победа принесет ему радость удовлетворенного самолюбия, которая одна еще сколо-нибудь оживляла его оледеневшую душу.
Следствие подходило к концу благодаря неустанной работе Вильфора, ко- торый хотел этим процессом открыть предстоявшую сессию; и ему приходи- лось уединяться более, чем когда-либо, чтобы уклониться от бесчисленных просьб о билетах на заседание.
Кроме того, прошло еще так мало времени с тех пор, как бедную Вален- тину опустили в могилу, скорбь в ме была еще так свежа, что никого не удивляло, если отец так сурово отдавался исполнению долга, который помо- гал ему забыть свое горе.
Од лишь раз, на следующий день после того, как Бертуччо вторично прил к Бенедетто, чтобы назвать ему имя его отца, в воскресенье, Вьфор увидел мельком старика Нуартье; утомленный работой, Вильфор вы- шел в сад и, мрачный, согбенный под тяжестью "неотступн думы, подобно Тарквипию, сбивающему палкой самые высокие маковые головки, сбивал своей тростью длинные увядающие стебли шток-роз, возвышавшся вдоль аллей, словно призраки прекрасных цветов, благоухавших зде летом.
Уже несколько раз доходил он до конца сада, до памятных читателю во- рот у пуующего огорода, и возвращался тем же шагом все по той же ал- лее, как вдруг его глаза невольно обратились к дому, где шумно резвился его сын.
И вот в одном из открытых окон он увидел Нуартье, который велел под- катить свое кресло к этому ок, чтобы погреться в последних лучах еще теплого солнца: мягкий свет заката озарял умирающие цветы вьюнков и баг- ряные листья дикого виногра, вьющегося по балкону.
Взгляд старика был прикован к чему-то, чего Вильфор не мог разгля- деть. Этот взгляд был полон такой исступленной ненависти, горел таким нетерпением, что королевский прокурор, умевший схватывать все выражения этого лица, которое он так хорошо знал, отошел, в сторону, чтобы посмот- реть, на кого направлен этот уничтожающий взгляд.
Тогда он увидел под липами с почти уже обнаженными ветвями г-жу де Вильфор, сидевшую с книгой в руках; время от времени она прерывала чте- ние, чтобы улыбнуться сыну или бросить ему обратно резиновый мячик, ко- торый он упрямо кидал из гостиной в сад.
Вильфор побледнел - он знал, чего хочет старик.
Вдруг взгляд Нуаре перенесся на сына, и Вильфору самому пришлось выдержать натиск эго огненного взора, который, переменив направление, говорил уже о другом, но столь же грозно.
Госпожа де Вильфор, не ведая о перекрестном огне взглядов над ее го- ловой, только что поймала мячик и знаками подзывала сына прийти за ним, а заодно и за поцелуем; но Эдуард заставил себя долго упрашивать, потому что материнская ласка казалась ему, вероятно, недостаточной наградой за труды; наконец он уступил, выпрыгнул в окно прямо на клумбу гелиотропов и китайских астр и подбежал к г-же де Вильфор. Г-жа де Вильфор поцелова- ла его в лоб, и ребенок, с мячиком в одной руке и приршней конфет в другой, побежал обратно.
Вильфор, повинуясь неодолимой силе, словно птица, завороженная взгля- дом змеи, направился к дому; по мере того как он приближался, глаза Ну- артье опускась, следя за ним, и огонь его зрачков словно жег самое сердце Вилора. В этом взгляде он читал жестокий укор и беспощадную уг- розу. И т Нуартье медленно поднял глаза к небу, словно напоминая сыну о забытой клятве.
- Знаю, сударь, - ответил Вильфор. - Потерпите. Потерпите, еще один день; я помню свое обещание.
Эти слова, видимо, успокоили Нуартье, и он отвел взгляд.
Вильфор порывисто расстегнул душивший его ворот, провел дрожащей ру- кой по лбу и вернулся в свой кабинет.
Ночь прошла, как обычно, все в доме спали; один Вильфор, как всегда, не ложился и работал до пяти часов утра, просматривая последние допросы, снятые накануне следователями, сопоставляя показания свидетелей и внося еще больше яснои в свой обвинительный акт, один из самых убедительных и блестящих, какие он когда-либо составлял.
Наутро, в понедельник, должно было состояться первое заседание сес- сии. Вильфор видел, как забрезжило это утро, бледное иловещее, и в его голубоватом свете на бумаге заалели строки, написанные красными чернила- ми. Королевский прокурор прилег на несколько минут; лампа догорала; он проснулся от ее потрескивания и заметил, что пальцы его влажны и красны, словно обагренные кровью.
Он открыл окно; длинная оранжеваполоса пересекала небо и словно разрезала пополам стройные тополя, выступавшие черными силуэтами на го- ризонте. Над заброшенным огородом, по ту сторону ворот, высоко взлетел жаворонок и залился звонкой утренней песней.
На Вильфора пахнуло утренней прохладой, и мысли его прояснились.
- День суда настал, - сказал он с усилием, - сегодня меч правосудия поразит всех виновных.
Его взгляд невольно обратился к окну Нуартье, к тому окну, где он на- кануне видел старика.
Штора была спущена.
И все же образ отца был для него так жив, что он обратился к этому темному окну, словно оно было отворено и из него смотрел грозный старик.
- Да, - прошептал он, - да, будь спокоен!
Опустив голову, он несколько раз прошелся по кабинету, потом, не раз- деваясь, бросился на диван - не столько чтобы уснуть, сколько чтобы дать отдых телу, окоченевшему от усталости и от бессонной ночи за письменным столом.
Понемногу все в доме проснулись; Вильфор из своего кабинета слышал, один за другим, привычные звуки, из которых слагается повседневная жизнь: хлопанье дверей, дребезжанье колокольчика г-жи де Вильфор, зову- щей горничную, первые возгласы Эдуарда, который пробудился радостный и веселый, как пробуждаются в его годы.
Вильфор в свою очередь тоже позвонил. Новый камердинер вошел и подал газеты.
Вместе с газетами он принес чашку шоколада.
- Что это? - спросил Вильфор.
- Шоколад.
- Я не просил. Кто это позаботился обо мне?
- Госпожа де Вильфор. Она сказала, что вам надо подкрепиться, потому что сегодня слушается дело убийцы Бенедетто и вы будете много говорить.
И камердинер поставил на стол у дивана, как и остальные столы зава- ленный бумагами, золоченую чашку.
Затем он вышел.
Вильфор мрачно посмотрел на чашку, потом вдруг взял ее нервным движе- нием и залпом выпил шоколад. Казалось, он надеялся, что этот напиток смертоносен, и призывал смерть, чтобы избавиться от долга, исполнить ко- торый для него было тяжелее, чем умереть. Затем он встал и принялся хо- дить по кабинету, с улыбкой; которая ужаснула бы того, кто ее увидел.
Шолад оказался безвреден.
Когда настал час завтрака, Вильфор не вышел к столу.
Камердинер снова вошел в кабинет.
- Госпожа де Вильфор велела напомнить, что пробило одиннадцать чов и что заседание назначено в двенадцать...
- Ну, и что же? - сказал Вильфор.
- ...и спрашивает, поедет ли она вместе с вами?
- Куда?
- В суд.
- Зачем?
- Ваша супруга говорит, что ей очень хочется присутствовать на этом заседании.
- Ах, ей этого хочется! - сказал Вильфор зловещим тоном.
Камердинер отступил на шаг.
- Если вы желаете ехать один, я так передам, - сказал он.
Вильфор молчал, нервно царапая ногтями бледную щеку.
- Передайте госпоже де Вильфор, - ответил он наконец, - что я хочу с ней поговорить и прошу ее подождать меня у себя.
- Слушаю, сударь.
- А потом придете побрить меня.
- Сию минуту.
Камердинер вышел, потом вернулся, побрил Вильфора и одел во все чер- ное.
Затем он доложил:
- Госпожа до Вифор сказала, что она вас ждет.
- Я иду.
И Вильфор с папками под мышкой, с шляпой в руке направился к комнатам жены.
У дверей он остановился и отер пот со лба.
Затем он отыл дверь.
Госпожа де Вильфор сидела на оттоманке, нетерпеливо перелистывая жур- налы и брошюры, которые Эдуард рл на куски, даже не давая матери их дочитать.
Она была готова к выезду; руки были в перчатках, шляпа лежала на кресле.
- А, вот вы, - сказала она естественным и спокойным голосом. - Боже мой, до че вы бледны! Вы опять работали всю ночь? Почему вы не пришли позавтракать с нами? Ну что же, берете вы меня с собой или я поеду одна с Эдуардом?
Госпожа де Вильфор, как мы видим, задала множество вопросов, но Вильфор стоял перед ней неподвижный, немой, как изваяние.
- Эдуард, - сказал он наконец, повелительно глядя на ребенка, - пойди поиграй в гостиной, мне нужно поговорить с твоей матерью.
Госпожа де Вильфор вздрнула: холодная сдержанность мужа и его реши- тельный тон испугали ее.
Эдуард поднял голову, посмотрел на мать и, видя, что она не подтверж- дает приказ Вильфора, продолжал резать головы своим оловянным солдати- кам.