- Я плаваю здесь с детства.
- Вы знаете хорошие стоянки?
- Не много найдется портов, даже самых трудных, где я не мобы войти и выйти с закрытыми глазами.
- Ну, что ж, хозяин! - сказал матрос, крикнувший Дантесу "держись!", - если товарищ говорит правду, отчего бы ему не остаться с нами?
- Да, если он говорит правду, - отвечал хозяин с оттенком недовери - Но в таком положении, как этот бедняга, обещаешь много, а исполняешь, что можешь.
- Я исполню больше, чем обещал, - сказал Дантес.
- Ого! - сказал хозяин, смеясь. - Посмотрим.
- Когда вам будеугодно, - отвечал Дантес, вставая. - Вы куда идете?
- В Ливорно.
- В таком случае, вместо того чтобы лавировать и терять драгоценное время, почему бы вам просто не пойти по ветру?
- Потому что тогда мы упремся в Рион.
- Нет, вы оставите его метрах в сорока.
- Ну-ка, возьмитесь за руль, - сказал хозяин, - осмотрим, как вы справитесь.
Эдмон сел у румпеля, легким нажимом проверил, хорошо ли судно слуша- ется руля, и, видя, что, не будучи особенно чутким, оно все же повинует- ся, скомандовал:
- На брасы и булиня!
Четверо матросов, составлявших экипаж, бросились по местам, между тем как хозяин следил за ними.
- Выбирай брасы втугую! Булиня прихватить! - продолжал Дантес.
Матросы исполнили командуовольно проворно.
- А теперь завернуть!
Эта команда была выполнена, как и обе предыдущие, и тартана, уже не лавируя больше, двинулась к острову Рион, мимо которого и прошла, как предсказывал Дантес, оставив его справа метрах в сорока.
- Браво! - сказал хозяин.
- Браво! - повторили матросы.
И все с удивлением смотрели на этого человека, в чьем взгляде пробу- дился ум, а в теле - сила, которых они в нем и не подозревали.
- Вот видите, - сказал Дантес, оставляя руль, - я вам пригожусь хотя бы на время рейса. Если в Ливорно я вам больше не потребуюсь, оставьте меня там, а я из первого жалованья заплачу вам за пищу и платье, которое вы мне дадите.
- Хорошо, - сказал хозяин. - Мы уж как-нибудь поладим, если вы не зросите лишнего.
- Один матрос стоит другого, - сказал Дантес. - Что вы платите това- рищам, то заплатите и мне.
- Это несправедливо, - сказал матрос, вытащивший Дантеса из воды, - вы знаете больше нас.
- А тебе какое дело, Джакопо? - сказал хозяин. - Каждый волен нани-аться за такую плату, за какую ему угодно.
- И то правда, - сказал Джакопо, - я просто так сказал.
- Ты бы лучше ссудил его штанами и курткой, если только у тебя най- дутся лишние.
- Лишней куртки у меня нет, - отвечал Джакопо, - но есть рубашка и штаны.
Это все, что мне надо, - сказал Дантес. - Спасибо, ДРУГ.
Джакопо спустился в люк и через минуту возвратился, неся одежду, ко- торую Дантес натянул на себя с неизъяснимым блаженством.
- Не нужно ли вам чего-нибудь еще? - спросил хозяин.
- Кусок хлеба и еще глоток вашего чудесного рома, который я уже про- бовал; я давно ничего не ел В самом деле он не ел почти двое суток.
Дантесу принесли ломотьлеба, а Джакопо подал ему флягу.
- Лево руля! - крикнул капитан рувому.
Дантес поднес было флягу к губам, но его рука остановилась н полдо- роге.
- Смотрите, - сказал хозяин, - что такое творится в мке Иф?
Над зубцами южного бастиона замка Иф появилось белое облачко.
Секунду спустя до тартаны долетел звук отдаленного пушечного выстре- ла.
Матросы подняли головы, переглядываясь.
- Что это значит? - спросил хозяин.
- Верно, какой-нибудь арестант бежал этой ночью, - скал Дантес, - вот и подняли тревогу.
Хозяин пристально взглянул на молодого человека, который, произнеся эти слова, поднес флягу к губам. Но Дантес потягивал ром с таким невоз- мутимым спокойствием, что если хозяин и заподозрил что-нибудь, то это подозрение только мелькнуло в его уме и тотчас же исчезло.
- Ну и забористый же ром! - сказал Дантес, вытирая рукавом рубашки пот, выступивший у него на лбу.
- Если даже это он, - проворчал хозяин, поглядывая на него, - тем лучше: мне достался лихой малы
Дантес попросил позволения сесть у руля. Рулевой, обрадовавшись сме- не, взглянул на хозяина, который сделал ему знак, что он может переть руль своему новому товарищу.
Сидя у руля, Дантес мог, не возбуждая подозрений, глядеть в сторону Марселя.
- Какое у нас сегодня число? - спросил Дантес у подсевшего к нему Джакопо, когда замок Иф исчез из виду.
- Двадцать восьмое февраля, - отвечал матрос.
- Которого года? - спросил Дантес.
- Как, которого года! Вы спрашиваете, котороггода?
- Да, - отвечал Дантес, - я спрашиваю, которого года.
- Взабыли, в котором году мы живем?
- Что поделаешь! - сказал Дантес, смеясь. - Я так перепугался сегодня ночью, что чуть не лишился рассудка, и у меня совсем отшибло память; а потому я и спрашиваю: которого года у нас сегодня двадцать восьмое фев- раля?
- Тысяча восемьсот двадцать девятого года, - сказал Джакопо.
Прошло ровно четырнадцать лет со дня заточения Дантеса. Он переступил порог замка Иф девятнадцати лет ороду, а вышел оттуда тридцати трех.
Горестная улыбка мелькнула на его устах; он спрашивал себя, что ста- лось за это время с Мерседес, которая, вероятно, считала его умершим.
Потом пламя ненависти вспыхнуло в его глазах, - он вспомн о трех негодяях, которым был обязан долгим мучительным заточением.
И он снова, как некогда в тюрьме, поклялся страшной клятвой - беспо- щадно отомстить Данглару, Фернану и Вильфору.
И теперь эта Клят была не пустой угрозой, ибо самый быстроходный парусник Средиземного моря уже не догнал бы маленькой тартаны, которая на всех парусах неслась к Ливорно.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I. КОНТРАБАНДИСТЫ
Дантес еще и дня не пробыл на тартане, как уже понял, с кем имеет де- ло. Хотя стойный хозяин "Юной Амелии" (так называлась генуэзская тар- тана) и не учился у аббата Фариа, однако он владел чуть ли не всеми язы- ками, на которых говорят по берегам обширного озера, именуемого Среди- земным морем, - начиная от арабского и кончая провансальским. Это избав- ляло его от переводчиков, людей всегда докучных, а подчас и нескромных, и легчало ему сношения со встречными кораблями, с мелкими прибрежными судами и, наконец, с теми людьми без имени, без родины, без определенной профессии, которые всегда шатаются в морских портах и существуют на ка- кие-то загадочные средства, посылаемые им, вероятно, самим провидением,отому что каких-либо источников пропитания, различимых невооруженным глазом, у них не имеется. Читатель догадывается, что Дантес попал к конабандистам.
Не мудрено, что хозяин взял Дантеса на борт с некоторой опаской; он был весьма известен береговой таможенной страже, а так каи он и эти господа пускались на всевозможные хитрости, чтобы обмануть друг другато он сначала подумал, что Дантес просто таможенный досмотрщик, вос- пользовавшийся этим остроумным способом, чтобы проникнуть в таинства о ремесла. Но когда Дантес, взяв круто к ветру, блестяще вышел из иста- ния, он совершенно успокоился. Потом, когда он увидел облачко дыма, взвившееся, как султан, над бастионом замка Иф и услышал отдаленн звук выстрела, у него мелькнула мысль, не подобрал ли он одного из тех людей, которых, как короля при входе и выходе, чествуют пушечными вырелами; по правде сказать, это тревожило его меньше, чем если бы его гость ока- зался таможенным досмотрщиком; но и это второе подозрение скоро рассея- лось, подобно первому, при виде невозмумого спокойствия Дантеса.
Итак, Эдмон имел то преимущество, что знал, кто его хозяин, между тем как хозяину неизвестно было, кто его новый матрос. Как ни осаждали его старый моряк и товарищи, Дантес не поддавался и не признався ни в чем; он подробно рассказывал о Неаполе и Мальте, которые знал, как Марсель, и повторял своюервоначальную басню с твердостью, делавшей честь его па- мяти Таким образом, генуэзец, при всей своей хитрости, спасовал перед Эдмоном, на стороне которого были кротость, опыт моряка, а главное - умее не выдавать себя.
Притом же генуэзец, быть может, как благоразумный человек, предпочи- тал знать только то, что ему должно знать, и верить только тому, чему выгодно верить.
Так обстояли дела, когда они прибыли в Ливорно.
Тут Эдмону предстояло подвергнуться новому испытанию: проверить, уз- нает ли он самого себя после четырнадцатилетнего заключения. Он помнил довольно ясно, каков он был в молодости; теперь он увидит, каким он стал в зрелые годы. В глазах его товарищей его обет был выполнен. Он уже раз двадцать бывал в Ливорно и знал там одногоирюльника, на улице Сан-Фер- нандо; он отправился к нему и велел остричь волосы и сбрить бороду.
Цирюльник с удивлением посмотрел на этого длинноволосого человека с густой черной бородой, похожего на тициановский портрет. В то время еще не носили длинных волос и бороды, ныне цирюльник удивился бы только, что человек, одаренный от природы таким превосхным украшением, отказывает- ся от него.
Ливорнский цирюльник без лишних слов принялся за работу.
Когда она была окончена и Эдмон почувствовал, что подбородок его гладко выбрит, а волосы острижены до обычн длины, он попросил зеркало.
Как мы уже сказали, ему было теперь тридцать три года; четырнадцати- летнее тюремное заключение произвело болую перемену в выражении его лица.
Дантес вошел в замок Иф с круглым, веселым и цветущим лицом счастли- вого юноши, которому первые шаги в жизни дались легко и торый надеется на будущее, как на естественный вывод из прошлого. От всего этого не ос- талось и следа.
Овал лица удлинился, улыбающийся рот принял твердое и решительное вы- ражение, брови изогнулись; чело пересекла суровая, прямая морщинка, в глазах притаилась глубокая грусть, и временами они сверкали мрачным ог- нем ненависти, кожа лица его, так долго лишенная дневного света и сол- нечных лучей, приняла матовый оттенок, который придает аристократичность лицам северян, если они обрамлены рными волосами, к тому же приобре- тенные им знания наложили на егоерты отпечаток ума и уверенности, хотя от природы он был довольно высого роста, в его фигуре появилась кря- жистость - следствие постоянго накапливания сил.