- Вы ошибаетесь, я не граф Монте-Крист
- Кто же вы?
- Я тот, кого вы продали, предали, обесчестили; я тот, чью невесту вы развратили, тот, кого вы растоптали, чтобы подняться до богатства; я тот, чей отец умер с голоду по вашей вине. Я обрек вас на голодную смерть, и все же вас прощ, ибо сам нуждаюсь в прощении; я Эдмон Дан- тес!
Данглар вскрикнул и упал к его ногам.
- Встаньте, - сказал граф, - я дарую вам жизнь; ваши сообщники не бы- ли столь счастливы: один сошел с ума, другой мертв! Оставьте себеваши пятьдесят тысяч франков, я их вам дарю; а пять миллионов, которые вы ук- рали у сирот, уже возвращены. А теперь ешьте и пейте; сегодня вы мой гость. Вампа, когда этот человек насытится, он свободен.
Данглар, пока граф не удалился, продолжал лежать ничком; когда он поднял голову, он увидел только исчезавшую в проходе смутную тень, перед которой склонялись разбойники.
Вампа испоил приказание графа, и Данглару были поданы лучшие плоды и лучшее вино Италии; затем его посадили в его почтовую карету, провезли по дороге и высадили у какого-то дерева.
Он просидел под ним до утра, не зная, где он.
Когда рассвело, он увидел поблизости ручей; ему хотелось пить, и он подполз к воде.
Наклонившись, чтобы напиться, он увидел, что волосы его поседели.
XX. ПЯТОЕ ОКТЯБРЯ
Было около шести часов вечера; опаловый свет, пронизываемый золотыми лучами осеннего солнца, падал с неба на голубые волны моря.
Дневной жар понемногу спадал, и уже веял тот легкий ветерок, что ка- жется дыханием самой природы, просыпающейся после знойного полуденного сна: сладостное дуновение, которое освеет берега Средиземного моря и несет от побережья к побережью аромат деревьев, смешанный с терпким за- пахом моря.
По этому огромному озеру, простирающемуся от Гибралтара до Дарданелл и от Туниса до Венеции, скользила в первой вечерней дымке легкая, строй- ная яхта. Казалось, это скользит по воде распластавший крылья лебедь. Она неслась стремительная и грациозная, оставляя позади себя фосфоресци- рующий след.
Последние лучи солнца угасли на горизонте; но, словно воскрешая осле- пителье вымыслы античной мифологии, его нескромные отблески еще вспы- хивали на гребнях волн, выдавая тайну Амфитриты: пламенный бог укрылся на егруди, и она тщетно пыталась спрятать возлюби ленного в лазурных складках своего плаща.
Яхта быстро неслась вперед, хотя казалось, ветер был так слаб, что не растрепал бы и локоны на девичьей головке.
На баке стоял человек высокого роста, с бронзовым цветом лица, и смотрел неподвижным взглядом, как навстречу ему приближалась земля, тем- ным конусом выступавшая из волн, подобно исполинской каталонской шляпе.
- Это и есть Монте-Кристо? - задумчиво и печально спросил путешест- венник, по-видимому распоряжавшийся маленькой яхтой.
- Да, ваша милость, - отвечал капитан, - мы у цели.
- Мы у цели! - прошептал путешественник какойто непередаваемой грустью.
Затем он тихо прибавил:
- Да, здь моя пристань.
И он снова погрузился в думы: на губах его появилась улыбка печальнее слез.
Спустя несколько минут на берегу вспыхнул слабый, тотчас же погасший свет, и до яхты донесся звук выстрела.
- Ваша милость, - сказал капитан, - с берега нам подают сигнал; хоти- те сами на него ответить?
- Какой сигнал? - спросил тот.
Капитан показал рукой на остров: к вершине его поднимался одинокий белесый дымок, расходящийся в воздухе.
- Да, да! - сказал путешественник, как бы очнувшись от сна. - Хорошо.
Капитан подал ему заряженный карабин; путешественник взял его, мед- ленно поднял и выстрелил.
Не прошло и десяти минут, как уже спустили паруса и бросили якорь в пятистах шагах от небольшой пристани. На волнах уже качалась шлюпка с четырьмя гребцами и левым; путешественник спустился в нее, но вместо того чтобы сесть на корме, покрытой для него голубым ковром, скрестил руки и остался стоять.
Гребцы ждали команды, приподняв весла, словно птицы, которые сушат свои крылья.
- Вперед! - сказал путешественник.
Четыре пары весел разом, без всплеска, опустились в воду; и шлюпка, уступая толчку, понеслась стрелой.
Через минуту они уже были в маленькой бухте, расположенной в рассели- не скал, и шлюпка врезалась в песчаное дно.
- Ваша милость, - сказал рулевой, - двое гребцов перенесут вас на бе- рег.
Путешественник ответил на это предложение жестом полного безразличия, спустил ноги за борт и соскользнул в воду, которая дошла ему до пояса.
- Напрасно вы это, ваша милость, - пробормотал рулевой, - хозяин бу- дет нас бранить.
Путешественник, не отвечая, пошел к берегу, следом за двумя матроса- ми, выбиравшими наиболее удобный грунт.
Шагов через тридцать они добрались до суши; путешественник отряхнулся и стал озираться, стараясь угадать, в какую сторону его поведут, потому что уже соем стемнело.
Едва он повернул голову, как на плечо ему легла чьятоука, и раздал- ся голос, от звука которого он вздрогнул.
- Добро пожаловать, Максимилиан, - сказал этот голос, - вы точны, благодарю вас.
- Это вы, граф! - воскликнул Моррель и стремительно, почти радостно сжал обеими руками руку Монте-Кристо.
- Как видите, я так же тон, как вы; но вы промокли, дорогой мой; вам надо переодеться, как сказала бы Калипсо Телемаху. Идемте, здесь для вас приготовлено жилье, где вы забудете и усталость и холод.
Монте-Кристо заметил, что Моррель обернулся; он немного подождал.
самом деле Моррель удивился, что привезшие его люди ничего с него не спросили и скрылись прежде, чем он успел им заплатить. Он услышал удары весел по воде: юпка возвращалась к яхте.
- Вы ищете своих матросов? - спросил граф.
Да, они уехали, а ведь я не заплатил им.
- Не беспокойтесь об этом, Максимилиан, - сказал, смеясь, Монте-Крис- то, - у меня с моряками договор, по которому доставка на мой остров то- варов и путешественников происходит бесплатно. Я абонирован, как говорят в цивилизованных странах.
Моррель с удивлением посмотрел на графа.
- Вы здь совсем другой, чем в Париже, - сказал он.
- Почему?
- Здесь вы смеетесь.
ЧелМонте-Кристо сразу омрачилось.
- Вы правы, Максимилиан, я забылся, сказал он, - встреча с вами - счастье для меня, и я забыл, что всякое счастье преходяще.
- Нет, нет, граф! - воскликнул Моррель, снова сжимая руки своего дру- га. - Напротив, смейтесь, будьте счастливы и докажите мне вашим равноду- шием, что жизнь тяжела только для тех, кто страдает. Вы милосердны, вы добры, вы великодушны, и вы притворяетесь веселым, чтобы вселить в меня мужество.
- Вы ошибаетесь, Моррель, - сказал Монте-Кристо, - я в самом деле чувствовал себя счастливым.
- Так вы забыли обо мне; тем чше.
- Почему?
- Вы ведь знаете, мой друг, что я, как гладиатор, приветствующий в цирке великого императора, говорюам: "Идущий на смерть приветствует тебя".
- Так вы не утешились? - спросил Монте-Кристо, бросая на него зага- дочный взгляд.
- Неужели вы могли подумать, что это возможно? - с горечью сказал Моррель.
- Поймите меня, Максимилиан, - сказал граф. - Вы не считаете меня пошляком, бросающим слова на ветер? Я имею право спрашивать, утешились ли вы, ибо для меля человеческое сердце не имеет тайн. Посмотрим же вместе, что скрыто в самой глубине вашего сердца. Терзает ли его по-прежнему нестерпимая боль, от которой содрогается тело, как содрога- ется лев, ужаленный москитом? Мучит ли по-прежнему та палящая жажда, ко- торую может утолить только могила, то безутешное горе, которое выбрасы- вает человека из жизни и гонит его навстречу смерти? Быть может, в вашем сердце просто иссякло мужество, уныние погасило в нем последний луч на- дежды, и оно, утратив память, уже не в силах более плакать? Если так, если у вас больше нет слез, если вам кажется, что ваше сердце умерло, ли у вас нет иной опоры, кроме бога, и ваш взгляд обращен только к не- бу, тогда, друг мой, вы утешились, вам не на что больше сетовать.
- Граф, - отвечал Моррель кротко и в то же время твердо, - выслушайте меня, как человека, который перстом указывает на землю, а глаза возводит к небу. Я пришел к вам, чтобы умереть в объятиях друга. Конечно, есть люди, которых я люблю: я люблю свою сестру, люблю ее мужа; но мне жно, чтобы в последнюю минуту кто-то улыбнулся мне и раскрыл сильные объятия. Жюли разразилась бы слезами и упала бы в обморок; я увидел бы ее стра- ния, а я довольно уже страдал; Эмманюель стал бы отнимать у меня писто- лет и поднял бы крик на весь дом. Вы же, граф, дали мне слово, и так как вы больше, чем человек, и я считал бы вас божеством, если бы вы не были смертны, вы проводите меня тихо и ласково к вратам вечности.
- Друг мой, - сказал граф, - у меня остается еще одно сомнение: может быть, вы так малодушны, что рисуетесь своим горем?
- Нет, граф, взгляните на меня: все просто, и во мне нет малодушия, - сказал Моррель, протягивая графу руку, - мой пульс не бьется ни чаще, ни медленнее, чем всегда. Я дошел до конца пути; дальше я не пойду. Вы на- зываете себя мудрецом - и вы говорили мнечто надо ждать и надеяться; а вы знаете, к чему это привело? Я ждал целый месяц - это значит, что я целый месяц страдал! Человек жалкое и несчастное создание: я надеялся, сам не знаю на что, на что-то неизведанноенемыслимое, безрассудное! На чудо... но какое? Один бог это знает, бог, омрачивший наш разум безумием надежды. Да, я ждал; да, я надеялся; и за те четверть часа, что мы бесе- дуем, вы, сами того не зная, истерзали мне сердце, потому что каждое ва- ше слово доказывало мне, что для меня нет больше надежды. Как ласково, как нежно убаюкает меня смерть!
Моррель произнес последние слова с такой страстной силой, что гр вздрогнул.
- Граф, - продолжал Моррель, видя, что Монте-Кристо не отвечает. - Пятого сентября вы потребовали от меня месячной отсрочки. Я согласил- ся... Друг мой, сегодня пятое октября. - Моррель посмотре на часы. - Сейчас девять часов; мне осталось жить еще три часа.
Хорошо, - отвечал Монте-Кристо, - идем.
Моррель машинально последовал за графом, и даже не заметил, как они вошли в пещеру.