- Послушай, Мерседес, - говорил молодой чевек, - скоро пасха, самое время сыграть свадьбу. Ответь же мне!
- тебе уже сто раз отвечала, Фернан, и ты сам себе враг, если опять спрашиваешь меня.
- Ну, так повтори еще, умоляю тебя, повтори еще, чтобы я мог пове- рить. Скажи мне в сотый раз, что отвергаешь мою любовь, которую благос- ловила твоя мать; заставь меня понять, что ты играешь моим счастьем, что моя жизнь или смерть для тебя - ничто! Боже мой! Десять лет мечтать о том, чтобы стать твоим мужем, Мерседес, и потерять эту надежду, которая была единственной целью моей жизни!
- По крайней мере не я поддерживала в тебе эту надежду, - отвечала Мерседес, - ты не можешь меня упрекнуть, что я когда-нибудь завлекала тебя. Я всегда говорила тебе, я люблю те, как брата, но никогда не требуй от меня ничего, кроме этой братской дружбы, потому что сердце мое отдано другому Разве я не говорила тебе этого, Фернан.
- Знаю, знаю, Мерседес, прервал молодой человек - Да, ты всегда бы- ла со мной до жестокости прямодушна, но ты забываешь, что для каталанцев брак только между своими священный закон.
- Ты ошибаешься, Фернан, это не закон, а просто обычай, только и все- го, - и верь мне, тебе не стоит ссылаться на этот обычай. Ты вытянул жребий, Фернан. Если ты еще на свободе, то это просто поблажка, не се- годня так завтра тебя могут призвать на службу. А когда ты поступишь в солдаты, что ты станешь делать с бедной сиротой, горемычной, без денег, у которой нет ничего, кроме развалившейся хижины, где висят старые сети - жалкое наследство, оставленное моим отцом матери, а матерью - мне? Вот год, как она умерла, и подумай, Фернан, ведь я живу почти милостыней! Иногда ты притворяешься, будто я тебе помогаю, и это для того, чтобы иметь право разделить со мной улов; и я принимаю это, Фернан, потому что твой отец был брат моего отца, потому что мы выросли вместе и особенно потому, что отказ мой слишком огорчил бы тебя. Но я чувствую, что деньги, которые я выручаю за твою рыбу и на которые я покупаю себе лен для пряжи, - просто милостыня.
- Не все ли мне равно, Мерседес! Бедная и одинокая, ты мне дороже, чем дочь самого гордого арматора или самого богатого банкира в Марселе! Что надобно нам, беднякам? Честную жену и хорошую хозяйку. Где я найду лучше тебя?
- Фернан, - отвечала Мерседес, покачав головою, - можно стать дурной хозяйкой, и нельзя ручаться, что будешь честной женой, если любишь не мужа, а другого. Будь доволен моей дружбой, потому что, повторяю, это все, что я могу тебе обещать, а я обещаю только то, что могу исполнить наверное.
- Понимаю, - сказал Фернан, - ты терпеливо сносишь свою нищету, но боишься моей. Так знай же, Мерседес, если ты меня полюбишь, я попытаю счастья. Ты принесешь мне удачу, и я разбогатею. Я не останусь рыбаком; я могу наняться конторщиком, могу и с завести торговлю.
- Ничего этого ты не можешь, Фернан; ты солдат, и если ты сейчас в Каталанах, то только потому, что нет войны. Оставайся рыбаком, не строй воздушных замков, после которых действительность покажется тебе еще тя- гостней, и удовольствуйся моей дружбой. Ничего другого я тебе дать не могу.
- Да, ты права, Мерседес, я буду моряком; надену вместо дедовской одежды, корую ты презираешь, лакированную шляпу, полосатую фуфайку и синюю куртку с якорями на пуговицах. Ведь так должен быть одет человек, который сможет тебе понравиться?
- Что ты хочешь сказать? - спсила Мерседес, с гордым вызовом взгля- нув на него. - Что ты хочешь сказать? Я не понимаю тебя.
- Я хочу сказать, Мерседес, так сурова и жестока со мною только потому, что ждешь человека, который одет, как я описал. А вдруг тот, ко- го ты ждешь, непостоянен, а еи не он, непостоянно море?
- Фернан, - вскричала Мерседес, - я думала, что ты добрый, но я ошиб- лась. Ты злой, если на помощь своей ревности призываешь божий гнев! Да, я не скрываю: жду и люблю того, о ком ты говоришь, и если он не вер- нется, я не стану упрекать его в непостоянстве, а скажу, что он умер, любя меня.
Каталанец яростно сжал кулаки.
- Я тебя поняла, Фернан: ты хочешь отомстить ему за то, что я не люб- лю тебя. Ты хочешь скрестить свой каталанский нож с его кинжалом! И что же? Ты лишишься моей дружбы, если будешьобежден; а если победишь ты, то моя дружба обернется ненавистью. Поверь мне, искать ссоры с человеком - плохое средство понравиться женщине,которая этого человека любит. Нет, Фернан, ты не поддашься дурным мыслям. Раз я не могу быть твоей же- ной, ты привыкнешь смотреть на меня, как на друга, как на свою сестру. Притом же, - ибавила она с влажными от слез глазами, - не спеши, Фер- нан: ты сам сейчас сказал - море коварно, и вот уже четыре месяца как он уехал, а за четыре месяца я насчитала много бурь!
Фернан остался холоден; он не старался отереть слезы, бежавшие по ще- кам Мерседес; а между тем за каждую ее слезу он отдал бы стакан своей крови. Но эти слезы лились иза другого!
Он встал, прошелся по хижине и остановился перед Мерседес; глаза его сверкали, кулаки были сжаты.
- Послушай, Мерседес, - сказал он, - отвечай еще раз: это решено?
- Я люблю Эдмона Дантеса, - спокойно ответила девушка, - и, кроме Эд- мона, никто не будет моим мужем.
- И ты будешь всегда любить его?
- До самой смерти.
Фернан со стоном опустил голову, как человек, потерявший последнюю надежду; потом вдруг поднял голову и, стиснув зубы, спросил:
- А если он умер?
- Так и я умру.
- А если он тебя забыл?
- Мерседес! - раздался веселый голос за дверью. - Мерседес!
- Ах!.. - вскричала девушка, не помня себя от счастья и любви. - Вот видишь, он не забыл меня, он здесь!
Она бросилась к двери и отворила ее, крича:
- Сюда, Эдмон! Я здесь!
Фернан, бледный и дрожащий, попятился, как путник, внезапно увидевший змею, и, наткнувшись на свой стул, бессильно опустился на него.
Эдмон и Мерседес бросились друг другу в объятия. Палящее марсельское солнце, врываясь в раскрытую дверь, обливало их потоками света Сначала они не вили ничего кругом. Неизмеримое счастье отделяло их от мира; они говорили несвязными словами, которые передают порывы такой острой радости, что становятся похожи на выражение боли.
Вдруг Эдмон заметил мрачное лицо Фернана, которое выступало из полум- рака, бледное и угрожающее; бессознательно молодой каталанец держал руку на ноже, висевшем у него на поясе.
- Простите, - сказал Дантес, хмуря брови, - я и не заметил, что нас здесь трое.
Затем, обращаясь к Мерседес, он спросил:
- Кто этот господин?
Этот господин будет вашим лучшим другом, Дантес, потому что это мой друг, мой брат, Фернан, тот человек, корого после вас, Эдмон, я люблю больше всех на свете. Разве вы не узнали его?
- Да, узнал, - отвечал Эдмон, и, не выпуская руки Мерседес, он сер- дечно протянул другую руку каталанцу.
Но Фернан, не отвечая на это дружеское движение, оставался нем и нед- вижим, как статуя.
Тогда Эдмон испытующе посмотрел на дрожавшую Мерседес и на мрачного и грозного Фернана.
Один взгляд объяснил ему все. Он вспыхнул от гнева.
- Я не знал, когда спешил к тебе, Мерседес, что найду здесь врага.
- Врага! - вскричала Мерседес, гневно взглянув на двоюродного брата - Найти врага у меня, в моем доме! Ес бы я так думала, я взяла бы тебя под руку и ушла в Марсель, покинув этот дом навсегда.
Глаза Фернана сверкнули.
- И если бы с тобой приключилась беда, мой Эдмон, - продолжала она с неумолимым спокойствием, которое показывало Фернану, что Мерседес про- никла в самую глуну его мрачных мыслей, - я взошла бы на мыс Моржион и бросилась со скалы вниз головой.
Фернан побледнел, как смерть.
- Но ты ошибся, Эдмон, - прибавила она, - здесь у тебя нет врагов, здесь только мой брат рнан, и он сейчас пожмет тебе руку, как предан- ному другу.
И девушка устремила повелительный взгляд на каталанца, который, как завороженный, медленно подошел к Эдмону и протянул ему руку.
Ненависть его, подобно волне, бешеной, но бессильной, разбилась о не- одолимую власть, которую эта девушка имела над ним.
Но едва он дотронулся до руки Эдмона, как почувствовал, что сделал все, что мог, и бросился вон из дому.
- Горе мне! - стонал он, в отчаянии ломая руки. - Кто избавит меня от этого человека! Горе мне!
- Эй, каталанец! Эй, Фернан! Куда ты? - окликнул его чей-то голос.
Фернан круто остановился, озираясь по сторонам, и увидал Кадрусса, сидевшего с Дангларом за столом под деревьями.
- Что же ты не идешь к нам? - сказал Кадру ее. - Или ты так спешишь, что тебе некогда поздороваться с друзьями?
- Особенно, когда перед ними еще почти полная бутылка! - прибавил Данглар.
Фернан ссмысленно посмотрел на них и не ответил ни слова.
- Он совсем ошалел, - сказал Данглар, толкая Кадрусса ногой. - Что, если мы ошиблись, и, вопреки нашим ожиданиям, Дантес торжествует победу?
- Сейчас узнаем, - отвечал Кадрусс и, повернувшись к молодому челове- ку, сказал:
- Ну, что же, каталанец, решаешься или нет?
Фернан отер пот с лица и вошел в беседку; ее тень как будто немного успокоила его волнение, а прохлада освежила истомленное тело.
- Здравствуйте, - сказал он, - вы, кажется, звали меня?
И он без сиопустился на один из стульев, стаявших вокруг стола.
- Я позвал тебя потому, что ты бежал, как сумасшедший, и я боялся, что ты, чего доброго, брошься в море, - сказал, смеясь, Кадрусс. - Черт возьми! Друзей не лько угощают вином; иной раз им еще мешают наг- лотаться воды.
Фернан не то вздохнул, не то всхлипнул и уронил голову на руки.
- Знаешь, что я тебе скажу, Фернан, - продолжал Кадрусс, начиная раз- говор с грубой откровенностью простых людей, которые от любопытства за- бывают все приличия. - Знаешь, ты похож на отставленного воздыхателя!
И он громко захохотал.
- Нет, - отвечал Данглар, - такой молодец не для того создан, чтобы быть несчастным в любви. Ты шутишь, Кадрусс.
- Вовсе не шучу, ты лучше послушай, как он вздыхает. Ну-ка, Фернан, подними нос да отвечай нам. Невеиво не отвечать друзьям, когда они спрашивают о здоровье.
- Я здоров, - сказал Фернан, сжимая кулаки, но не поднимая головы.