Фариа посмотрел на юношу, такого благородного, великодушного и безыс- кусственного, и на лице его, одушевленном самой чистой преданностью, прочел искренность его любви и чистосердечие его клятвы.
- Хорошо, - сказал больной, - я принимаю вашу жертву. Спасибо.
он протянул Эдмону руку.
- Быть может, ваша бескорыстная преданность будет вознаграждена, - сказал он, - но так как я не могу, а вы не хотите уйти отсюда, то нам надо заложить ход под галереей. Часовой может обратить внимание на гул- кое место и позвать надзирателя; тогда все откроется, и нас разлучат. Ступайте, займитесь этим делом, в котором, к сожалению, я уже не могу вам помочь. Употребите на это всю ночь, если нужно, и возвращайтесь завтра утром после обхода. Мне нужноказать вам нечто очень важное.
Дантес пожал руку аббату, который успокоил его улыбкой, и послушно и почтительно вышел от своего старого Друга.
XVIII. СОКРОВИЩА АББАТА ФАРИА
Наутро, войдя в камеру своего товарища по заключению, Дантес застал аббата сидящим на постели. Лицо его было спокойно; луч солнца, проникав- ший через узкое окно, падал на клочок бумаги, который он держал в левой руке, - правой, как читатель помнит, он не владел; листок долго хранился в виде туго свернутой трубки и, вероятно, поэтому плохо раскручился.
Аббат молча указал Дантесу на бумагу.
- Что это такое? - спросил Дантес.
- Посмотрите хорошенько, - отвечал аббат с улыбкой.
Я смотрю во все глаза, - отвечал Дантес, - и вижу только обгоревшую бумажку, на которой какими-то странными чернилами написаны готические буквы.
- Эта бумага, друг м, - сказал Фариа, - теперь я вам все могу отк- рыть, ибо я испытал вас, - эта бумага - мое сокровище, половина которо- го, начиная с этой минуты, принадлежит вам.
Холодный пот выступил лбу Дантеса. До сего дня он старался не го- ворить с аббатом об этом сокровище, изза которого несчастный старик прослыл сумасшедшим; в силу врожденного такта Эдмон не хотел касаться этого больного места, сам Фариа тоже молчал; это молчание Эдмон принимал за возвращение рассудка. И вот теперь эти слова, вырвавшиеся у старика после тяжелого припадка, казалось, свидетельствовали о новом приступе душевного недуга.
- Ваше сокровище? - прошептал Данс.
Фариа улыбнулся.
- Да, - отвечал он, - у вас благородная душа, Эдмон, и я понимаю по вашей блности, по вашему трепету, что происходит в вас. Успокойтесь, я не сумшедший. Это сокровище существует, Дантес, и если мне не дано бы- ло им владеть, то вы - вы будете владеть им. Никто не хотел ни слушать меня, ни верить мне, потому что все считали меня сумасшедшим; но вы-то знаете, что я в полном разуме; так выслушайте меня, а потом верьте или не верьте, как хотите.
"Увы! - подумал Дантес. - Он опять сошел с ума; недоставало только этого несчастья!"
Потом прибавил вслух:
- Друг мой, припадок изнурил вас; не лучше ли вам отдохнуть? Завтра, если угодно, я выслушаю ваш рассказ, а сегодня мне хочется просто поуха- живать за вами; к тому же, - прибавил он улыбаясь, - не такое уж для нас с вами спешное дело это сокровище!
- Очень спешное, Эдмон! - отвечал старик. - Кто знает, может быть, завтрали послезавтра случится третий припадок. Ведь тогда все будет кончено! Правда, я часто с горькой радостью думал об этих богатствах, котое могли бы составить счастье десяти семейств; они потеряны для тех, кто меня преследовал. Мысль эта была моим мщением, и я упивался ею вораке тюрьмы. Но теперь, когда я простил миру ради любви к вам, те- перь, когда я вижу в вас молодость и будущее, кда я думаю, какое счастье вам может принести моя тайна, я боюсь опоздать, боюсь лишить та- кого достойного владельца, как вы, обладания этизарытым богатством.
Эдмон со вздохом отвернулся.
- Вы все еще не верите, Эдмон, - продолжал Фариа, - слова мои не убе- дили вас. Я вижу, вам нужны доказательства. Извольте. Прочтите эти строчки, которых я никогда никому не показывал.
- Завтра, друг мой, - отвечал Эдмон, не в силах потворствовать безу- мию старика. - дь мы условились поговорить об этом завтра.
- Говорить мы будем зара, а записку прочтите сегодня.
"Не надо сердить его", - подумал Дантес.
Он взял пу сгоревший клочок бумаги и прочитал: в этих пещерах: клад зарыт в сам даль каковой клад завещаю ему и отдаю в по единственному моему наследнику.
25 апреля 149
- Ну что? - спросил Фариа, когда Дантес кончил.
- Да тут только начала строчек, - отвечал Дантесаслова без связи: по- ловина сгорела, и смысл непонятен.
- Для вас, потому что вы читае в первый раз, но не для меня, кото- рый просидел над этим клочком много ночей, воссоздал каждую фразу, каж- дую мысль.
- И вы полагаете, что восстановили утраченный смысл?
- Я в этом уверен; судите сами; но прежде выслушайте историю этого документа.
- Тише! - вскричал Дантес. - Шаги!.. Я ухожу!.. Прощайте!
Дантес, радуясь, что может уклониться от рассказа и от объяснения, которые только подтвердили бы ему сумасшествие его друга, скользнул, как змея, в подземный ход, а Фариа, собрав последние силы, толкнул ногою плиту и прикрыл ее рогожей, чтобы не заметили щелей, которых он не успел присыпать землей.
Вошел комендант; узнав от сторожа о болезни аббата, он пожелал сам взглянуть на него.
Фариа принял его сидя, избегая всякого неловкого движения, так что ему удалось скрыть от коменданта, что правая сторона его тела парализо- вана. Он боялся, что комендант из сострадания к нему велит перевести его в другую, лучшую камеру и таким образом разлучит-с его молодым товари- щем. Но, к счастью, этого не случилось, и комендант удалился в полном убеждении, что у бедного безумца, к которому он в глубине души питал не- которую привязанность, просто легкое недомогание.
Тем временем Дантес, сидя на постели и опустив голо на руки, ста- рался собраться с мыслями. За время своего знакомства с аббатом он видел столько докательств ясного ума, глубочайшей рассудительности и логи- ческой последовательности, что не мог понять, каким образом высочайшая мудрость может проявляться во всем и только относительно одного предмета уступает место помешательству. Кто заблуждается: Фариа, говоря о своем сокровище, или все, считая Фариа сумасшедшим?
Дантес просидел у себя весь день, не решаь вернуться к своему дру- гу. Он старался отдалить ту страшную минуту, когда он убедится, что Фа- риа - сумасшедший.
Вечером, после обычного обхода, не ддавшись Эдмона, Фариа сам попы- тался преодолеть разделявшее их расстояние. Эдмон услышал шорох и сод- рогнулся, представив себе мучительные усилия, с которыми полз разбитый параличом старик. Эдмон принужден был втащить его к себе, потому что старик никак не мог пролезть в узкое отверстие, ведшее в камеру Дантеса.
- Видите, с каким ожесточением я вас преследую, - сказал Фариа, лас- ково улыбаясь, - вы думали уклониться от моей щедрости, но это вам не удастся. Итак, слушайте.
Эдмон, видя, что иного выхода нет, посадил старика на свою кровать, а сам примостился возле него на табурете.
- Вам известно, - сказал аббат, - что я был секретарем, доверенным другом кардинала Спада, последнего представителя древнего рода. Этому достойному вельможе я обязан всем счастьем, которое я зл в жизни. Он не был богат, хотя богатства его рода стали притчей во языцех, и мне часто приходилось слышать выражение: "Богат, как Спада". И он и молва жили за счет этих пресловутых богатств. Его дворец был раем для меня. Я учил его племянников, которые потом скончались, и когда он остался один на свете, то я отплатил ему беззаветной преданностью за все, что он для меня сделал в продолжение десяти лет.
В доме кардинала от меня не было тайн; не раз видел я, как он усердно перелистывает старинные книги и жадно роется в пыли фамильнырукописей. Когда я как-то упрекнул его за бесполезные бессонные ночи, после которых он впадал в болезненное уныние, он взглянул на меня с горькой улыбкой и раскрыл передо мною историю города Рима. В этой книге, в двадцатой главе жизнеописания папы Александра Шестого, я прочел следующие троки, нав- сегда оставшиеся в моей памяти.
Походы в Романье закончились; Цезарь Борджиа, завершив свои завоева- ния, нуждался в деньгах, чтобы купить всю Италию. Папа тоже нуждался в деньгах, чтобы покончить с французск королем Людовиком Двенадцатым, все еще грозным, несмотря на понесные им поражения. Необходимо было задумать выгодное дело, что становилось затруднительным в разоренной Италии.
Его святейшеству пришла счастливая мысль. Он решил назначить двух но- вых кардиналов.
Выбор двух римских вельмож, притом непременно богатых, давал святому отцу следующие выгоды: во-первых, он мог продать доходные места и высо- кие должности, занимаемые обоими будущими кардиналами; во-вторых, он мог надеяться на щедрую плату за две кардинальские шапки.
Оставалась еще третья сторона дела, о которой мы скоро узнаем.
Папа и Цезарь Борджиа наметили двух кардиналов: Джованни Роспильози, занимавшего четыре важнейшие должности при святейшем престоле, Чезаре Спада, одного из благороднейших и богатейших вельмож Рима. Оба дорого ценили папскумилость. Оба были честолюбивы. Затем Цезарь Борджиа нашел покупателей на их должности.
Таким образом Роспильози и Спада заплатили за кардинальство, а еще восемь человек заплатили за должности, прежде занимаем двумя новыми кардиналами. Сундуки ловких дельцов пополнились восемьюстами тысячами скудо.
Перейдем к третьей части сделки. Обласкав Роспильози и Спада, возло- жив на них знаккардинальского звания и зная, что для уплаты весьма ощутимого долга благодарности и для переезда на жительство в Рим они должны обрати свои состояния в наличные деньги, папа, вкупе с Цезарем Борджиа, пригласил обоих кардиналов на обед.
По этому поводу между отцом и сыном завязался спор. Цезарь стал, что достаточно применить одно из тех средств, которые он всегда держал наготове для своих ближайших друзей, а именно: пресловутый ключ,оторым то одного, то другого просили отпереть некий шкаф. На ключе был крохот- ный железный шип - недосмотр слесаря. Каждый, кто трудился над тугим замком, накалывал себе палец и на другой день умирал. Был еще перстень с львиной головой, который Цезарь надевал, когда хотел пожать руку той или иной особе. Лев впивался в кожу этих избранных рук, и через сутки насту- пала смерть.