- Почему?
- А то как же? Их ловят за какое-нибудь мокрое дело, только и всего; как будто корсиканец может не мстить.
- Что вы разумеете под мокрым делом? Убить человека? - спросил Франц.
- Уничтожить врага, - отвечал хозяин, - это совсем другое дело.
- Ну, что же, - сказал Франц. - Пойдем просить гостеприимства у конт- рабандистов и разбойников. А примут они нас?
- Разумеется.
- Сколько их? - Четверо, ваша милость, и два разбойника; всего шестеро.
- И настолько же. Если бы эти господа оказались плохо настроены, то силы у нас равные, и, значит, мы можем с ними справиться. Итак, вопрос решен, едем на Монте-Кристо - Хорошо, ваша милость, но вы разрешите нам принять еще кое-какие ме- ры предосторожности?
- Разумеется, дорогой мой! Будьте мудры, как Нестор, и хитроумны, как Улисс. Я не только разрешаю вам, я вас об этом очень прошу.
- Хорошо. В таком случае молчание! - сказал Гаэтано.
Все смолкли.
Для человека, как Франц, всегда трезво смотрящего па вещи, положение представлялось если и не опасным, то во всяком случае довольно рискован- ным. Он находился в открытом море, в полной тьме, с незнакомыми моряка- ми, которые не имели никаких причин быть ему преданными, отлично знали, что у него в поясе несколько тысяч франков, и раз десь, если не с за- вистью, то с любопытством, принимались разглядывать его превосходное оружие. Мало того: в сопровождении этих людей он причаливал к острову, который обладал весьма благочестивым названием, но ввиду присутствия контрабандистов и разбойников не обещал ему иного гостеприимства, чем то, которое ждало Христа на Голгофе; к тому же рассказ о потоплных су- дах, днем показавшийся ему преувеличенным, теперь, ночью, казался более правдоподобным. Находясь, таким образом, в двойной опасности, быть может и воображаемой, он пристально следил за матросами и не выпускал ружья из рук.
Между тем моряки снова поставили паруса и пошли по пути, уже дважды ими проденному. Франц, успевший несколько привыкнуть к темноте, разли- чал во мраке гранитную громаду, вдолкоторой неслышно шла лодка; нако- нец, когда лодка обогнула угол какого-то утеса, он увидел костер, горев- ший еще ярче, чем раньше, и несколько человек, сидевших вокруг него.
Отблеск огня стлался шагов на сто по морю. Гаэтано прошел мимо осве- щенного пространства, стараясь все же, чтобы дка не попала в полосу света; потом, когда она очутилась как раз напротив костра, он повернуее прямо на огонь и смело вошел в освещенный круг, затянув рыбачью пес- ню, припев которой хором подхватили матросы При первом звуке песни люди, сидевшие у костра, встали, подошли к причалу и начали всматриваться в лодку, по-видимому стараясь распознать ее размеры и угадать ее намерения. Вскоре они, очевидно, удовлетворились осмотром, все, за исключением одного, оставшегося на берегу, вернулись к костру, на котором жарился целый козленок.
Когда лодка подошла к берегу на расстояние двадцати шагов, человек, стоявший на берегу, вскин ружье, как часовой при встрече с патрулем, и крикнул на сардском наречии: - Кто идет?
Франц хладнокровно взвел оба курка.
Гаэтано обменялся с человеком несколькими словами, из которых Франц ничего не понял, хотя речь, по-видимому, шла о нем.
- Вашей милости угодно назвать себя или вы желаете скрыть свое имя? - спросил Гаэтано.
- Мое имя никому ничего не скажет, - отвечал Франц. - Объясните им просто, что я француз и путешествую для своего удовольствия.
Когда Гаэтано передал его ответ, часовой отдал какоето приказание од- ному из сидевших у костра, и тот немедленно встал и исчез между утесами.
Все молчали. Каждый, по-видимому, интересовался только своим делом; Франц - высадкой на остров, матросы - парусами, контрабандты - козлен- ком; но при этой наружной беспечности все исподтишка набдали друг за другом.
Ушедший вернулся, но со стороны, противоположной той, в которую он ушел; он кивнул часовому, тот обернулся к лодке и произнес одно слово:
- S'accomodi.
Итальянское s'accomodi непереводимо. Оно означает в одно и то же вре- мя: "Пожалуйте, войдите, милости просим, будьте, как дома, вы здесь хо- ин". Это похоже на турецкую фразу Мольера, которая так сильно удивляла мещанина во дворянстве множеством содержащихся в ней понятий.
Матросы не заставили просить ся дважды; в четыре взмаха весел лодка коснулась берега. Гаэтано соскочил на землю, обменялся вполголоса еще несколькими словами с часовым; матросы сошли один за другим; наконец, пришел черед Фнца.
Одно свое ружье он повесил через плечо, другое было у Гаэтано; матрос нес карабин. Одет он был с изысканностью щеголя, смешанной с ебреж- ностью художника, что не возбудило в хозяевах никаких подозрений, а ста- ло быть и опасений.
Лодку привязали к берегу и пошли на поиски удобного бивака; по, по-видимому, взятое ими направление не понравилось контрабандисту, наб- людавшему за высадкой, потому что он крикнул Гаэтано:
- Нет, не туда!
Гаэтано пробормотал извинение и, не споря, пошел в противоположную сторону; между тем два матроса зажгли факелы от пламени костра.
Пройдя шагов тридцать, они остановились на площадке, вокруг которой в скалах было вырублено нечто вроде сидений, напоминающих будочки, где можно было караулить сидя. Кругом на узких полосах плодородной земли росли карликовые дубы и густые заросли миртов. Франц опустил факел и, увидев кучки золы, понял, что не он первый оценил удобство этого места и что оно, по-видимому, служило обычным пристанищем для кочующих посетите- лей острова Монте-Кристо.
Каких-либо необычайных событий он уже не ожидал; как только он ступил на берег и убедился если не в дружеском, то во всяком случае равнодушном настроении своих хозяевего беспокойство рассеялось, и запах козленка, жарившегося на костре, напомнил ему о том, что он голоден.
Он сказал об этом Гаэтано, и тот ответил, что ужин - это самое прос- тое дело, ибо в лодке у них есть хлеб, вино, шесть куропаток, а огонь под рукою.
- Впрочем, - прибавил он, - если вашей милости так понравился запах козленка, то я могу предложить нашим соседям двух куропаток в обмен на кусок жаркого.
- Отлично, Гаэтано, отлично, - сказал Франц, - у вас поистине природ- ный талант вести переговор
Тем временем матросы нарвали вереска, наломали зеленых миртовых и ду- бовых веток и развели довольно внушительный костер.
Франц, впиваяапах козленка, с нетерпением ждал возвращения Гаэтано, но тот подошел к нему с весьма озабоченным видом.
- Какие вести? - спросил он. - Они не согласны?
- Напротив, - отвечал Гаэтано. - Атаман, узнав, что вы француз, приг- лашает вас отужинать с ним.
- Он весьма любезен, - сказал Франц, - и я не вижу ичин отказы- ваться, тем более что я вношу свою долю ужина.
- Не в том ло: у него есть чем поужинать, и даже больше чем доста- точно, но он может принять вас у себя только при одном очень странном условии.
- Принять у себя? - повторил молодой человек. - Так он выстроил себе дом?
- Нет, по у него есть очень удобное жилье, по крайней мере, так уверяют.
- Так вы знаете этого атамана?
- Слыхал о нем.
- Хорошее или дурное?
- И то и се.
- Черт возьми! А какое условие?
- Дать себе завязать глаза и снять повязку, только когда он сам ска- жет.
Франц старался прочесть по глазам Гаэтано, что кроется за этим пред- ложением.
- Да, да, - отвечал тот, угадывая мысли Франца, - я и сам пимаю, что тут надо поразмыслить.
- А вы как поступили бы на моем месте?
- Мне-то нечего терять; я бы пошел.
- Вы приняли бы приглашен?
- Да, хотя бы только из любопытства.
- У него можно увидеть что-нибудь любопытное?
- Послушайте, - сказал Гаэтано, понижая голос, - не знаю только, правду ли говорят...
Он посмотрел по сторонам, не подслушивает ли кто.
- А что говорят?
- Говорят, что он живет в подземелье, рядом с которым дворец Питти ничего не стоит.
- Вы грезите? - сказал Франц, садясь.
- Нет, не грежу, - настаивал Гаэтано, - это сущая правда. Кама, руле- вой "Святого Фердинанда", был там однажды и вышел оттуда совсем оторопе- лый; он говорит, что такие сокровища бывают только в сказках.
- Вот как! Да знаете ли вы, что такими словами вы заставите меня спуститься в пещеру Али-Бабы?
- Я повторяю вашей милости только то, что сам слышал.
- Так вы советуете мне согласиться?
- Этого я не говорю. Как вашей милости будет угодно. Не смею совето- вать в подобном случае.
Франц подумал немго, рассудил, что такой богач не станет гнаться за его несколькими тысячами франков и, видя за всем этим только превосход- ный ужин, решил идти. Гаэтано пошел передать его ответ.
Но, как мы уже сказали, Франц был предусмотрителен, а потому хотел узнать как можно больше подробностей о своем странном и таинственном хо- зяине. Он обернулся к матросу, который во время его разговора с Гаэтано ощипывал куропаток с важным видом человека, гордящегося своими обязан- ностями, и спросил его, на чем прибыли эти люди, когда нигде но видно ни лодки, не сперонары, ни тартапы.
- Это меня не смущает, - отвечал матрос. - Я знаю их судно.
- И хорошее судно?
- Желаю такого же вашей милости, чтобы объехать кругом света.
- А оно большое?
- Да тонн на сто. Впрочем, это судно на любителя, яхта, как говорят англичане, но такая прочная, что выдержит любую непогоду.
- А где оно построено?
- Не знаю; должно быть, в Генуе.
- Каким же образом, - продолжал Франц, - атаман контрабандистов не боится заказывать себе яхту в генуэзском порту?
- Я не говорил, что хозяин яхты контрабандист, - отвечал матрос.
- Но Гаэтано как дто говорил.
- Гаэтано видел экипаж издали и ни с кем из них не разговаривал.
- Но если этот человек не атаман контрабандистов, то кто же он?
- Богатый вельможа и путешествует для своего удовольствия.
"Личность, по-видимому, весьма таинственная, - подумал Франц, - раз суждея о ней столь разноречивы".
- А как его зовут?
- Когда его об этом спрашивают, он отвечает, что его зовут Синд- бад-Мореход. Но мне сомнительно, чтобы это было о настоящее имя.
- Синдбад-Мореход?