Шагах в шестидесяти от гави Эдмон, все еще скрытый скалами от глаз товарищей, убедился, что зарубки прекратились; но они не привели к пеще- ре. Перед Эдмоном была болья круглая скала, покоившаяся на мощном ос- новании. Он подумал, что,ожет быть, пришел не к концу, а, напротив то- го, к началу отметок; поэтому он повернул и пошел обратно по той же до- роге.
Тем временем товарищи его занимались приготовлением обеда: ходили за водой к ручью, переносили хлеб и фрукты на берег и жарили козленка. В ту самую мину, когда они снимали жаркое с самодельного вертела, они уви- дели Эдмона, который с проворством и смелостью серны прыгал с утеса на утес; они выстрелили из ружья, чтобы подать ему сигнал. Он тотчас же по- вернулся и со всех сил поспешил к ним. Они следили за о отважными прыжками, укоряя его за безрассудство, и вдруг, как бы для того, чтобы оправдать их опасения, Эдмон оступился па вершине утеса; он зашатался, вскрикнул и скрылся из глаз.
Все разом вскочили, потому что все любили Эдмона, несмотря на то, что чувствовали его превосходство над ними. Однако первым подбежал к нему Джакопо.
Эдмон лежал окровавленный и почти без чувств. Он, по-видимому, упал с высоты двенадцати, пятнадцати футов. Ему влили в рот несколько капель рому, и это лекарство, которое уже однажды так ему помогло, и на сей раз оказало такое же благодетельное действие.
Эдмон открыл глаза и пожаловался на сильную боль в колене, на тяжесть волове и нестерпимую боль в пояснице. Его хотели перенести на берег. Но когда его стали поднимать, хотя этим распоряжался Джакопо, он засто- нал и заявил, что не в силах вытерпеть переноску.
Разумеется, Дантесу было не до козленка; но он потребовал, чтобы ос- тальные, которые не имели, подобно ему, причин поститься, возвратились на бег. Сам же он, по его словам, нуждался только в отдыхе и обнадежил их, что, когда они вернутся, ему будет уже лучше.
Матросы не заставили себя долго упрашивать; они были голодны, до них долетал запах козлятины, а морские волки не церемонятся между собой.
Час устя они возвратились. Все, что Эдмон был в состоянии сделать тем временем, - это проползти несколько шагов и прислониться к мшистому утесу.
Но больго не только не утихла, а, по-видимому, еще усилилась. Ста- рик капитан, которому необходимо было отплыть в то же утро, чтобы выгру- зить товары на границе Пьемонта и Франции, между Ниццей и Фрежюсом, нас- таивал, чтобы Дантес попытался встать. С нечеловеческими усилиями Дантес исполнил его желание, но при каждой попытке он снова падал, бледный и измученный.
- У него сломаны ребра, - сказал шепотом капитан. - Все равно, он славный товарищ, и нельзя его покидать; постараемся перенести его на тартану.
Но Дантес объявил, что он лучше умрет на месте, чем согласится тер- петмуки, которые причиняло ему малейшее движение.
- Ну, что ж, - сказ капитан. - Будь, что будет. Пусть не говорят, что мы бросили без помощи такого славного малого, как вы. Мы поднимем якорь не раньше вечера.
Это предложение очень удивило матросо хотя ни один из них не пере- чил, - напротив. Капитана знали как человека строгого и точного, и не было случая, чтобы он отказывался от своего намерения или хотя бы откла- дывал его исполнение. Поэтому Дантес не согласился, чтобы ради него про- изошло такое неслыханное нарушение заведенного на борту порядка.
- Нет, - сказал он капитану, - я сам виноват и должен быть наказан за свою неловкость: оставьте мне небольшой запас сухарей, ружь пороху и пуль - чтобы стрелять коз, а может быть, и для самозащиты, и кирку, что- бы я мог построить себе жилище на тот случай, если вы заджитесь.
- Но ты умрешь с голоду, - сказал капитан.
- Я предпочитаю умереть, - отвечал Эдмон, - чем терпеть невыносимые страдания.
Капитан взглянул в сторону маленькой гавани, где "Амелия" покачива- лась на волнах, готовясь выйти в море.
- Что же нам делать с тобой, мальтиец? - сказал он. - Мы не можем бросить тебя, но и оставаться нам нельзя.
- Уезжайте! - сказал Дантес.
- Мы пробудем в отлучке не меньше недели, - отвечал капитан, - и нам еще придется свернуть с пути, чтобы зайти за тобой.
- Послушайте, - сзал Дантес, - если через два-три дня вы встретите рыбачью или какую-нибудь другую лодку, идущую в эту сторону, то скажите, чтобы она зашла за мной, я заплачу двадцать пять пиастров за переезд в Ливорно. Если никого не встретите, вернитесь сами.
Капитан покачал головой.
- Послушайте, капитан Бальди, есть способ все уладить, - сказал Джа- копо, - уезжайте, а я останусь с раненым и буду ходить за ним.
- И ты отказался бы от своедоли в дележе, - спросил Эдмон, - чтобы остаться со мной?
- Да, - отвечал Джакопо, - и без сожаления.
- Ты славный малый, Джакопо, - сказал Дантес, - и бог наградит тебя за твое доброе намерение; спасибо тебе, но я ни в ком не нуждаюсь. От- дохнув день-другой, я поправлюсь, а среди этих утесов я надеюсь найти кое-какие травы - превосходное средство от ушибов.
загадочная улыбка мелькнула на губах Дантеса; он крепко пожал руку Джакопо, но был непреклонен в своем решении остаться на острове, и при- том одному.
Контрабандисты оставили Эдмону все, что он просил, и удалились, часто оглядываясь назад и дружески прощаясь с ним, на что Эдмон отвечал, под- нимая одну только руку, словно он и пошевелиться не мог.
Когда они совсем скрылись из виду, Дантес засмеялся.
- Странно, - прошептал он, - что именно среди таких людей находишь преданность и дружбу!
Потом он осторожнвполз на вершину скалы, закрывавшей от него море, и оттуда увидел тартану, которая закончила свои приготовления, подняла якорь, легко качнулась, словно чайка, расправляющая крылья, и тронулась.
Час спустя она исчезла, - во всяком случае с того места, где лежал раненый, ее не былвидно.
Тогда Дантес вскочил на ноги, проворнее и легче дикой серны, прыгаю- щей по этим пустынным утесам среди миртовых и мастиковых деревьев, схва- тил одною рукою ружье, другою кирку и побежал к той скале, у которой кончались зарубки, замеченныем на утесах.
- А теперь, - вскричал он, вспомнив сказку про арабско рыбака, ко- торую рассказывал ему Фариа, - теперь, Сезам, откройся!
III. ВОЛШЕБНЫЙ БЛЕСК
Солнце прошло уже почти треть своего пути, и его майские лучи, жаркие и живительные, падали на утесы, которые, казалось, чувствовали их тепло; тысячи кузнечиков, скрытых в вереске, оглашали воздух однообразным и непрерывным стрекотанием; листья миртов и олив трепетали, издавая почти металлический звук; каждый шаг Эдмона по нагретому солнцем граниту спу- гивал зеленых, как изумруд, ящериц; али, на горных склонах, виднелись резвые серны, так привлекающие охотников; словом, остров казался обитае- мым, полным жизни, и, несмотря на о, Эдмон чувствовал, что он один, под десницей бога.
Его охватило странное чувство, похожее на страх; причиной тому был яркий дневной свет, при котором даже в пустыне нам чудится, что чьи-то пытливые взоры следят за нами.
Это чувство было так сильно, что, раньше чем приняться задело, он отложил кирку, снова взял в руки ружье, еще раз вскарабкался на самую высокую вершину и внимательн глазом окинул окрестность.
Но нужно признаться, что внимание его не было привлечено ни поэтичес- кой Корсикой, на которой он различал даже дома, ни почти неведомой ему Сардинией, ни Эльбой, воскрешающей в памяти великие события, ни едва приметной чертой, тянувшейся на горизонте, которая для опытного глаза моряка означала великолепную Геную и торговый Ливорно; нет, взгляд его искал бригантину, отплывшую на рассвете, и тартану, только что вышедшую в море.
Первая уже исчезла в Бонифациевом проливе; вторая, следуя по противо- положному пути, шла вдоль берегов Корсики, готовясь обогнуть ее.
Это успокоило Эдма.
Тогда он обратил свои взоры на близлежащие предметы. Он увидел, что стоит на самой возвышенной точке остроконечного острова, подобно хрупкой статуе на огромном пьедестале; под ним - ни души; вокруг - ни единой лодки; ничего, кроме лазурного моря, бьющегося о подножие утесо и ос- тавляющего серебристую кайму на прибрежном граните.
Тогда поспешно, но в то же время осторожно, начал спускаться; он очень опасался, как бы его на самом деле не постиг несчастный случай, который он так искусно и удачно разыграл.
Дантес, как мы уже сказали, пошел обратно по зарубкам, сделанным на утесах, и увидел, что следы ведут к маленькой бухточке, укромной, как купальня античной нимфы. Вход в эту бухту был дольно широк, и она была достаточно глубока, чтобы небольшое суденышкороде сперонары могло вой- ти в нее и там укрыться. Тогда, следуя той нити, которая в руках аббата Фариа так превосходно вела разум по лабиринту вероятностей, он решил, ч кардинал Спада, желая остаться незамеченным, вошел в эту бухточку, укрыл там свое маленькое судно, пошел по направлению, обозначенному за- рубками, и там, где они кончаются, зарыл свой клад. Это предположение и привело Дантеса снова к круглому камню.
Только одно соображениееспокоило Эдмона и переворачивало все его представления о динамике: каким образом можно было без непосильного тру- да водрузить этот камень, весивший, вероятно, пять или шесть тысяч фун- тов, на то подобие пьедестала, на котором он покоился?
Вдруг внезапная мысль осенила Дантеса.
- Может быть, его вовсе не поднимали, - сказал он самому себе, - а просто скатили сверху вниз.
И он поспешно взобрался выше камня, чтобы отыскать его первоначальное местоположение.